«По отчеству».
Ты моих помыслах такая: Небесная голубизна — светла, ясна. В прозрачности глубоких красок неизъяснимой чистоты, с глазами голубых мечтаний остановилась ты, подняв дитя, чтобы оно могло взглянуть на уходящий к роще путь в лучащемся тумане. А на лице твоем Покой и Благодать — две спутницы твои и каждой женщины, которая готова страдать и ждать, когда дитя — ей, первой ей, произнесет свое вот-вот родившееся слово. Как не гордиться ей, одной из матерей, начальным зернышком огромной жизни, которому она дала родиться — как каждая на свете мать, что миру дарит детство, пренебрегая мукою своей.
Так солнце дарит миру на рассвете свой первый луч, младенца нового земного дня. И тот, кто может взвесить на руке песчинку, незаметную в песке, способен ощутить весь вес планеты. Так и мать, свое дитя подьемля, — всю Землю держит. И только потому ее святой позволено назвать. Так, в красках Рафаэля возникая, равно держа и Землю и зерно, ты в помыслах моих такая.
Эдуардас Межелайтис. Женщина (отрывок)
ЕГОР. Высвобождение. Наслаждение
У нас с Анастасией начался новый медовый месяц длиною в… не знаю, во сколько месяцев, а точнее, лет или десятилетий. Будто горный поток долго копил силы и прорвал наконец возникшую плотину и неудержимо хлынул вниз, снося на своем пути все преграды, смывая прочь накопившееся в русле наносы и заносы. А солнышка наверху, а запасов застывшей воды на вершине неисчислимо, так что не иссыхать потоку долго, очень долго!.. Этот образ неистощимого грохочущего водопада, когда-то давно поразившего мое воображение в горах, где мы были с Дарьей, вставал из Небытия при каждой нашей нынешней встрече с Анастасией.
У нас началась не только новая любовная жизнь, как будто под излучением света и тепла жаркого расколдованного солнца, но новая жизнь вообще. Новая особенно для меня, потому что я исподволь действительно переставал быть только придатком, функциональным рычагом своей работы. Дело постепенно превращалось в одну из важнейших сторон жизни вместо того, чтоб быть ее единственным смыслом, а смыслом и целью жизни мы поставили строительство самой жизни — полнокровной, по возможности всесторонней, разнообразной, совместной, счастливой.
Это был непростой, может быть, самый крутой поворот из всех, что я испытал на своем уже столь долгом пути.
Увидеть радость в общении и веселой возне с женой и детьми, а не помеху для прочтения тех срочных деловых бумаг, что я взял домой из конторы — это было непросто при инерции наката в десятки лет! Найти возможности для прочтения сложной художественной книги, которая с таким трудом пробивалась через мои заржавевшие мозги, но все же завертела маховики, не связанные вплотную с картографией, — это было как пройти через хирургическую операцию. Но после этой операции, что-то странное случилось с моим мышлением, как будто короста во многих местах обвалилась с него, будто темные шоры сняли с глаз, и я стал видеть мир и ярче, и шире, и острее…
Ощутить, что поход на рынок — это не только помеха работе и досадная трата времени, но и помощь любимой женщине, но и освоение каких-то любопытных, неведомых или забытых сторон реального мира, но и достойное строительство доброй реальной жизни: само собой, это было коренное изменение мышления, переориентация в пространстве.
Конечно, самое главное здесь было так перестроить отношения на работе, чтобы дело не пострадало: это нужно было не только для ублажения собственного самолюбия (из грязи да в князи), но и по фундаментальной причине — для проживания семейства в добром достатке, это было моим элементарным долгом кормильца и заботника. Надо сказать, что здесь мне весьма помогли наводки Автора по переустройству судьбы, которые он не только изложил мне, но и по которым провел со мной ряд, так сказать, семинарских занятий. Суть этого переустройства заключалась для начала в беспощадном анализе системы сложившихся в моей деловой жизни отношений, и оказалось, что добрую половину дел я выполнял вместо своих сотрудников, точнее за тех из них, кто работал медленно или с большой долей необязательности: у меня не хватало терпения дождаться необходимого результата и я брался за дело сам. Как следствие, одни откровенно начинали на мне паразитировать, у других я своим вмешательством отбивал стремление к инициативной работе: к чему стараться, если шеф все равно все сделает сам?.. Сначала по привычке тотчас реагировать на ситуацию, я хотел было рубануть саблей по сложившемуся узлу, да вовремя вспомнил, что дуги гнут с терпеньем и не вдруг. Какие претензии можно предъявлять к людям, если у них нет точных должностных инструкций? Я не стал сам составлять эти инструкции, я попросил каждого составить их для себя. Любопытная получилась картина: большинство из моих служащих составили их с превышением того круга обязательств, который они выполняли! И лишь одна фифа, из недавно принятых намаракала несколько невнятных строк, которые будучи зачитаны вслух на планерке у одних вызвали громовой смех («Ну, нет на тебя Жванецкого!»), у других брезгливые реплики.
