Александр впервые продемонстрировал недюжинную храбрость и блестящий воинский талант, когда в середине лета тысяча двести сорокового года с небольшой дружиной при поддержке ладожан наголову разбил в устье Невы шведское войско под предводительством королевского зятя Биргера.
Радости было! Приятно вспомнить…
Да только зря радовались господа советники, ибо Александр, теперь уже снискавший любовь и уважение народа, вновь начал выдвигать завышенные требования на обладание властью. Напряжение между князем и именитыми новгородцами росло. Дело дошло до того, что вече опять довелось выбирать между князем и своими старшинами. И, конечно же, Александру вновь пришлось покинуть город.
А между тем, беда не заставила себя долго ждать. Правда, теперь она пришла не с востока и не с севера, а накатила железной волной с запада. Изборск и Псков пали под ударами закованных в латы рыцарей (последний – не без помощи изменщиков из числа бояр). Всё ближе подбирались крестоносцы к Великому Новгороду. И Андрей Ярославович, младший брат Александра, приглашённый на освободившийся престол, ничего не смог поделать с супостатами. Когда же Бату вынудил Ярослава Всеволодовича пойти вместе с татарами в поход на Киев, Андрей отправился с отцом. А на Копорском погосте уже выросла грозная крепость крестоносцев…
Делать нечего. Пришлось старшинам, подавив гордость и предвидя в перспективе новые трения и раздоры, в третий раз просить Александра возглавить их войско. Князь не стал артачиться, чего так боялись именитые бояре. Напротив, повёл себя весьма мудро и, рассудив, что когда опасность притаилась у порога дома, не время ссориться, отложил выяснение вопросов о границах княжеской власти в Новгороде до лучших времён. Вече с ликованием восприняло возвращение Александра. А тот времени зря не терял: сколотил мощную дружину, усилив её ладожанами, с которыми в прошлом году бил шведов, а также карелами и ижорами, и первым делом выбил рыцарей из Копорья. Мол, получайте, окаянные, не спасут вас и ваши крепости, не скроетесь в них от меня!
Совершив это благое деяние, Александр добавил к своему войску дружину суздальцев и увёл всю армию в землю эстов. Новгородцы забеспокоились, решив, что он поступил безрассудно, променяв честь освобождения родной земли на возможность расширить владения и взять богатую добычу. Однако вскоре выяснилось, что молодой князь попросту схитрил, заставил иноземцев потерять бдительность, ибо неожиданно развернул рать и взял приступом Псков. На радостях новгородцы уже не очень огорчились по поводу того, что Александр опять увёл дружины к эстам. Покуда молодая кровушка играет в жилах, пусть покуражится!..
Крестоносцы поняли, что если дела у русичей и дальше пойдут столь же успешно, то Великого Новгорода им не видать, как своих ушей под железными шлемами. Решившись на серьёзные действия, они послали на восток мощное войско. Может быть, второй северный поход Александра был ошибкой, ибо, горя желанием попотрошить эстов, он не позаботился об основательном прикрытии пути на Новгород. К счастью, с крестоносцами столкнулся отряд Домаша и Кербета. В ходе яростной схватки почти все русские воины погибли, но всё же задержали врага, а посланные вестовые успели предупредить князя и граждан Великого Новгорода о новой опасности.
Да уж, Александру крупно повезло. Князь осознал допущенную оплошность и быстро, а главное вовремя, вернул дружины на родную землю. Он расположил рать в южной части Чудского озера, а в качестве неприятного сюрприза для врага приготовил боковой удар из засады, на какие был большим мастером.
Крестоносцы не разгадали хитрой уловки. С достойным лучшего применения упрямством они попёрли «свиньёй» на то, что легкомысленно сочли всем новгородским войском. И получили по заслугам: четыре сотни рыцарей было убито, ещё полсотни попало в плен, а уж сколько полегло там пеших кнехтов, никто не считал. Да и как сосчитать убитых, когда часть немцев вообще провалилась под лёд…
Вот как раз перед столь неожиданной развязкой приключилась с Александром великая беда. Когда молодой двадцатидвухлетний князь упивался победой, преследуя по льду удиравших без оглядки врагов, то был ранен в левое плечо. Противокольчужная стрела пробила навылет мякоть плеча, не задев кости. Можно сказать, это была не серьёзная рана, а пустяковая царапина. Александр и не придал ей значения, просто на полном скаку обломил стрелу с двух сторон, чтобы не мешала. После сражения остатки древка, имевшего зловещий чёрный цвет, извлекли, рану промыли, по всем правилам прижгли и перевязали. Казалось, о ней можно было забыть.
