– И Туташхиа пошел к своим лошадям.
На небольшом холме повыше родника стояли развалины старой церкви. У Туташхиа был там тайник. Он спрятал ружье и кинжал, а два маузера положил в хурджин – по одному в каждую суму. Отвязал лошадей и вернулся к духану.
На конский топот из духана высунулся Астион.
– Поставь лошадей. Я заночую здесь,– сказал Туташхиа.
Астион принял поводья и внимательно оглядел гостя. Эта излишняя любознательность не осталась гостем незамеченной.
– Где Бикентнй? – спросил Туташхиа.
Слуга показал рукой на комнату на балконе, к которому вела лестница, и повел лошадей в конюшню. Туташхиа поднялся по лестнице и на балконе остановился, чтобы проводить слугу глазами.
Иалкапндзе лежал на тахте и читал при свете маленькой лампы.
– Здравствуй, Бикентий!
Иалканидзе положил книгу и взглянул на гостя.
– Ти-т-у-уу! – протянул он тихо.
– Ти-ту,– согласился Туташхиа таким топом, будто вспомнил нечто не совсем пристойное. – С чего ты это вспомнил?., Почему именно это? Ти-т-ту?..
Иалканидзе обнял приятеля.
– Куда же ты запропал, друг?
Туташхна сбросил хурджин, скинул бурку и сел. Когда первые разговоры были переговорены и новости пересказаны, абраг спросил:
– Ты слышал, что этот Малакиа про твоего Астиона кричал?
– Слышал и знаю об этом. Когда ты был здесь в последний раз, тут на дороге работали каторжники, и старшим надзирателем над ними был поставлен такой Удодов. Ты когда-нибудь белые глаза у человека видел? Так вот этого Удодова месяц хлебом не корми и водой не пои – дай человека помучить. Приходит он раз ко мне и говорит: у меня освобождается одни малый, очень приличный человек, в лакеях долго служил у хороших хозяев. Он сидел за то, что пырнул ножом любовника жены. Он немой, но слышит прекрасно. Он назвал фамилию, н я сразу понял, о ком речь и за что сидел. Не мог же этот изверг надзиратель привести мне Астиона из одной только жалости к бедняге?! Полиции надо было иметь у меня своего человека. Ничего другого за этой немудреной удодозской хитростью не стояло. Взял я этого Астиона. Он и сидит у меня.
– Ты все верно разложил. Но полиции нужен был свой человек, а тебе он зачем?..
– Кто?
– Их человек в твоем духане?
– Значит, нужен. Отказаться ничего не стоило. Туташхиа вышел на балкон, Бикентий вынес туда стулья, и они расположились на воздухе.
– Сколько порций хашламы продаст в день Бикентпй Иалканидзе– об этом сообщать в полицию? Ясно, не за этим они его сюда посадили,– вернулся Иалканидзе к их разговору. – И не для того нужен был им Астион, чтобы передавать про всех беглых и пришлых, кто через этот духан пройдет. За полгода не перечесть, сколько останавливалось здесь разбойников и всякого темного люда. Астион все видел, все слышал, но дальше вой того нужника шагу не ступал. От Харпалп до пристава двадцать верст полных, до полиции– шестьдесят. Удодов как привел Астиона, так через три дня и угнал своих каторжников, поминай как звали. Захоти даже Астион, куда, кому и как ему доносить?.. Да еще он дурак дураком, каких свет не видывал! Пет, он не фискал, не то вой в том комнате Бодго Квалтава остановился...
– Кто, говоришь? – встрепенулся Туташхпа.
– Бодго Квалтава, разбойник, бандит... – Иалканидзе осекся, будто что-то ударило ему в голову, и лицо его озарилось догадкой.
– Бодго Квалтава!– промолвил Туташхиа. – Он одни или с кем-нибудь?
Духанщик с трудом оторвался от своих мыслей:
– Да... что тебе надо?.. Один, не один!.. Товарищ с ним.
– За последние пятнадцать лет повешено пять товарищей этого Квалтава,– медленно проговорил Туташхиа. – А сколько еще уложил в перестрелках!.. Это очень дурной человек. Припрет его полиция к стенке – он оставит у нее в руках товарища, а сам смоется. Этим и жив, за этим и таскает за собой товарищей.
Иалканндзе сплюнул, выругался и снова погрузился в мысли, нахлынувшие па пего при имени Квалтава.
– О чем задумался, Бикентий? – спросил Дата.
– Мыслишка одна забрела мне в голову. Но о ней после. Я тебе об Астионе скажу, раз уж мы о нем заговорили. Нет, не фискалить его сюда посадили...
– Ты говоришь, он дурак. Это и полиции известно. Дурака они в стукачи не возьмут,– согласился Туташхиа.
– Не возьмут – твоя правда. Так кто же он, как ты думаешь? Я тебе скажу, кто. Он.– убийца! Я это понял еще до того, как он у меня служить начал. Он поселился у меня, пожил немного, и я послал его в деревню, будто бы по делу, а сам обшмонал его барахлишко. Нашел яд.
– Ты погляди-ка! Чем тупей человек, тем легче убивает! Толково они подобрали,– сказал Туташхиа.
