– За скорейшее исполнение всех ваших желаний!
Царь приник к чаше, осушил ее и, пустую, кинул Лухуми.
Возбужденный выпитым вином, Лухуми на лету поймал чашу, поцеловал ее и прижал к груди. Он наполнил ее до краев и, запрокинув голову, выпил всю до дна и тут же покачнулся и свалился на скамью, уронив голову на стол.
Пир продолжался.
Незаметно встала и вышла Лилэ. За ней последовал Лаша. Сначала он вышел на балкон, потом тихонько прошел в ту комнату, где вчера вкусил такое неизъяснимое блаженство.
Лилэ поправляла перед зеркалом прическу.
Лаша подкрался сзади и обнял ее. Она улыбнулась ему в зеркале и прижалась к нему. Лаша покрыл страстными поцелуями ее лицо и шею.
– Сегодня же еду в Тбилиси и забираю тебя с собой! – объявил он.
– Сегодня нельзя, государь, никак нельзя…
– Я не могу жить без тебя, моя Лилэ, а дольше здесь оставаться невозможно!
– И я не могу без тебя, Лаша… Лашарела!.. – шептала Лилэ, крепко обнимая его.
– Сегодня… Сегодня же я должен увезти тебя. Не уеду без тебя, не могу без тебя…
– Нет, царь! У меня же муж… Что скажут люди… И богу это неугодно… – Но тут же, сама не понимая, что говорит, она продолжала: Ты царь, все мы рабы твои. Ты все можешь… Устрой так, чтобы никто не мог винить меня, чтобы и тебя никто не мог упрекнуть…
– Лилэ! Лилэ, дочка! – раздался за дверью голос Кетеван.
Лилэ выскользнула из объятий Лаши и устремилась в зал. Кетеван, увидев, что сын ее спит за столом, а царь и Лилэ исчезли, встревожилась и бросилась искать невестку.
– Что случилось, мама? – растерянно спросила Лилэ.
– Что же ты за мужем не присмотришь! – строго глянув на нее, сказала Кетеван. – Видишь, заснул он за столом. Надо помочь ему, увести, уложить. – Голос свекрови звучал суровым упреком.
С помощью слуг женщины подняли спящего Лухуми.
Возвратившись в Тбилиси, царь затосковал. Он скоро понял, что сердце его осталось в Велисцихе и он не может жить в разлуке с Лилэ. Днем его не увлекали ни пиры, ни охота, ни прогулки, а ночью сон бежал от него.
Подавленное настроение царя тревожило придворных, но сам он никому не открывал причины своей тоски. Расспрашивать его никто не решался.
Несколько раз Георгий пытался тайком съездить в Велисцихе, но верный Лухуми как тень следовал за ним, и царь никак не мог от него избавиться.
Отказавшись от всяких развлечений, царь заполнял свое время чтением: в истории любви Лейли и Меджнуна, Вис и Рамина, Тариэла и Нестан он находил сходство со своим томлением и искал ответа на терзавшие его вопросы.
Чтение любовных историй не успокаивало царя, напротив – он все глубже впадал в отчаяние. Он убеждался, что действительно не может жить без Лилэ.
Ему все тяжелее становилось вдали от любимой. Присутствие Лухуми становилось для Лаши невыносимым, каждая встреча с ним преисполняла царя горечью и гневом на собственное бессилие.
Лухуми огорчало дурное настроение повелителя, и в своей простоте он делался еще услужливее, с еще большим рвением бросался выполнять каждое поручение и тем самым только сильнее досаждал царю.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Коль твоя жена красотка,
Ты себя к беде готовь.
Пусть не дремлет пес твой чуткий,
Не смыкает глаз свекровь…
Народная песня
Было за полночь, когда в Тбилиси началось землетрясение.
Царь еще не спал. После первого толчка он встал и выглянул в окно. От нового толчка дворец закачался, словно лодка. Крики о помощи пронзили ночную тишину.
По ту сторону Куры рушились дома. Люди выбегали на улицы, обезумев, носились по городу при свете факелов.
Всю ночь Лаша объезжал пострадавшую часть города, распоряжался оказать помощь горожанам, отвести помещения для оставшихся без крова, утешал родственников погибших, выражал им сочувствие в горе.
В одном из разрушенных районов из-под земли забил новый серный источник, более горячий, чем все источники в городе.
Тбилиси и без того был богат целебными ключами. Со времен Тамар банями, сооруженными на этих источниках, всякий мог пользоваться бесплатно. Погонщики караванов из далеких стран смывали здесь с себя дорожную пыль и нежились в мраморных ваннах, украшенных затейливыми пестрыми узорами.
Церковники объявили, что новый источник – знамение спасения города, и царь велел освятить его и построить на нем новые бани.
На следующий день мандатуртухуцеси доложил Георгию, что землетрясением сильно разрушен старый дворец, выстроенный еще великим пращуром его, Давидом Строителем.
Царь давно не заглядывал во дворец Давида. При царе Георгии III и при царице Тамар были возведены новые, более благоустроенные дворцы. А палаты Давида большей частью оставались запертыми и открывались лишь изредка, в особо торжественных случаях. На этот раз царь пожелал осмотреть старый дворец. Он направился туда вместе с Турманом Торели и Эгарсланом. Еще не входя во внутрь, они заметили большую трещину в стене приемного зала.
Царь вошел в зал и, очарованный, застыл на пороге. Роскошная мебель, расставленная со вкусом, свет, щедро льющийся из широких окон, и, наконец, роспись стен, исполненная живыми, яркими красками, – все дышало удивительной красотой и соразмерностью.
На противоположной от входа стене художник изобразил вечерние сумерки. На террасе царского дворца стоял согбенный старец. Весь его облик говорил о физической немощи, душевной усталости от долгой, полной тревог жизни. Лишь лицо его выражало крайнее возбуждение, глаза сверкали последним жаром, словно догорающие уголья; испепеляющая страсть была разлита в чертах его. Он впился вожделенным взором в нагое тело купальщицы, погруженное в прозрачные струи реки.
Колдовской силой дышали краски и линии тела женщины. И было оно подобно грозди зрелого винограда, и звало оно к наслаждению. Даже воздух, окружавший купальщицу, был напоен трепетом и волнением ее прекрасного юного тела.
– Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался по кровле царского дома и увидел с кровли купающуюся женщину…
Лаша оглянулся. Глядя на роспись, Турман читал на память историю соблазнения Давида, пророка из Ветхого завета.
– Та женщина была очень красива. И послал Давид разведать, кто эта женщина. И сказали ему: это Вирсавия, дочь Елиама, жена Урии-хеттеянина. Давид послал слуг взять ее; и она пришла к нему, и он спал с ней… Торели повернулся к другой стене. – Поутру написал Давид письмо к Иоаву. В письме он написал так: поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтоб он был поражен и умер.
Лаша вздрогнул и пристальней вгляделся в суровое лицо Иоава военачальника Давидова.
– Посему, когда Иоав осаждал город, то поставил он Урию на таком месте, о котором знал, что там храбрые люди. И был убит Урия-хеттеянин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90