Ты послушай только, что народ о тебе говорит... Ты же умный человек... – Сарчимелиа уже давился словами, но Дата молчал. – Дата-батоно, тебя одного послушаются Накашиа. Помоги мне забрать у них деньги. Половина – твоя.
Слабая улыбка скользнула по лицу Туташхиа, а может, искра мелькнула в его глазах и погасла. Сарчимелиа понял, что лихой его тон давно уже перешел в мольбу, что не пойдет с ним Туташхиа к братьям Накашиа, но все равно разбойнику хотелось услышать от Даты хоть слово.
– Ступай, Ража-браток, своей дорогой,– сказал Дата.
Мордухай пошарил по столу, нащупал патроны и протянул их разбойнику. Сарчимелиа помедлил, прежде чем подняться, рассовал оружие и вышел.
Донесся лай соседских собак, сначала вблизи, потом издалека, и все стихло.
Вошел Исаак, внук Мордухая, и стал собирать ужин.
– Все это одних рук дело, Дата, – сказал Мордухай. – Одной головой придумано. Одной веревочкой перевито. Очень уж все одно к одному.
– Кто же он, этот человек? И почему такие умные люди идут к ним на службу, хотел бы я знать? – спросил Дата.
– Каждому – свое. Бог многим отпустил ума, а разумом наградил немногих. По разуму человека и дела его. У тех, о ком ты говоришь, поганый разум. Какими же быть делам их?
– А когда ты жить начинал, Мордухай-батоно, какой у тебя был разум?
– Выгода да прибыль.
– Ну, а потом?
– Понял, что все это – прах, но ничего лучшего мне не попалось, и тогда пошел до конца – копил и умножал нажитое. И так почти до ста лет. – В очаге шипела сырая коряга. – Хорощее ел, хорошее пил, в хорошей одежде ходил, но на другой день об этом уже не помнил. Все превращалось в ничто... – Мордухай помолчал. – А знаешь, что из всего этого в памяти осталось?.. В Мартвили на базаре мальчонка однажды козу продавал. Одежонка на нем была такая грязная и изодранная, какой я в жизни не видел. Торговала козу старуха вдова: мор выбил всю семью, только внук остался, грудной младенец. Чтобы выходить его, и покупала она козу. Слезами умывалась – просила мальчишку уступить скотину за шесть гривенников, больше у нее ни гроша не было! Мальчишка – ни в какую. А я в ту пору черкеску продавал, досталась она мне по дешевке. Отдал я мальчишке черкеску задаром, ничего не взял. Забыть не могу его глаз: и верить не верит, и рад до смерти, а удивлению – края не видно. И еще помню: взял он у меня черкеску, тут же отдал старухе козу за шестьдесят копеек. Я ему. Он – ей.
Туташхиа оторвал наконец взгляд от огня и перевел на слепого Мордухая.
– Пробовал я по-твоему. Сам знаешь, сколько раз пробовал.
– Ну и что?
– Кого я одел-обул, тот меня разул-раздел. А не меня, так другого. Здесь уж разницы никакой. – Туташхиа налил себе водки.
– Ну, а если б не одел, не обул, что ж, ты думаешь, тот человек не пустил бы другого голым по свету? Или даже тебя – тоже ведь разницы никакой?
– Это в голову мне не приходило, – сказал Туташхиа и опорожнил стопку.
Кончили есть. Туташхиа раскурил трубку.
– Не пойдет он один к братьям Накашиа,– сказал Мордухай,– смелости не хватит. Но и покоя ему не будет, пока не отомстит.
Исаак убрал посуду. Вытер стол.
– Найди, браток, Буду Накашиа,– сказал Дата Исааку,– расскажи обо всем. А то нахлебаются они горя от этого шакала.
На рассвете Исаак набрал мелкого товара и пустился в путь по горным деревушкам, но братья Накашиа заметали следы, как никогда прежде, – попробуй найди их. Не успели слова Даты дойти до них, как случилось то, чему суждено было случиться: Сарчимелиа подстерег их и одним выстрелом уложил Буду на месте. Лука, решив, что это полиция, удрал. Сарчимелиа явился к посреднику, помирился с полицией, согласился служить и через две недели вышел охотиться на разбойников.
Лука Накашиа скрывался еще несколько месяцев, время от времени возвращаясь домой,– погостит недельку и обратно в лес. Понемногу он привык к дому, и мы его не беспокоили. Наконец ему и вовсе надоело играть в казаков-разбойников, и он взялся за мотыгу.
Как и было между ними договорено, Туташхиа через месяц появился в хижине слепого Мордухая. Вошел, поздоровался, дальше – ни слова. Старик понял, что Дата знает и про убийство Буду Накашиа, и про все остальное.
– Что Сарчимелиа пошел к ним служить и теперь гоняется за абрагами – известно тебе? – спросил хозяин.
– Известно. Вывели из крысы людоеда!
Мордухай не понял, о чем речь, и спрашивать не стал.
– Мордухай-друг, скажи, что делать человеку, который не знает, как быть и жить дальше?
– Ваша вера дает выход, лучше которого в других верах нет ничего... Монастырь!
Дата покачал головой.
– Все религии и наше Евангелие мне понятны до тех пор, пока они говорят человеку, каким ему надлежит быть. А что дальше этого, никуда не годно и никому не нужно. И ведь что удивительно: в монахи идут, чтобы на это ненужное себя тратить. А для добрых дел надо жить мирской жизнью. В этом правда. Не по мне монашество. Уйду.
– Куда?
– Со мной и вокруг меня столько произошло, что не понять мне теперь, как жить и что дальше делать. А знать надо, без этого не могу. Хочу взглянуть на все издалека. Может, там, куда ухожу, пойму, что делать. Может, ждет меня там то, что ищу. Пойду погляжу. – И, немного погодя, добавил: – Мордухай-друг, нужно мне, и непременно сегодня, десять тысяч. Не вернусь – плакали твои денежки. Тебя в живых не застану – отдам Исааку. Оба живы будем, за мной не пропадет – сам знаешь.
Слепой встал, взял костыль и, вернувшись через четверть часа, положил перед Датой деньги.
ИРАКЛИЙ ХУРЦИЛАДЗЕ
Я сидел в своем кабинете после вчерашней пирушки и машинально листал газеты. Но строчки расплывались, голова моя раскалывалась на части, и я ничего не соображал. Что там говорить– состояние известное! Проще всего было лечь в постель и хорошенько выспаться, но вместо этого пришлось тащиться в контору на свидание с клиентом. Свидание назначено было на час дня. Дело это сводилось к несчастному клочку земли и тянулось уже восемь лет. Стороны прошли все судебные инстанции, но никто не мог доказать своего права на землю. Бесконечная тяжба и судебная волокита измотали всех вконец, и именно это обстоятельство я надеялся использовать для того, чтобы как-нибудь примирить их.
Юридическую контору я завел лет восемь назад. Контора как контора: два присяжных поверенных, нотариус, два комиссионера и несколько мелких служащих. Брался я за самые разные дела – составлял документацию при крупных коммерческих сделках, был посредником в купле-продаже, вел комиссионные дела. Нельзя сказать, чтобы я был слишком богат, но денег было достаточно для беззаботной холостяцкой жизни. И хотя мне уже исполнилось тридцать пять лет, но все свое свободное время я тратил самым легкомысленным образом: кутил, играл в карты и веселился, как мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60