– Теперь ты понял, зачем он мне здесь понадобился? Откажись я от него, они б толкнули его в другое место. Что мне тогда с ним делать? А ничего и не сделаешь.
– Ты все сделал правильно,– проговорил Туташхиа негромко.
Абраг смотрел в небо. Иалканидзе думал.
– Однажды я подарил Эле, моей сестре, кусок материи на платье,– сказал Туташхиа, и в голосе звенела печаль. – Такой он был синий, и по синему полю рассыпан был жемчуг, крупный и мелкий, как эти звезды.
А мысли Иалканидзе все вертелись и вертелись вокруг немого слуги. Больше всего он жаждал понять, узнал Астион Туташхиа или нет. Об этом ему и хотелось поговорить, но он чувствовал, что душа гостя совсем не здесь, и не хотел мешать ему.
Пробежал ветерок, принеся с собой запах леса со склона, и Туташхиа почувствовал, как встревожен и взволнован друг.
– Он очень пристально поглядел на меня, но мне кажется, не понял, я это или кто-то другой.
– С тех пор прошло сколько времени,– рассмеялся Иалканидзе.– В тюрьме у тебя была борода, а бритого поди узнай тебя. Да и темень какая... Сколько времени вы провели тогда вместе?
– Дня два, от силы – три. Арестанты распознали, что он за птица, начальство перепугалось, что его пришьют, и забрали куда-то... Бикентий... я привел коня!..
– Ты что говоришь? Значит, ты узнал, кто он, тот человек? Да говори, ради бога...
Туташхиа долго набивал трубку.
– Мне верные люди сказали, но и других надо спросить... тогда уже совсем поверю. Я сейчас дорогой повидаюсь с одним... проверю... – Туташхиа взглянул на Иалканидзе и, увидев, в каком тяжелом он напряжении, сказал: – А человек этот – мой двоюродный брат Мушни Зарандиа.
– Я так и думал, Дата, да не набрался духу сказать тебе... Двоюродный брат!
Сильнее подул ветер, и похолодало. Они долго молчали, пока Иалканидзе не продрог.
– Может, пойдем?
Они забрали стулья и закрыли за собой дверь. Туташхиа взял со стола газету, взглянул на число, проглядел заголовки и принялся читать.
– Я открою дверь, здесь душно,– и духанщик распахнул дверь, ведущую в зал.
В духане было два этажа. Первый этаж был отведен под обеденный зал, кухню и всякие службы. На втором этаже размещались жилые комнаты: по три с каждой стороны вдоль фасада и по две – на торцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
На небольшом холме повыше родника стояли развалины старой церкви. У Туташхиа был там тайник. Он спрятал ружье и кинжал, а два маузера положил в хурджин – по одному в каждую суму. Отвязал лошадей и вернулся к духану.
На конский топот из духана высунулся Астион.
– Поставь лошадей. Я заночую здесь,– сказал Туташхиа.
Астион принял поводья и внимательно оглядел гостя. Эта излишняя любознательность не осталась гостем незамеченной.
– Где Бикентнй? – спросил Туташхиа.
Слуга показал рукой на комнату на балконе, к которому вела лестница, и повел лошадей в конюшню. Туташхиа поднялся по лестнице и на балконе остановился, чтобы проводить слугу глазами.
Иалкапндзе лежал на тахте и читал при свете маленькой лампы.
– Здравствуй, Бикентий!
Иалканидзе положил книгу и взглянул на гостя.
– Ти-т-у-уу! – протянул он тихо.
– Ти-ту,– согласился Туташхиа таким топом, будто вспомнил нечто не совсем пристойное. – С чего ты это вспомнил?., Почему именно это? Ти-т-ту?..
Иалканидзе обнял приятеля.
– Куда же ты запропал, друг?
Туташхна сбросил хурджин, скинул бурку и сел. Когда первые разговоры были переговорены и новости пересказаны, абраг спросил:
– Ты слышал, что этот Малакиа про твоего Астиона кричал?
– Слышал и знаю об этом. Когда ты был здесь в последний раз, тут на дороге работали каторжники, и старшим надзирателем над ними был поставлен такой Удодов. Ты когда-нибудь белые глаза у человека видел? Так вот этого Удодова месяц хлебом не корми и водой не пои – дай человека помучить. Приходит он раз ко мне и говорит: у меня освобождается одни малый, очень приличный человек, в лакеях долго служил у хороших хозяев. Он сидел за то, что пырнул ножом любовника жены. Он немой, но слышит прекрасно. Он назвал фамилию, н я сразу понял, о ком речь и за что сидел. Не мог же этот изверг надзиратель привести мне Астиона из одной только жалости к бедняге?! Полиции надо было иметь у меня своего человека. Ничего другого за этой немудреной удодозской хитростью не стояло. Взял я этого Астиона. Он и сидит у меня.
– Ты все верно разложил. Но полиции нужен был свой человек, а тебе он зачем?..
– Кто?
– Их человек в твоем духане?
– Значит, нужен. Отказаться ничего не стоило. Туташхиа вышел на балкон, Бикентий вынес туда стулья, и они расположились на воздухе.
