Глядя на них, думаешь о том, какой непомерный труд был надобен, чтобы приготовить и сложить в городни стен этих лесных великанов. Но еще более удивителен духовный труд и подвиг строителей той славной крепости, имя которой – Московское государство.
Последний год своей жизни князь Иван сильно хворал. Тяжело было вставать с постели, не по силам уже стало садиться на коня. Но и ослабев физически, он сохранял ясность ума, силу духа. Сыновья стали его руками, его помощниками в делах власти. Они были еще совсем молоды: 23-летний Семен, 13-летний Иван, 12-летний Андрей. Но когда они стояли перед ним, крепкие, как три молодых дубка, он радовался и вспоминал мудрое слово Библии: «Кто наставляет своего сына, тот будет иметь помощь от него и среди знакомых будет хвалиться им. Кто учит своего сына, тот возбуждает зависть во враге, а пред друзьями будет радоваться о нем. Умер отец его – и как будто не умирал, ибо оставил по себе подобного себе; при жизни своей он смотрел на него и утешался, и при смерти своей не опечалился; для врагов он оставил в нем мстителя, а для друзей – воздающего благодарность» (Сирах, 30, 2 – 6).
Руками сыновей князь Иван отводил новые напасти, подступавшие со всех сторон.
Зимой 1339/40 года хан Узбек приступил к исполнению своего замысла о совместном русско-татарском наступлении на Литву. Из Орды с этой целью отправлен был с войском воевода Товлубей – тот самый, что руководил казнью Александра Тверского. Вероятно, он был одним из тех ханских вельмож, которые выступали за войну с Литвой и потому ненавидели дружившего с литовцами тверского князя. С Товлубеем шел и некий «князь Менгукаш, и иные мнозии князи с татары» (38, 93).
Первым из русских князей к войску Товлубея присоединился рязанский князь Иван Коротопол. Он шел вместе с татарами из Орды, где был, вероятно, свидетелем казни Александра Тверского. По дороге в степи им повстречался другой местный князь – Александр Михайлович Пронский. Тайком от старшего в роду Ивана Коротопола он вез в Орду собранную со своих земель дань. Подобно тому как великий князь Владимирский запрещал другим князьям иметь прямые контакты с Ордой и возить туда свой «выход», так и местные правители не пускали свою младшую братию к хану. Причина запрета была та же самая: боязнь интриг и подсиживания.
Разгневанный Иван Коротопол, имея за спиною Товлубе-евых татар, велел схватить своего двоюродного брата, отнять у него весь обоз, а самого под стражей доставить в Переяс-лавль Рязанский.
Род рязанских князей уже с начала XIII века отличался какой-то особой жестокостью. Ненависть к ближнему часто толкала их на братоубийство. Конечно, тут сказывалась близость степи, бедность и безысходность пограничного быта. Обиженные судьбой, рязанские князья ощущали себя изгоями, «отрезанными ломтями». Но и слиться со степным миром они, конечно, тоже не могли. Такая раздвоенность надламывала психику, толкала на безрассудные поступки. Князь Иван Коротопол не был исключением. Доставив своего пленного сородича в Переяславль Рязанский, он тут убил его. Разумеется, эта расправа не прошла для него безнаказанно. Несколько лет спустя сыновья убитого, захватив в плен самого Коротопола, поступили с ним так же, как он поступил с их отцом.
Кровавая разборка рязанских князей не остановила поход на Литву. Расправившись с братом, Иван Коротопол собрал своих воинов и вместе с татарами направился дальше, на Смоленск.
Смоленское княжество в этот период, по-видимому, перестало платить дань Орде. Надеясь на помощь Литвы, смоленские князья держались независимо по отношению к татарам. Конечно, такая позиция вызывала зависть и злобу их соседей, вынужденных тянуть лямку ордынского «выхода». В 1334 году князь Дмитрий Брянский жаловался на них хану. Узбек отпустил войско на Смоленск. Вместе с татарами брянский князь попытался захватить город, но встретил сильный отпор. Дело кончилось тогда ничем. Теперь татары вновь вспомнили о Смоленске.
В походе на Смоленск хан велел принять участие всем военным силам Северо-Восточной Руси. Туда пошли со своими дружинами князья Константин Суздальский, Константин Ростовский, Иван Юрьевский, Иван Друцкий, Федор Фоминский. Московскую рать возглавили бояре-воеводы Александр Иванович и Федор Акинфович. Примечательно, что в числе участников коалиции летопись не называет тверских князей. Видимо, хан еще не решил тогда, кому передать тверской престол после казни Александра Михайловича. Поэтому тверичей решили пока оставить в покое. К тому же они были не очень надежными в войне с Литвой из-за своих давних литовских связей.
