— А что ж ты не выходишь замуж за своего Чартера? — брякнул я.
— Может быть, и выйду. — Мари сжала губы, и румянец на ее щеках запылал еще ярче. — Во всяком случае, у вас не спрошу.
— Ну и не надо, — пробормотал я.
На следующий вечер Мари совсем меня не замечала. Если я что-то ей говорил, она хмыкала и отворачивалась. Ну и ладно, у меня есть гордость. Я сказал Моррису:
— Ты совсем не умеешь ухаживать. Близнецы Смиты и те дадут тебе сто очков.
— А что я должен делать? — спросил Моррис.
— Дарил хотя бы цветочки.
— Да я приносил цветы.
— Что ты приносил, чудак! Разве можно дарить цветы с «Пегаса»? На них даже масло налипло. Неужели тебе нужно объяснять, какие цветы дарят девушкам? Красный означает любовь, зеленый надежду, желтый ревность, синий верность, а черный печаль.
— А белый? — сказал Моррис. — Ты забыл про белый.
— Белый — невинность, — сказал я наставительно. — На Востоке есть целый язык цветов. Ты даришь цветок, например розу, а она подбирает рифму. Какое слово рифмуется с розой?
— Заноза, — сказал Моррис.
— Вот видишь! Роза — ты моя заноза! Значит, объяснился в любви.
— Ну, а если камелия?
— Камелия? Ты моя Офелия!
Мы стали забавляться. Хризантема — позабудь Сэма. Фиалка — плачет по тебе палка. Астра — приходи завтра. Магнолия — поцелуй, не более. Голубые флажки — сохну от тоски. Мы просто валялись от хохота, а потом я сказал:
— А ты посылал Мари валентинку?
— Валентинку? А что это такое?
Я просто остолбенел. Он не знал, что такое валентинка! Неужто они здесь еще не вошли в моду? Четырнадцатого февраля, в день святого Валентина, всем, кто тебе нравится, посылаешь открытки с каким-нибудь стишком, например:
Ты моя зазноба,
Люблю тебя до гроба.
Я стал распекать Морриса, что он не послал Мари валентинку. Наверное, Чартер засыпал ее посланиями.
— Да что мне Чартер! — сказал Моррис. К моему удивлению, на следующий же день Моррис вручил Мари эту самую валентинку. Простую почтовую открытку, на которой так и написал размашистым почерком:
Ты моя зазноба,
Люблю тебя до гроба.
— Что это? — удивленно спросила Мари.
— Валентинка, — небрежно пояснил Моррис.
— Но ведь сегодня не четырнадцатое февраля, а четырнадцатое июня.
— Какая разница? — Моррис пожал плечами. — Если мне кто-то нравится, неважно, февраль это или июнь.
Дейси Мей хихикнула.
— Какой вы стали смелый, мистер Аллен! — сказала Мари и, повернувшись к подруге, добавила: — Не правда ли, у него есть couleur locale?
— Что-что? — спросил Моррис. — Я не понимаю по-французски.
Этот неуклюжий подарок, как ни странно, помог Моррису. Я видел, как у Мари сияли глаза, когда она смотрела на Морриса. Мне стало грустно. Я уходил в сад и гулял там в темноте среди дубов и магнолий. Иногда я прислонялся к стволу и смотрел вверх Там кое-где через крону проскакивали серебряные крупинки звезд и, если смотреть долго, начинало казаться, что звезды растут на дереве.
Вон ветка и листья, а на самом конце небесное яблочко. Как красиво! Что же? Разве я сам не старался для Морриса? Разве не хотел, чтобы Мари полюбила его? Но зачем я хотел этого, зачем? Ведь Моррис меня не просил. Быть может, Мари и не так ему дорога. Мне до сих пор кажется, что Моррис ухаживает за ней с какой-то натугой. С натугой? Откуда мне знать? Вдруг я поддаюсь. Поддаюсь на то, чтобы самому влюбиться. Влюбиться и оттолкнуть Морриса. Какое у нее ясное личико, как солнышко…
Я услышал разговор. Они почти шептались.
— А ты не обиделась, что я подарил ей валентинку?
— Нет, Моррис, на что мне обижаться?