Зачитал свою должностную инструкцию и я: ясно стало, что выработка стратегии, представительство в наиболее ответственных случаях и контроль за выполнением принятых решений — вот мое дело, а не бесконечная суета вокруг разнокалиберных дел, не подмена замов, не текучка. О, сколько времени высвободилось для действительно серьезной работы!..
Интересно, что после этой тарификации спокойно и без катаклизмов и в общем-то быстро был перетрясен штатный состав: сами по себе, без нажима ушли те, кому не понутру пришлись перемены, выдвинулись вперед и стали работать за двоих те, кому я прежде невольно связывал руки. Особенно выросла как человек и профессионал-диспетчер Наталья Ильинична, секретарша. Ее компьютерный стиль мышления нашел гораздо более рациональное, чем у меня, распределение моих визитов и приемов, звонков и совещаний. Иерархия, четкая структура, и как следствие — более дружная, я сказал бы, стремительная работа всей фирмы и бездна выявившегося времени у меня самого. Это не было подобием иерархии на военной службе, ибо здесь каждому можно было высказать в мой адрес свои разумные пожелания — в отличие от привычной для меня в армии, где приказ командира — закон для подчиненного. Но та сила, что заложена в четкой структуре, отличающейся от размазанной аморфной массы раскованной инициативой и четкой ответственностью каждого на своем уровне, уверенно соединила в мощный единый вектор усилия всех работников. Вроде бы не сделано было ничего особенного, а поди ж ты!..
Эта структурная перестройка, которая, ясно, имела прямое и самое непосредственное отношение к моей семейной жизни, принесла и еще одно последствие, косвенное, но, может быть не менее важное, чем высвобождение бездны времени для личной, не производственной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Ты моих помыслах такая: Небесная голубизна — светла, ясна. В прозрачности глубоких красок неизъяснимой чистоты, с глазами голубых мечтаний остановилась ты, подняв дитя, чтобы оно могло взглянуть на уходящий к роще путь в лучащемся тумане. А на лице твоем Покой и Благодать — две спутницы твои и каждой женщины, которая готова страдать и ждать, когда дитя — ей, первой ей, произнесет свое вот-вот родившееся слово. Как не гордиться ей, одной из матерей, начальным зернышком огромной жизни, которому она дала родиться — как каждая на свете мать, что миру дарит детство, пренебрегая мукою своей.
Так солнце дарит миру на рассвете свой первый луч, младенца нового земного дня. И тот, кто может взвесить на руке песчинку, незаметную в песке, способен ощутить весь вес планеты. Так и мать, свое дитя подьемля, — всю Землю держит. И только потому ее святой позволено назвать. Так, в красках Рафаэля возникая, равно держа и Землю и зерно, ты в помыслах моих такая.
Эдуардас Межелайтис. Женщина (отрывок)
ЕГОР. Высвобождение. Наслаждение
У нас с Анастасией начался новый медовый месяц длиною в… не знаю, во сколько месяцев, а точнее, лет или десятилетий. Будто горный поток долго копил силы и прорвал наконец возникшую плотину и неудержимо хлынул вниз, снося на своем пути все преграды, смывая прочь накопившееся в русле наносы и заносы. А солнышка наверху, а запасов застывшей воды на вершине неисчислимо, так что не иссыхать потоку долго, очень долго!.. Этот образ неистощимого грохочущего водопада, когда-то давно поразившего мое воображение в горах, где мы были с Дарьей, вставал из Небытия при каждой нашей нынешней встрече с Анастасией.
У нас началась не только новая любовная жизнь, как будто под излучением света и тепла жаркого расколдованного солнца, но новая жизнь вообще. Новая особенно для меня, потому что я исподволь действительно переставал быть только придатком, функциональным рычагом своей работы. Дело постепенно превращалось в одну из важнейших сторон жизни вместо того, чтоб быть ее единственным смыслом, а смыслом и целью жизни мы поставили строительство самой жизни — полнокровной, по возможности всесторонней, разнообразной, совместной, счастливой.