По свидетельству летописи, на эту войну явились со своими отрядами и остававшиеся еще кое-где в Северо-Восточной Руси ханские баскаки. Калита поднял и погнал под Смоленск даже и тех, кто отродясь не хаживал в такие походы – «князей мордовских с мордовичами».
Замах был сделан очень сильный, но результаты смоленского похода оказались весьма скромными. «И пришедше под Смоленск, посады пожгоша, и власти (волости. – Н. Б.) и села пограбиша и пожгоша, и под градом немного дней стояще, и тако татарове поидоша во Орду со многым полоном и богатеством, а русстии князи возвратишася во свояси здравы и целы» (22, 211).
В концовке этого сообщения явно ощутимы нотки горькой иронии: татары ушли «со многим полоном и богатством», а русские князья – ни с чем, но благодаря Бога за то, что остались «здравы и целы». Странные это в самом деле были союзники: поработители и порабощенные, самодовольные господа и безответные слуги...
«В сказанном подразумевай и умолчанное», – учил Василий Великий (39, 15). За горькой иронией летописца стояли не только его жизненные наблюдения, но и печальный исторический опыт. Вся вековая традиция русско-ордынских отношений, хорошо известная летописцу, свидетельствовала о том, что совместные военные действия с «погаными», да еще на русской территории, никогда не кончались добром не только для мирного населения, но и для самих князей.
Неожиданно быстрый и бесславный конец смоленского похода вызывает недоумение. Стоило ли собирать и гнать за сотни верст такое огромное войско, чтобы пограбить несколько десятков смоленских деревень? Конечно, Товлубей не рискнул бы своей властью прекратить поход и вернуться в Сарай с таким ничтожным результатом. Его ждал бы там в лучшем случае позор, а в худшем – петля ханского палача. (Впрочем, по отношению к знатным преступникам из рода Чингисхана татары применяли особую казнь: их душили, заворачивая в ковер или войлок. Священную кровь «потрясателя Вселенной» нельзя было проливать на землю...)
Но Товлубею явно ничего не грозило. Он ушел из-под Смоленска, выполняя ханский приказ.
В начале 1340 года Узбек, видимо, получил какие-то важные вести, которые заставили его начать подготовку к большой войне с Польшей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Последний год своей жизни князь Иван сильно хворал. Тяжело было вставать с постели, не по силам уже стало садиться на коня. Но и ослабев физически, он сохранял ясность ума, силу духа. Сыновья стали его руками, его помощниками в делах власти. Они были еще совсем молоды: 23-летний Семен, 13-летний Иван, 12-летний Андрей. Но когда они стояли перед ним, крепкие, как три молодых дубка, он радовался и вспоминал мудрое слово Библии: «Кто наставляет своего сына, тот будет иметь помощь от него и среди знакомых будет хвалиться им. Кто учит своего сына, тот возбуждает зависть во враге, а пред друзьями будет радоваться о нем. Умер отец его – и как будто не умирал, ибо оставил по себе подобного себе; при жизни своей он смотрел на него и утешался, и при смерти своей не опечалился; для врагов он оставил в нем мстителя, а для друзей – воздающего благодарность» (Сирах, 30, 2 – 6).
Руками сыновей князь Иван отводил новые напасти, подступавшие со всех сторон.
Зимой 1339/40 года хан Узбек приступил к исполнению своего замысла о совместном русско-татарском наступлении на Литву. Из Орды с этой целью отправлен был с войском воевода Товлубей – тот самый, что руководил казнью Александра Тверского. Вероятно, он был одним из тех ханских вельмож, которые выступали за войну с Литвой и потому ненавидели дружившего с литовцами тверского князя. С Товлубеем шел и некий «князь Менгукаш, и иные мнозии князи с татары» (38, 93).
Первым из русских князей к войску Товлубея присоединился рязанский князь Иван Коротопол. Он шел вместе с татарами из Орды, где был, вероятно, свидетелем казни Александра Тверского. По дороге в степи им повстречался другой местный князь – Александр Михайлович Пронский. Тайком от старшего в роду Ивана Коротопола он вез в Орду собранную со своих земель дань. Подобно тому как великий князь Владимирский запрещал другим князьям иметь прямые контакты с Ордой и возить туда свой «выход», так и местные правители не пускали свою младшую братию к хану. Причина запрета была та же самая: боязнь интриг и подсиживания.
