Не было случая, чтобы она не оправдала его ожидания.
Сегодня на ней изумрудный пеньюар поверх черного пояса с резинками, чулки и туфли на высоких, возбуждающих Фрэнка каблуках. Она медленно поворачивается кругом, давая Фрэнку возможность хорошенько разглядеть себя, а потом Фрэнк поднимается и обнимает ее. Он знает, что теперь настала его очередь повелевать.
Он знает, что с Донной он не «занимается сексом», Донну он любит – неторопливо, внимательно, отыскивая все возможные возбуждающие точки на ее потрясающем теле и медля расставаться с ними. Так как она танцовщица, то ей нужен танец, и она поднимается над ним грациозно и эротично, как настоящая танцовщица, неутомимо «работая» руками, грудями, ртом, волосами, пока раздевает и возбуждает его. Потом он укладывает ее на кровать и целует, поднимая пеньюар и обнажая надушенные бедра, хотя они неотразимы и без духов, думает Фрэнк.
Он не спешит. Это ни к чему, да и свое собственное желание он может сдержать, он хочет сдержать, потому что так будет лучше.
Это как океан, думает он, отдыхая. Как волна, которая сначала набегает, а потом убегает. Еще и еще, а потом океанская волна взметается ввысь, тяжелая, душная, набирающая скорость. Ему нравится смотреть на ее лицо, когда их соединяет страсть, на огонь в ее зеленых глазах, на приоткрытые в улыбке изящные губы, а сегодня еще и слушая шум дождя за окном.
Они долго лежат, внимая дождю.
– Это было прекрасно, – говорит Фрэнк.
– Как всегда.
– Тебе хорошо?
Фрэнк привык оценивать свою работу.
– О да, – отвечает Донна. – А тебе?
– Я кричал.
Фрэнк лежит, не двигаясь, словно готов лежать вечность, однако Донна знает, что ему уже не по себе. Ну и ладно; она же не малолетка, да и утро скоро, а ей лучше спится одной. Итак, она произносит привычную реплику:
– Мне надо в душ.
Это означает, что он может одеться, пока она в ванной комнате. Когда же она возвращается, они совершают еще один привычный и приятный ритуал.
– Ах! Ты уходишь?
– Да. Пора, пожалуй. Завтра тяжелый день.
– Можешь остаться, если хочешь.
Фрэнк делает вид, будто обдумывает ее предложение.
– Нет, пожалуй, я поеду.
Они обмениваются нежными поцелуями.
– Я люблю тебя, – говорит Фрэнк.
– Я тоже люблю тебя.
Потом он уходит. Он едет домой, чтобы немножко поспать и начать все сначала.
Таков распорядок его жизни.
Однако этот день заканчивается не так, как всегда.
7
Фрэнк возвращается домой и видит на подъездной аллее автомобиль.
Этот автомобиль ему незнаком.
Фрэнк знаком с соседями, знает их автомобили. Ни у кого нет «хаммера». Несмотря на дождь, он видит двух мужчин на передних сиденьях.
Они не профессионалы, это Фрэнку ясно с первого взгляда.
Профессионалы ни за что не приехали бы на таком бросающемся в глаза автомобиле, как «хаммер». И они не полицейские, потому что даже у федералов нет денег на такие автомобили. И, в-третьих, профессионалы знают, что я люблю жизнь, а так как я люблю жизнь, то ни разу за тридцать лет не подъехал к дому ночью, не сделав предварительно круг – на всякий случай. Особенно если у меня такой гараж, возле которого проще простого попасть под пулю.
Будь эти парни профессионалами, они бы не сидели тут, а были за квартал отсюда, ждали бы, когда я въеду на аллею, и отрезали бы мне путь назад.
Однако они все же заметили его.
Или им это показалось.
– Это он, – говорит Тревис.
– Трам-тарарам, – отзывается Младший. – Откуда ты знаешь?
