Войну начинают обыкновенно в надежде или на божество, или на человеческую помощь; но когда зачинщики войны лишены и того и другого, тогда они идут на явную гибель. Что же вам мешает собственными руками убить своих детей и жен и сжечь свою величественную столицу! Вы, правда, поступите, как сумасшедшие, но, по крайней мере, избегнете позора падения. Разумнее, мои друзья, гораздо разумнее сидеть в гавани и выжидать погоды, чем в самую бурную стихию пускаться в открытое море, потому что, если кого неожиданно постигает несчастье, тот, по крайней мере, вызывает сожаление, если же кто сам обрекает себя на гибель, на того вместе с несчастьем сыплются и укоры. Никто же из вас не станет надеяться, что римляне будут вести с вами войну на каких-то условиях и что когда они победят вас, то будут милостиво властвовать над вами. Нет, они для устрашения других наций превратят в пепел священный город и сотрут с лица земли весь ваш род; ибо даже тот, который спасется бегством, нигде не найдет для себя убежища, так как все народы или подвластны римлянам, или боятся подпасть под их владычество. И опасность постигнет тогда не только здешних, но и иноземных иудеев – ведь ни одного народа нет на всей земле, в среде которого не жила бы часть ваших. Всех их неприятель истребит из-за вашего восстания» (126, 183 – 184).
Эти слова из книги Иосифа Флавия словно предостерегали русских от повторения роковой ошибки древних иудеев, ценою которой стала гибель Иерусалима. Но с ужасом думал князь Иван о том, в чьи уста вложил Иосиф эту исполненную мудрого благоразумия речь. То была речь к народу иудейского царя Ирода...
Вероятно, не без труда князь Иван убедил москвичей в необходимости смирения. Час падения Навуходоносора еще не настал. Но Бог явил свою волю о Москве и Твери. Тверской мятеж больно отозвался для всей Русской земли. В Орде поднялась волна ненависти к русским. Узнав о гибели отряда Чолхана, Узбек в слепой ярости велел казнить ни в чем не повинного рязанского князя Василия, на свою беду оказавшегося тогда в ханской ставке. Вероятно, тогда же подверглись расправе и другие русские люди, жившие среди татар.
Описывая ханский гнев, русские летописцы использовали образы, заимствованные из той же книги пророка Даниила. Правитель Орды и царь Навуходоносор сливались в одно историческое целое. «Слышав же сиа (то есть получив весть о тверском мятеже. – Н. Б.) царь Азбяк Ординский, и разго-реся яростию велиею зело, и во мнозе скорби и печали бысть о братаниче своем Щелкане, и рыкаше аки лев на тверских князей, хотя всех потребити, и прочее всю землю Русскую пленити» (22, 194).
По-видимому, князь Иван не рискнул ехать в Орду сразу же после тверского мятежа. Он опасался попасть под горячую руку и понимал, что хан неизбежно вспомнит о нем и призовет к себе, когда утихнет первая вспышка гнева и вернется способность к трезвому расчету.
Московский князь оказался прав в своих предвидениях. Уже осенью 1327 года гонец привез в Москву ханскую грамоту с призывом немедленно явиться в Орду и обещанием «милости». Иван не заставил себя долго ждать. Вскоре он уже преклонял колена перед золоченым престолом «повелителя всех, кто живет за войлочными стенами».
В Орде Иван застал энергичные военные приготовления. Для похода на Тверь (а может быть, и на всю Северо-Восточную Русь?) хан велел собрать около 50 тысяч всадников. Во главе армии стояли пять «темников великих». (Слово «темник» происходило от слова «тьма», означавшего отряд численностью в 10 тысяч человек.) Летопись называет имена некоторых из них – «Федорчюк, Туралык, Сюга» (22, 194). По имени первого из них этот поход остался в памяти русских людей под названием Федорчкжовой рати.
Кроме Ивана Калиты, осенью 1327 года в Орду явился с изъявлением покорности и князь Александр Васильевич Суздальский со своим дядей князем Василием Александровичем. Были, вероятно, и другие русские правители. Все они присоединились к Федорчюковой рати, надеясь спасти свои владения от погрома.
Когда морозы сковали реки и болота, карательное войско из Орды двинулось на Тверь. Вероятно, татары шли по Волге. Замерзшее русло реки образовало гладкую дорогу, достаточно широкую для столь большого количества воинов. Когда-то и сам Батый завоевал Северо-Восточную Русь, двигаясь по льду замерзших рек. Путь по Волге позволял Ивану Калите и суздальским князьям уберечь свои владения от тех опустошений, которые несла с собой ордынская конница. Несомненно, князья призвали свои дружины на помощь карателям. Уклонение от участия в расправе татары расценили бы как измену.
Тверские князья оказались одинокими в своем отчаянном положении. Все их былые друзья находились в унынии и отказались помочь им. Когда Федорчюкова рать приблизилась к Твери, князья Михайловичи бежали из города. Младшие братья, Константин и Василий, вместе с матерью, княгиней Анной Ростовской, и с тверскими боярами решили переждать грозу в Ладоге, на северной окраине новгородских земель. Отсюда в случае опасности они могли уйти водным путем (через Ладожское озеро, Неву и Финский залив) еще дальше на северо-запад: во Псков или же в чужие земли. Из древней Ладоги открыт был для тверских изгнанников и другой путь бегства – на север, в глухие леса и погосты Обонежья. Предоставив тверскому княжескому семейству возможность жить в своих землях, новгородские бояре позаботились о будущем: один из братьев должен был со временем занять тверской престол. Опальный князь Александр Михайлович Тверской также просил убежища у новгородцев, но получил отказ. Никто не хотел видеть у себя гостя, по следу которого могла нагрянуть страшная Федорчюкова рать.
Потерпев неудачу в Новгороде, Александр обратился к псковичам. И те согласились принять его во Пскове. Конечно, ими двигало желание насолить Новгороду. Впрочем, здесь виден и трезвый политический расчет. Псковские бояре, соперничая с новгородскими, считали полезным поддерживать добрые отношения с врагами своих врагов. К тому же псковичи не очень боялись татар, которые никогда не доходили до них сквозь новгородские леса и литовские болота. Наконец, в лице князя Александра псковичи надеялись обрести смелого и авторитетного предводителя своего войска, надежного сторожа псковских земель от покушений западных соседей.
Можно ли считать бегство княжеского семейства из Твери проявлением малодушия? Едва ли. Точно так же поступали в безвыходных положениях многие русские князья XIII – XV веков, включая и таких безупречных бойцов, как Дмитрий Донской и Владимир Андреевич Храбрый. Конечно, тут не обошлось без некоторой доли эгоизма, органически присущего знати всех времен и народов. Не следует забывать и о том, что война в древности носила во многом личный характер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102