– В ячейках нет, все осмотрели, товарищ полковник. Я позвонил помощнику. Сейчас он ищет магнитофон по ориентировкам – среди вещей, изъятых в базовых ячейках Ильи Маевского…
– Меня так успокоили! – перебила потерпевшая.
– Одну минуточку.
Она выразительно закатила глаза к потолку.
– «Одну минуточку»! Сколько мы уже времени потеряли?! Может, как раз мой магнитофон сейчас пропивают и закусывают моим же лещом?!
Заливисто прозвенел телефон, Сабодаш снял трубку.
– Хорошо проверил? – Он посмотрел на Холодилина. – Нигде нет, товарищ полковник.
– Действуйте, – приказал заместитель начальника управления.
Он не собирался подменять дежурного, по крайней мере на этом, начальном этапе поиска – включение в розыск необходимого числа сотрудников, организация их работы, знал Холодилин, много важнее для дела, чем появление сейчас в отсеке еще одного дежурного или, в лучшем случае, еще одного инспектора в звании полковника.
Сабодаш словно только и ждал этого распоряжения.
– …Вызывайте наличный инспекторский состав по схеме «Кража в камере хранения», поставьте в известность следователя и эксперта-криминалиста. Дежурного по управлению я проинформирую сам. – Он положил трубку. – Вокзал есть вокзал! Ушки надо держать топориком!
Холодилин заметил время. Потекли минуты, из тех, что оставляли след в «Книге учета происшествий». Заместителю начальника управления неожиданно представилась возможность наблюдать подчиненный аппарат как бы со стороны.
Все так же шли вдоль отсеков пассажиры, их становилось все больше. Заявительница и Сабодаш ждали. Холодилин поглядывал на часы.
Первой появилась в камере хранения капитан Колыхалова, старший инспектор уголовного розыска.
– Что случилось? Здравия желаю, товарищ полковник…
Через минуту прибежал Блохин, вскоре за ним в конце отсека возник Денисов. Инспектора здоровались с заместителем начальника управления, пристраивались рядом с Сабодашем и потерпевшей. Три инспектора – три характера, Холодилин, как опытный работник розыска, представлял их себе в целом: увлекающаяся первой версией Колыхалова; осторожный, недоверчивый Блохин; внешне простоватый, старающийся заглянуть чуть дальше, чем все, Денисов. Каждый из инспекторов словно уже нашел точку приложения своих сил. Блохин присматривался к любопытствующим, собравшимся у бокового отсека. Кира не спускала глаз с потерпевшей. Денисов осматривал автоматическую секцию.
– Вы хорошо помните, что оставили ячейку закрытой? – спросила Колыхалова. – За ручку подергали?
– Извините, родненькая, вы не за ту меня принимаете. Я могла оторвать – так дергала. Ничего, если я буду курить? Дико волнуюсь за вещи…
– Может, кто-то подсмотрел ваш шифр?
– Никто! Я же все понимаю! Если вы написали «Держите в тайне набранный шифр!», – она ткнула в «Правила эксплуатации», висевшие посреди отсека, – будьте уверены: я набрала шифр так, что никто не увидел.
– Тогда я что-то упустила…
– Разрешите, я помогу, не обижайтесь… Давайте рассуждать логически! Раз никто посторонний не мог узнать шифр, тогда… Продолжайте развивать вашу мысль! Эти женщины, дежурные… Вы меня извините, родненькие! – Она обернулась к работникам камеры хранения и тут же снова к Колыхаловой: – Разве нельзя у них посмотреть?! Должны быть какие-то ящички, подсобные каморки… Вы уголрозыск, вам лучше знать! В крайнем случае можно потом извиниться. Я сама, родненькие, перед вами извинюсь…
Даже Холодилин, заинтересовавшись, на время оставил без внимания своих сотрудников.
– Может, вы доверили шифр кому-нибудь вне вокзала? – Колыхалова прервала потерпевшую величественным жестом примадонны. – Кто знал, что ваши вещи здесь?
Женщина застыла, словно наткнулась на неожиданное препятствие.
– Господи, как я могла забыть?! Своей подруге…
– Кому еще? Вспомните.
Денисов участия в разговоре не принимал, рассматривал наружные цифры соседних секций.
– Только ей – я просила съездить за моими вещами. Она вчера приехала ко мне поздно, сказала, что ячейка не открылась. Какая же я слепая…
– Подождите! – возмутилась Колыхалова. – Какие у вас основания подозревать?
– …Я решила, что она что-то напутала, не придала значения! – Заявительница снова закатила глаза к потолку. – Тут мне надо самой… Я ей скажу: «Тоня, родненькая! Пока не поздно! Милиция ничего не знает! Не бери грех на душу!»
– А если не она?
Колыхалова и Блохин обсуждали ситуацию серьезно: потерпевшая не вызывала симпатии, но они не имели права руководствоваться такими критериями, как «симпатия» и «антипатия».
– Извинюсь! «Тоня, – скажу, – родненькая, извини, ради Бога!» – У нее было два обращения – «родненькая» и «друзья мои», – и она поочередно пользовалась обоими. – Вы не могли бы сделать у нее обыск?
Блохин снял шляпу-«дипломат», основательно размял поля.
– А если кто-нибудь вот так покажет на меня, на вас? Что тогда? Обыск?!
– Надо же что-то делать, друзья мои! Не век же стоять здесь!
– Мария Ивановна, – неожиданно обратился Денисов к дежурной по камере хранения, – откройте еще раз ячейку. Пожалуйста.
Зуммер не привлек внимания других пассажиров, они продолжали заниматься своими делами. Денисов заглянул внутрь: несколько пачек в типографской обертке, отрывные календари… Ячейку занимал книгоноша, тот самый, что рекламировал все поступавшие к нему издания как детективы.
Денисов не спеша произвел тщательный осмотр. Книгоноша был человеком предприимчивым, острым на язык, некоторые подходили нарочно, чтобы его послушать. Как-то один из покупателей вернулся к нему с жалобой:
– Вы говорили, детектив! А здесь об осушении торфяника…
Книгоноша и глазом не моргнул:
– Жизнь работяг вас не интересует?! Вам только про жуликов подавай! Где вы трудитесь, любопытно? С удовольствием бы приехал к вам на службу…
Денисов вынул голову из ячейки.
– В этой ячейке лещ не лежал. А если лежал, то давно, – книгоноша никогда не положил бы товар в ящик, пропахший рыбой.
– Извините, друзья мои! – Женщина с силой погасила сигаретку о край урны. – Всему существует предел. Кто-то есть и повыше вас… – Она неплохо разобралась в ситуации и косвенно обращалась к прохаживавшемуся по отсеку Холодилину.
– Мария Ивановна, пожалуйста, проверьте монетоприемник. – Денисов привычно откинул воротник куртки назад.
Дежурная по камере хранения другим ключом – не тем, каким открыла ячейку, – извлекла монетоприемник, стальную копилку, в которой скапливались пятнадцатикопеечные монеты.
– Я так и думал, – Денисов потряс металлической погремушкой, – здесь только одна монета!
– Выходит, я не платила?!
– Выплатили…
Колыхалова на лету поймала его мысль.
– …Только до тридцатого декабря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44