Разгневанный Иван Коротопол, имея за спиною Товлубе-евых татар, велел схватить своего двоюродного брата, отнять у него весь обоз, а самого под стражей доставить в Переяс-лавль Рязанский.
Род рязанских князей уже с начала XIII века отличался какой-то особой жестокостью. Ненависть к ближнему часто толкала их на братоубийство. Конечно, тут сказывалась близость степи, бедность и безысходность пограничного быта. Обиженные судьбой, рязанские князья ощущали себя изгоями, «отрезанными ломтями». Но и слиться со степным миром они, конечно, тоже не могли. Такая раздвоенность надламывала психику, толкала на безрассудные поступки. Князь Иван Коротопол не был исключением. Доставив своего пленного сородича в Переяславль Рязанский, он тут убил его. Разумеется, эта расправа не прошла для него безнаказанно. Несколько лет спустя сыновья убитого, захватив в плен самого Коротопола, поступили с ним так же, как он поступил с их отцом.
Кровавая разборка рязанских князей не остановила поход на Литву. Расправившись с братом, Иван Коротопол собрал своих воинов и вместе с татарами направился дальше, на Смоленск.
Смоленское княжество в этот период, по-видимому, перестало платить дань Орде. Надеясь на помощь Литвы, смоленские князья держались независимо по отношению к татарам. Конечно, такая позиция вызывала зависть и злобу их соседей, вынужденных тянуть лямку ордынского «выхода». В 1334 году князь Дмитрий Брянский жаловался на них хану. Узбек отпустил войско на Смоленск. Вместе с татарами брянский князь попытался захватить город, но встретил сильный отпор. Дело кончилось тогда ничем. Теперь татары вновь вспомнили о Смоленске.
В походе на Смоленск хан велел принять участие всем военным силам Северо-Восточной Руси. Туда пошли со своими дружинами князья Константин Суздальский, Константин Ростовский, Иван Юрьевский, Иван Друцкий, Федор Фоминский. Московскую рать возглавили бояре-воеводы Александр Иванович и Федор Акинфович. Примечательно, что в числе участников коалиции летопись не называет тверских князей. Видимо, хан еще не решил тогда, кому передать тверской престол после казни Александра Михайловича. Поэтому тверичей решили пока оставить в покое. К тому же они были не очень надежными в войне с Литвой из-за своих давних литовских связей.
По свидетельству летописи, на эту войну явились со своими отрядами и остававшиеся еще кое-где в Северо-Восточной Руси ханские баскаки. Калита поднял и погнал под Смоленск даже и тех, кто отродясь не хаживал в такие походы – «князей мордовских с мордовичами».
Замах был сделан очень сильный, но результаты смоленского похода оказались весьма скромными. «И пришедше под Смоленск, посады пожгоша, и власти (волости. – Н. Б.) и села пограбиша и пожгоша, и под градом немного дней стояще, и тако татарове поидоша во Орду со многым полоном и богатеством, а русстии князи возвратишася во свояси здравы и целы» (22, 211).
В концовке этого сообщения явно ощутимы нотки горькой иронии: татары ушли «со многим полоном и богатством», а русские князья – ни с чем, но благодаря Бога за то, что остались «здравы и целы». Странные это в самом деле были союзники: поработители и порабощенные, самодовольные господа и безответные слуги...
«В сказанном подразумевай и умолчанное», – учил Василий Великий (39, 15). За горькой иронией летописца стояли не только его жизненные наблюдения, но и печальный исторический опыт. Вся вековая традиция русско-ордынских отношений, хорошо известная летописцу, свидетельствовала о том, что совместные военные действия с «погаными», да еще на русской территории, никогда не кончались добром не только для мирного населения, но и для самих князей.
Неожиданно быстрый и бесславный конец смоленского похода вызывает недоумение. Стоило ли собирать и гнать за сотни верст такое огромное войско, чтобы пограбить несколько десятков смоленских деревень? Конечно, Товлубей не рискнул бы своей властью прекратить поход и вернуться в Сарай с таким ничтожным результатом. Его ждал бы там в лучшем случае позор, а в худшем – петля ханского палача. (Впрочем, по отношению к знатным преступникам из рода Чингисхана татары применяли особую казнь: их душили, заворачивая в ковер или войлок. Священную кровь «потрясателя Вселенной» нельзя было проливать на землю...)
Но Товлубею явно ничего не грозило. Он ушел из-под Смоленска, выполняя ханский приказ.
В начале 1340 года Узбек, видимо, получил какие-то важные вести, которые заставили его начать подготовку к большой войне с Польшей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102