Если бы… Пока войско победителей совершало переход к исполнившемуся ликованием Новгороду, всё было нормально. Однако уже на подходах к городу князь сделался задумчивым и рассеянным; когда с ним заговаривали, отвечал односложно, отрывисто, иногда невпопад, после чего надолго замолкал. А на Ярославовом Дворе, где собралось грандиозное вече, Александр, слезая с коня, споткнулся и едва не грохнулся наземь. К своему месту, находящемуся на почётном возвышении, прошёл, не глядя ни на кого, даже на красавицу жену Прасковью, дочь пинского князя Брячислава Васильковича. Досидеть до окончания празднества князь не смог, а хмельного мёда за славную победу так и не выпил ни капли. Неожиданно в самый разгар веселья он поднялся и, сославшись на плохое самочувствие, отбыл вместе с Прасковьей в княжескую резиденцию в Городище, хотя сам архиепископ Спиридон упрашивал героя Ледового побоища остановиться у него в Детинце. А приехав к себе, слёг в постель да так больше и не встал с неё.
Никто не понимал, что приключилось с князем. Казалось, рана его не беспокоит, а наоборот заживает. Простреленное плечо не опухало и не отекало. Некоторые подумали, что чёрная стрела была отравлена, да только никаких признаков отравления у Александра не наблюдалось. Он просто тихо и неумолимо угасал, как лампадка, которую забыли заправить маслом. Кожа лица и рук больного пожелтела, сделалась пергаментно-прозрачной, сквозь неё резко проступили сеточки красноватых и голубоватых пульсирующих прожилок. Временами князя бросало в жар, который внезапно сменялся ознобом, на лбу проступала испарина.
Тогда решили, что проклятая стрела была заколдована. Пленных рыцарей допросили с пристрастием, надеясь, что хоть кто-то из них признается в бесчестном злодеянии. Но несмотря на все старания заплечных дел мастеров, добиться чего-либо от этих безземельных дворянчиков, державшихся надменно даже в плену, не удалось. Если причиной загадочной болезни князя и было колдовство, приходилось признать, что командная верхушка отряда крестоносцев не была причастна к его применению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Радости было! Приятно вспомнить…
Да только зря радовались господа советники, ибо Александр, теперь уже снискавший любовь и уважение народа, вновь начал выдвигать завышенные требования на обладание властью. Напряжение между князем и именитыми новгородцами росло. Дело дошло до того, что вече опять довелось выбирать между князем и своими старшинами. И, конечно же, Александру вновь пришлось покинуть город.
А между тем, беда не заставила себя долго ждать. Правда, теперь она пришла не с востока и не с севера, а накатила железной волной с запада. Изборск и Псков пали под ударами закованных в латы рыцарей (последний – не без помощи изменщиков из числа бояр). Всё ближе подбирались крестоносцы к Великому Новгороду. И Андрей Ярославович, младший брат Александра, приглашённый на освободившийся престол, ничего не смог поделать с супостатами. Когда же Бату вынудил Ярослава Всеволодовича пойти вместе с татарами в поход на Киев, Андрей отправился с отцом. А на Копорском погосте уже выросла грозная крепость крестоносцев…
Делать нечего. Пришлось старшинам, подавив гордость и предвидя в перспективе новые трения и раздоры, в третий раз просить Александра возглавить их войско. Князь не стал артачиться, чего так боялись именитые бояре. Напротив, повёл себя весьма мудро и, рассудив, что когда опасность притаилась у порога дома, не время ссориться, отложил выяснение вопросов о границах княжеской власти в Новгороде до лучших времён. Вече с ликованием восприняло возвращение Александра. А тот времени зря не терял: сколотил мощную дружину, усилив её ладожанами, с которыми в прошлом году бил шведов, а также карелами и ижорами, и первым делом выбил рыцарей из Копорья. Мол, получайте, окаянные, не спасут вас и ваши крепости, не скроетесь в них от меня!