Это был непростой, может быть, самый крутой поворот из всех, что я испытал на своем уже столь долгом пути.
Увидеть радость в общении и веселой возне с женой и детьми, а не помеху для прочтения тех срочных деловых бумаг, что я взял домой из конторы — это было непросто при инерции наката в десятки лет! Найти возможности для прочтения сложной художественной книги, которая с таким трудом пробивалась через мои заржавевшие мозги, но все же завертела маховики, не связанные вплотную с картографией, — это было как пройти через хирургическую операцию. Но после этой операции, что-то странное случилось с моим мышлением, как будто короста во многих местах обвалилась с него, будто темные шоры сняли с глаз, и я стал видеть мир и ярче, и шире, и острее…
Ощутить, что поход на рынок — это не только помеха работе и досадная трата времени, но и помощь любимой женщине, но и освоение каких-то любопытных, неведомых или забытых сторон реального мира, но и достойное строительство доброй реальной жизни: само собой, это было коренное изменение мышления, переориентация в пространстве.
Конечно, самое главное здесь было так перестроить отношения на работе, чтобы дело не пострадало: это нужно было не только для ублажения собственного самолюбия (из грязи да в князи), но и по фундаментальной причине — для проживания семейства в добром достатке, это было моим элементарным долгом кормильца и заботника. Надо сказать, что здесь мне весьма помогли наводки Автора по переустройству судьбы, которые он не только изложил мне, но и по которым провел со мной ряд, так сказать, семинарских занятий. Суть этого переустройства заключалась для начала в беспощадном анализе системы сложившихся в моей деловой жизни отношений, и оказалось, что добрую половину дел я выполнял вместо своих сотрудников, точнее за тех из них, кто работал медленно или с большой долей необязательности: у меня не хватало терпения дождаться необходимого результата и я брался за дело сам. Как следствие, одни откровенно начинали на мне паразитировать, у других я своим вмешательством отбивал стремление к инициативной работе: к чему стараться, если шеф все равно все сделает сам?.. Сначала по привычке тотчас реагировать на ситуацию, я хотел было рубануть саблей по сложившемуся узлу, да вовремя вспомнил, что дуги гнут с терпеньем и не вдруг. Какие претензии можно предъявлять к людям, если у них нет точных должностных инструкций? Я не стал сам составлять эти инструкции, я попросил каждого составить их для себя. Любопытная получилась картина: большинство из моих служащих составили их с превышением того круга обязательств, который они выполняли! И лишь одна фифа, из недавно принятых намаракала несколько невнятных строк, которые будучи зачитаны вслух на планерке у одних вызвали громовой смех («Ну, нет на тебя Жванецкого!»), у других брезгливые реплики.
Зачитал свою должностную инструкцию и я: ясно стало, что выработка стратегии, представительство в наиболее ответственных случаях и контроль за выполнением принятых решений — вот мое дело, а не бесконечная суета вокруг разнокалиберных дел, не подмена замов, не текучка. О, сколько времени высвободилось для действительно серьезной работы!..
Интересно, что после этой тарификации спокойно и без катаклизмов и в общем-то быстро был перетрясен штатный состав: сами по себе, без нажима ушли те, кому не понутру пришлись перемены, выдвинулись вперед и стали работать за двоих те, кому я прежде невольно связывал руки. Особенно выросла как человек и профессионал-диспетчер Наталья Ильинична, секретарша. Ее компьютерный стиль мышления нашел гораздо более рациональное, чем у меня, распределение моих визитов и приемов, звонков и совещаний. Иерархия, четкая структура, и как следствие — более дружная, я сказал бы, стремительная работа всей фирмы и бездна выявившегося времени у меня самого. Это не было подобием иерархии на военной службе, ибо здесь каждому можно было высказать в мой адрес свои разумные пожелания — в отличие от привычной для меня в армии, где приказ командира — закон для подчиненного. Но та сила, что заложена в четкой структуре, отличающейся от размазанной аморфной массы раскованной инициативой и четкой ответственностью каждого на своем уровне, уверенно соединила в мощный единый вектор усилия всех работников. Вроде бы не сделано было ничего особенного, а поди ж ты!..
Эта структурная перестройка, которая, ясно, имела прямое и самое непосредственное отношение к моей семейной жизни, принесла и еще одно последствие, косвенное, но, может быть не менее важное, чем высвобождение бездны времени для личной, не производственной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110