Они скакали по заснеженной дороге. “Это сумасшествие, – подумал он. – Ради собственной безопасности я должен скакать всю ночь, чтобы оторваться от преследователей. Но видит Бог, она стоит того, чтобы рискнуть жизнью!”
Она, похоже, угадала его мысли, потому что обернулась в седле и крикнула:
– Брата несколько недель не будет. За тобой некому гнаться, мой Жанно!
К своему удивлению, когда они подъезжали к охотничьему домику, он увидел отблески огня в окне.
– Я послала слуг развести огонь, – спокойно сообщила Николь, – и чтобы оставили там еду и все прочее. Не тревожься, мой Жанно, они уже уехали. Я так распорядилась.
– Ты, – недоверчиво произнес Жан, – доверила свои планы слугам? О, Николь, неужели ты не понимаешь, что выдала нас обоих?
Она взглянула на него.
– Думаешь, они поспешат сообщить эту новость брату? – рассмеялась она. – А как они могут это сделать, мой Жанно, если у него медовый месяц, он уехал, и они даже не знают куда?
– Медовый месяц, – прошептал Жан. – О, Боже!
– Не сиди так, – сказала Николь. – Слезай и помоги мне, о, Жан, поторапливайся!
Они стояли рядом у гудящего огня, маленькая головка Николь покоилась у него на плече. Наконец она выпрямилась и посмотрела на него.
– Хорошо, что я тебя так люблю, – рассмеялась она, – потому что, боюсь, иначе я не смогла бы вынести твоего вида.
Жан запустил руку в свою густую черную бороду.
– У брата здесь есть бритва, – сообщила Николь, – и мы можем растопить немного снега, чтобы была горячая вода. Ты пойдешь за снегом, а я принесу одежду, которую привезла тебе. Потом мы поужинаем, – она наклонилась вперед, в ее голубых глазах прыгали чертики. – Да, да, мы будем ужинать и выпьем много вина, потому что ты, мой Жанно, едва не умер от голода и очень ослаб, – в ее глазах искрился смех и сияла нежность. – Тебя надо подлечить, – прошептала она, – потому что, во имя всех святых, сегодня ночью тебе понадобятся все твои силы.
С этими словами она отпрянула от него и вышла в снежную круговерть.
Вглядываясь в зеркало, Жан Поль все более и более огорчался. С тех пор как кучер разбил ему лицо, Жан впервые видел свое отражение. С дикой черной бородой он выглядел дьяволом, вышедшим из ада. Его переломанный нос зажил изуродованным, и по мере того как он сбривал бороду и в зеркале появлялись новые подробности, лицо нравилось ему все меньше. Неровный белый шрам, белее кожи, зигзагообразно пересекал его, как вспышка молнии. Он начинался между глазами, пересекал сломанный нос и прятался в уголке рта, образуя вечную полуусмешку.
И все-таки, как ни странно, все это не испортило его внешности. Новые детали просто изменили ее. Со свойственной ему чувствительностью Жан возненавидел свое новое лицо, но именно Николь нашла ему определение.
– О, Жан, – воскликнула она, когда он вышел из маленькой комнаты умытый, побрившийся, в хорошем костюме ее брата, – как ты изменился!
– Знаю, – с горечью сказал он, – я выгляжу зверем.
Но она подошла к нему, легко коснулась пальцами его шрама и, привстав на цыпочки, поцеловала этот странно улыбающийся рот.
– Нет, любовь моя, – прошептала она, – не зверем, а скорее дьяволом. Странно прекрасный дьявол…
– Прекрасный! – фыркнул Жан.
– Да, да! Ты всегда был самым красивым на свете, и они не смогли уничтожить твою красоту. Они изменили твой облик. Они сделали из тебя Люцифера… Мефистофеля… теперь я даже немного боюсь тебя. Жанно, обещай мне одну вещь…
– Да, любовь моя?
– Не старайся жить, оправдывая это лицо – иначе я тебя потеряю. Нет на свете женщины, которую твое лицо не заинтересует. Они… они все будут думать…
– О чем же, маленькая Николь?
– Они будут гадать, каково это – лечь в постель с сатаной, – прошептала Николь. – Им будут мерещиться ужасные, невообразимые наслаждения, о которых они будут не в состоянии даже рассказать, потому что словами это невыразимо. О, Жанно, Жанно, понимаешь? А теперь посмотри на себя, на свое лицо, которое заставило меня высказать все это!
Жан понял, что пришло время снять напряжение.
– Если ты сейчас же не подашь ужин, – пошутил он, – увидишь, какой я дьявол!
– Да, мой господин, – пробормотала она. – Мой господин, мой хозяин – ты это знаешь… и это навсегда…
Потом было хорошее вино, хлеб и сыр, и большой кусок мяса, от которого они отрезали ломти и жарили на огне. Уже через час Жан почти забыл о каторге, о своих страданиях, обо всем, что случилось с ним. Он вытянулся в кресле перед камином, испытывая полное удовлетворение.
И вот тогда Николь подошла к его креслу и обняла его за шею.
– Пойдем, – прошептала она. – У нас так мало времени, мой Жан, так мало драгоценного времени…
В другой комнате, где Жан одевался и брился, тоже горел огонь. Дрова уже прогорели, но давали еще достаточно света, чтобы он мог видеть ее. Ее тело было белым, как снег, с отсветом солнечного заката на нем. Она быстро увернулась от него, зарылась между ледяными простынями и лежала там, дрожа от холода.
– Замерзаю, – прошептала она, – о, Жанно, Жанно, торопись, пока я не умерла от холода… и от желания, – пробормотала она, когда Он принял ее в свои объятия. – О, Жанно, мой Жанно, будь нежен со мной, потому что я боюсь! Будь ангелом, не похожим на дьявола, маску которого ты носишь. Ведь ты не дьявол, мой Жан? Ты не дьявол, не дьявол, ты не…

Рано утром, когда еще не рассвело, Жан Поль тихо встал, не разбудив Николь, и разжег огонь в камине. Однако от этих звуков она проснулась и приподнялась на постели, а потом вновь легла, глядя на него. Он, улыбаясь, обернулся к ней, кутаясь в накидку, наброшенную на голое тело.
– Скоро будет тепло, – тихо сказал он, – тогда мы сможем встать.
– Жан, – прошептала она, – иди сюда…
Он присел на край постели. Она выпростала из-под одеяла руку и тронула пальцами его лицо.
– Да, – сказала она, и в голосе ее прозвучало нечто, напоминающее благоговейный страх, подумал он. – Да, да, это твое лицо! Запомни, что я говорила тебе вчера вечером, – каждая женщина, увидевшая тебя, будет гадать…
– Каково это, быть в постели с сатаной? – пошутил Жан.
– Да. А я теперь знаю… Помоги мне Господь, я знаю!
В черных глазах Жана вспыхнула тревога.
– Считаешь, я несу зло? – пробормотал он.
– Нет, нет. Я считаю тебя диким и страшным, и более прекрасным, чем можно себе представить, и теперь я действительно боюсь…
– Тебе нечего бояться, маленькая Николь, – нежно сказал Жан. – Я никогда не причиню тебе боли…
– Но ты ее уже причинил, Жан! Ты… ты разрушил меня, так что я больше не та, какой была, а женщина, которой я еще не знала, существо, о котором и не подозревала, что оно живет во мне. Я обняла тебя своими руками и приняла в свое лоно, казалось бы, все просто. Но это не так, потому что с тобой все непросто, если кто-то будет надеяться… О, Жанно, Жанно, я сгорела от твоей любви!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106