– Сколько порций хашламы продаст в день Бикентпй Иалканидзе– об этом сообщать в полицию? Ясно, не за этим они его сюда посадили,– вернулся Иалканидзе к их разговору. – И не для того нужен был им Астион, чтобы передавать про всех беглых и пришлых, кто через этот духан пройдет. За полгода не перечесть, сколько останавливалось здесь разбойников и всякого темного люда. Астион все видел, все слышал, но дальше вой того нужника шагу не ступал. От Харпалп до пристава двадцать верст полных, до полиции– шестьдесят. Удодов как привел Астиона, так через три дня и угнал своих каторжников, поминай как звали. Захоти даже Астион, куда, кому и как ему доносить?.. Да еще он дурак дураком, каких свет не видывал! Пет, он не фискал, не то вой в том комнате Бодго Квалтава остановился...
– Кто, говоришь? – встрепенулся Туташхпа.
– Бодго Квалтава, разбойник, бандит... – Иалканидзе осекся, будто что-то ударило ему в голову, и лицо его озарилось догадкой.
– Бодго Квалтава!– промолвил Туташхиа. – Он одни или с кем-нибудь?
Духанщик с трудом оторвался от своих мыслей:
– Да... что тебе надо?.. Один, не один!.. Товарищ с ним.
– За последние пятнадцать лет повешено пять товарищей этого Квалтава,– медленно проговорил Туташхиа. – А сколько еще уложил в перестрелках!.. Это очень дурной человек. Припрет его полиция к стенке – он оставит у нее в руках товарища, а сам смоется. Этим и жив, за этим и таскает за собой товарищей.
Иалканндзе сплюнул, выругался и снова погрузился в мысли, нахлынувшие па пего при имени Квалтава.
– О чем задумался, Бикентий? – спросил Дата.
– Мыслишка одна забрела мне в голову. Но о ней после. Я тебе об Астионе скажу, раз уж мы о нем заговорили. Нет, не фискалить его сюда посадили...
– Ты говоришь, он дурак. Это и полиции известно. Дурака они в стукачи не возьмут,– согласился Туташхиа.
– Не возьмут – твоя правда. Так кто же он, как ты думаешь? Я тебе скажу, кто. Он.– убийца! Я это понял еще до того, как он у меня служить начал. Он поселился у меня, пожил немного, и я послал его в деревню, будто бы по делу, а сам обшмонал его барахлишко. Нашел яд.
– Ты погляди-ка! Чем тупей человек, тем легче убивает! Толково они подобрали,– сказал Туташхиа.
– Теперь ты понял, зачем он мне здесь понадобился? Откажись я от него, они б толкнули его в другое место. Что мне тогда с ним делать? А ничего и не сделаешь.
– Ты все сделал правильно,– проговорил Туташхиа негромко.
Абраг смотрел в небо. Иалканидзе думал.
– Однажды я подарил Эле, моей сестре, кусок материи на платье,– сказал Туташхиа, и в голосе звенела печаль. – Такой он был синий, и по синему полю рассыпан был жемчуг, крупный и мелкий, как эти звезды.
А мысли Иалканидзе все вертелись и вертелись вокруг немого слуги. Больше всего он жаждал понять, узнал Астион Туташхиа или нет. Об этом ему и хотелось поговорить, но он чувствовал, что душа гостя совсем не здесь, и не хотел мешать ему.
Пробежал ветерок, принеся с собой запах леса со склона, и Туташхиа почувствовал, как встревожен и взволнован друг.
– Он очень пристально поглядел на меня, но мне кажется, не понял, я это или кто-то другой.
– С тех пор прошло сколько времени,– рассмеялся Иалканидзе.– В тюрьме у тебя была борода, а бритого поди узнай тебя. Да и темень какая... Сколько времени вы провели тогда вместе?
– Дня два, от силы – три. Арестанты распознали, что он за птица, начальство перепугалось, что его пришьют, и забрали куда-то... Бикентий... я привел коня!..
– Ты что говоришь? Значит, ты узнал, кто он, тот человек? Да говори, ради бога...
Туташхиа долго набивал трубку.
– Мне верные люди сказали, но и других надо спросить... тогда уже совсем поверю. Я сейчас дорогой повидаюсь с одним... проверю... – Туташхиа взглянул на Иалканидзе и, увидев, в каком тяжелом он напряжении, сказал: – А человек этот – мой двоюродный брат Мушни Зарандиа.
– Я так и думал, Дата, да не набрался духу сказать тебе... Двоюродный брат!
Сильнее подул ветер, и похолодало. Они долго молчали, пока Иалканидзе не продрог.
– Может, пойдем?
Они забрали стулья и закрыли за собой дверь. Туташхиа взял со стола газету, взглянул на число, проглядел заголовки и принялся читать.
– Я открою дверь, здесь душно,– и духанщик распахнул дверь, ведущую в зал.
В духане было два этажа. Первый этаж был отведен под обеденный зал, кухню и всякие службы. На втором этаже размещались жилые комнаты: по три с каждой стороны вдоль фасада и по две – на торцах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60