Совершив это благое деяние, Александр добавил к своему войску дружину суздальцев и увёл всю армию в землю эстов. Новгородцы забеспокоились, решив, что он поступил безрассудно, променяв честь освобождения родной земли на возможность расширить владения и взять богатую добычу. Однако вскоре выяснилось, что молодой князь попросту схитрил, заставил иноземцев потерять бдительность, ибо неожиданно развернул рать и взял приступом Псков. На радостях новгородцы уже не очень огорчились по поводу того, что Александр опять увёл дружины к эстам. Покуда молодая кровушка играет в жилах, пусть покуражится!..
Крестоносцы поняли, что если дела у русичей и дальше пойдут столь же успешно, то Великого Новгорода им не видать, как своих ушей под железными шлемами. Решившись на серьёзные действия, они послали на восток мощное войско. Может быть, второй северный поход Александра был ошибкой, ибо, горя желанием попотрошить эстов, он не позаботился об основательном прикрытии пути на Новгород. К счастью, с крестоносцами столкнулся отряд Домаша и Кербета. В ходе яростной схватки почти все русские воины погибли, но всё же задержали врага, а посланные вестовые успели предупредить князя и граждан Великого Новгорода о новой опасности.
Да уж, Александру крупно повезло. Князь осознал допущенную оплошность и быстро, а главное вовремя, вернул дружины на родную землю. Он расположил рать в южной части Чудского озера, а в качестве неприятного сюрприза для врага приготовил боковой удар из засады, на какие был большим мастером.
Крестоносцы не разгадали хитрой уловки. С достойным лучшего применения упрямством они попёрли «свиньёй» на то, что легкомысленно сочли всем новгородским войском. И получили по заслугам: четыре сотни рыцарей было убито, ещё полсотни попало в плен, а уж сколько полегло там пеших кнехтов, никто не считал. Да и как сосчитать убитых, когда часть немцев вообще провалилась под лёд…
Вот как раз перед столь неожиданной развязкой приключилась с Александром великая беда. Когда молодой двадцатидвухлетний князь упивался победой, преследуя по льду удиравших без оглядки врагов, то был ранен в левое плечо. Противокольчужная стрела пробила навылет мякоть плеча, не задев кости. Можно сказать, это была не серьёзная рана, а пустяковая царапина. Александр и не придал ей значения, просто на полном скаку обломил стрелу с двух сторон, чтобы не мешала. После сражения остатки древка, имевшего зловещий чёрный цвет, извлекли, рану промыли, по всем правилам прижгли и перевязали. Казалось, о ней можно было забыть.
Если бы… Пока войско победителей совершало переход к исполнившемуся ликованием Новгороду, всё было нормально. Однако уже на подходах к городу князь сделался задумчивым и рассеянным; когда с ним заговаривали, отвечал односложно, отрывисто, иногда невпопад, после чего надолго замолкал. А на Ярославовом Дворе, где собралось грандиозное вече, Александр, слезая с коня, споткнулся и едва не грохнулся наземь. К своему месту, находящемуся на почётном возвышении, прошёл, не глядя ни на кого, даже на красавицу жену Прасковью, дочь пинского князя Брячислава Васильковича. Досидеть до окончания празднества князь не смог, а хмельного мёда за славную победу так и не выпил ни капли. Неожиданно в самый разгар веселья он поднялся и, сославшись на плохое самочувствие, отбыл вместе с Прасковьей в княжескую резиденцию в Городище, хотя сам архиепископ Спиридон упрашивал героя Ледового побоища остановиться у него в Детинце. А приехав к себе, слёг в постель да так больше и не встал с неё.
Никто не понимал, что приключилось с князем. Казалось, рана его не беспокоит, а наоборот заживает. Простреленное плечо не опухало и не отекало. Некоторые подумали, что чёрная стрела была отравлена, да только никаких признаков отравления у Александра не наблюдалось. Он просто тихо и неумолимо угасал, как лампадка, которую забыли заправить маслом. Кожа лица и рук больного пожелтела, сделалась пергаментно-прозрачной, сквозь неё резко проступили сеточки красноватых и голубоватых пульсирующих прожилок. Временами князя бросало в жар, который внезапно сменялся ознобом, на лбу проступала испарина.
Тогда решили, что проклятая стрела была заколдована. Пленных рыцарей допросили с пристрастием, надеясь, что хоть кто-то из них признается в бесчестном злодеянии. Но несмотря на все старания заплечных дел мастеров, добиться чего-либо от этих безземельных дворянчиков, державшихся надменно даже в плену, не удалось. Если причиной загадочной болезни князя и было колдовство, приходилось признать, что командная верхушка отряда крестоносцев не была причастна к его применению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109