— А помнишь, как я упал вместе с тобой, и ты ушиблась?
— Конечно, помню.
Моррис и Хетти! Вот так штука. Они остановились совсем недалеко от меня, по ту сторону дерева.
— А ты тогда не обиделась?
— Но ты же нечаянно упал?
— Конечно, нечаянно. Я очень переживал. Тебе было больно?
— Немножко, — ответила она.
Молчание. Легкий шорох ветра.
— Ой, Моррис, я боюсь, тут кто-то есть.
— Кто тут может быть?
— Ведь Майк в сад пошел?
— Ну и что?
— А если он нас увидит?
— Майк? Кого тут увидишь в такую темень.
— У него такие глаза… Я их боюсь.
— Какие у него глаза? Что ты Хетти? Майк очень хороший.
— У него непонятные глаза.
— А у меня?
— У тебя грустные. Ты, наверное, всегда о чем-то грустишь.
— И у тебя грустные. Надо, чтобы ты вылечила ногу.
— Конечно. Я ведь совсем не могу бегать. Кому я нужна такая?
Он с жаром:
— Нет, нет, Хетти! Хочешь, я все время буду носить тебя на руках?
— Моррис, Моррис, не нужно. Я боюсь.
— Какая у тебя рука холодная!
— А у тебя сердце бьется. Я слышу, как оно бьется.
— Пускай бьется. Не вырывай руку.
— Моррис, зачем… Ведь тебе нравится Мари.
— Никто мне не нравится, Хетти, никто.
— Разве ты не любишь Мари?
— Не спрашивай меня, Хетти.
— Зачем же ты подарил ей валентинку?
— Хочешь, я скажу тебе одну вещь?
— Скажи, Моррис.
— Я плакал, когда упал и ушиб тебе ногу.
— Зачем ты это говоришь? — Ее голос дрожит. — Зачем ты все это, Моррис? Ведь у меня нога, я…
— Дай мне руку! — говорит он. — Дай! Какая холодная! Хочешь, я все время буду держать твою руку? Она не будет холодная. Не сердись на меня, Хетти. Я сам себя не понимаю, я какой-то чумной. Мне никто не нравится, никто. Мне хочется все время быть с тобой.
— Со мной?
— Да, с тобой. Только не сердись, Хетти.
«Ай да Моррис! — подумал я. — Вот так штука!»
Они молчат. Потом Хетти шепчет:
— Моррис, не обманывай меня, Моррис.
— Что ты, Хетти, что ты!
— Меня не надо обманывать, Моррис. Мне так плохо бывает. — Она всхлипывает. — Ох, Моррис, если бы ты был мой брат!
— Хетти, ты хочешь, чтобы я был твоим братом?
Она плачет.
— Я бы тебя так любила, Моррис!
— Хетти, дай я тебя обниму, тебе холодно.
— Это ничего, Моррис. Ты не думай. Даже если ты пошутил, я все равно буду тебя любить, Моррис.
— Хетти…
— Ты только приходи к нам почаще.
— Тебе холодно, Хетти…
Шорох кустов. Они уходят. Я сижу, прислонившись к дереву и все разглядываю звездочки, засевшие в густой листве. Неслышно прибежала тройка белых борзых. Они обнюхали меня, потыкались носами, лизнули. Свой. Теперь они меня знают, а раньше облаяли. Из-за них-то я и узнал всех в Гедеоне.
Они убежали так же бесшумно, белея в темноте гибкими телами, приставив носы к земле, обшаривая свои владения. Тройка собачьих маршалов — Ней, Мюрат и Груши.
Глава 14: Цветочный бал
Каждый год в середине июня гедеонцы устраивают праздник цветов. Весь город тогда украшен цветами. Со всей Черной Розы собираются фермеры и плантаторы, их жены, дочки и сыновья. Они едут из Аржантейля, Кроликтауна, Традесканции, Молочного Берега, Пинуса и даже из форта Клера. Они едут из крохотных местечек с чудными названиями Держи Крепче, Дырявый Камень, Нигде-не-Найдешь. Они едут со своих ферм и плантаций, которым тоже любят давать затейливые имена — Дорогая Покупка, Душа Здесь Спокойна, Конец Разлада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49