– Это он, Младший, – повторяет Тревис. – Треклятый Фрэнки Машина. Чертова легенда.
Припарковаться в Оушн-Бич непросто. Чтобы поставить свой «мерседес» за три квартала от дома, Фрэнку потребовалось время. Достав из-под кресла «смит-вессон» тридцать восьмого калибра, он кладет его в карман плаща, натягивает на голову капюшон и вылезает из автомобиля. Приближаясь к своему дому, он держится так, чтобы выйти на подъездную аллею с востока, а не с запада, откуда его ждут. «Хаммер» никуда не делся. Несмотря на дождь, Фрэнк слышит вибрирующие басы и понимает, что внутри гремит рэп.
Что ж, тем лучше.
Фрэнк шагает прямо по лужам, отчего глянец на его ботинках меркнет, но он все равно старается держаться середины аллеи, чтобы не попасть в зеркала «хаммера». Приблизившись, он чует запах марихуаны и теперь точно знает, что имеет дело с лохами – ребятишки, видимо, продают наркотики – сидят в теплой тачке, курят и слушают радио.
Скорее всего, они даже не слышали, как он открыл заднюю дверцу, скользнул внутрь, после чего приставил пистолет к голове водителя и взвел курок.
– Говорил же, что это он, – шепчет Тревис.
– Фрэнки, – спрашивает Младший, – не узнаёшь меня?
Может быть, Фрэнк и узнаёт его, хотя прошло много лет. Парень – лет двадцати пяти – с короткими черными волосами, которые торчат в разные стороны, верхняя губа у него проткнута чем-то вроде запонки, в ушах – сверху – серьги. На нем то, что обычно носят серфингисты – рубашка с длинными рукавами, свитер из овечьей шерсти и вытертые штаны.
– Мышь Младший? – спрашивает Фрэнк.
Второй хмыкает, однако быстро затихает. Мышь Младший терпеть не может, когда его называют Мышом Младшим. Он предпочитает просто Младший, о чем и сообщает Фрэнку.
У второго вид тоже клоунский. Волосы торчат, бороденка клочковатая, на голове шапочка серфингиста, которая злит Фрэнка, потому что сам он надевает такую же, чтобы не замерзнуть, когда выходит из холодной воды после настоящего серфинга, и еще чтобы его не спутали с новичком. Оба парня в солнечных очках и, вероятно, поэтому не заметили, как он подобрался к ним. Однако этого он им не говорит и пистолет не опускает, хотя приставить пистолет к голове сына своего босса – чрезвычайное нарушение протокола.
Ничего, думает Фрэнк. Не хватало еще, чтобы на надгробном памятнике написали: «Он уважал протокол».
– Кто ты? – спрашивает он второго парня.
– Тревис, – отвечает тот. – Тревис Ренальди.
Вот, значит, как, думает Фрэнк. Итальянские родители дают своим сыновьям имена американских яппи.
– Для меня честь беседовать с вами, мистер Макьяно, – говорит Тревис. – Фрэнки Машина.
– Заткнись. Понятия не имею, о чем ты болтаешь.
– Да, заткнись, – вторит Мышь Младший. – Фрэнки, пожалуйста, опусти пистолет. Может быть, зайдем к тебе и ты угостишь нас пивом или кофе?
– Так вы собирались устроить вечеринку? – спрашивает Фрэнк. – Для этого ждали меня тут среди ночи?
– Мы решили подождать, когда ты оторвешься от своей картинки, Фрэнки, – говорит Мышь Младший.
По гнусному тону Мыша Младшего Фрэнки легко догадывается, что тот подразумевал под «картинкой». Младшего он не видел лет восемь, но и тогда уже мальчишка был испорченным панком. С тех пор он как будто не повзрослел. Фрэнку захотелось влепить ему пощечину за «картинку», однако есть пределы, в которых надо держаться, когда имеешь дело с сынком босса, даже если этот босс потерял вес, как Мышь Старший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75