И все ее мысли и чувства были поглощены одним: «Господи, укажи, что мне делать…»
Наконец в темноте вспыхнула полоска света: тепло его согревало, ласкало, и на Гудрид снизошло умиротворение. Она не спешила открывать глаза, надеясь, что это чувство продлится, но оно исчезло. И все равно она ощущала всей душой, что обрела силы жить дальше. Осиянная этим светом, она теперь верила, что Христос не оставил ее. Никогда больше она не обратится к другим богам.
Она бросила взгляд на Гудрун, которая продолжала смотреть перед собой, беззвучно шевеля губами. Почувствовав на себе взгляд Гудрид, та перекрестилась и повернулась к подруге с чудным выражением лица.
– Пойдем, Гудрид, настало время показать тебе мою гору.
Больше она не произнесла ни слова, пока они не очутились у самого подножия Священной Горы и начали подниматься по тропинке, ведущей вверх, к поросшей травой площадке, на расстоянии в сотню локтей от них. Гудрун перекрестилась и тихо сказала, словно боясь разбудить спящего ребенка:
– В горе этой живут духи: здесь были похоронены многие предки Снорри Годи… Иногда они выходят наружу, чтобы взглянуть на тех, кто нарушает их покой, и не любят, если кто-то увидит их, и если ты обернешься назад, они проклянут тебя. Поэтому смотри только вперед, когда поднимаешься в гору, а когда достигнешь вершины, можешь загадать желание. И может статься, что оно будет исполнено.
Щеки Гудрид коснулся холодный соленый ветер. Она заметила, что они поднялись уже достаточно высоко, но никакая в мире сила не могла заставить ее повернуть голову и посмотреть, что за призраки танцуют у нее за спиной. Когда тропинка привела их на выступ, поросший травой, Гудрун остановилась и сказала:
– Теперь ты можешь загадать свое желание, Гудрид, и оглядеться вокруг!
Гудрид глубоко вздохнула, моля в душе: «Я верю, что отец говорил мне истинную правду о Рае, и люди встречают там своих близких и пребывают вместе с ними в вечной жизни. Я желаю, я хочу знать, что я должна сделать, чтобы вновь встретить своего Карлсефни».
Они с Гудрун отошли на другой конец маленькой площадки, где гора круто обрывалась вниз. Оттуда им были видны узкие рукава Лебединого Фьорда и пенистый прибой у островов Широкого Фьорда, а за ними – широко раскинувшиеся пастбища и зубцы Мыса Снежной Горы.
Гудрун показала на небольшой каменный крест, врытый в землю, и промолвила:
– Здесь мое святое место, и оно для меня важнее церкви. И именно здесь я расскажу тебе кое о чем.
Украшенная перстнями рука ее поправила что-то под сорочкой, и она продолжала:
– Я все хуже различаю острова и дома внизу. И если мне суждено прожить еще несколько лет, то я перестану видеть и окружающих. Епископ Коль говорит, что это неважно, ибо Царствие Божие – внутри нас, и я теперь понимаю, что он был прав… Он сказал также, что папа в Ромаборге – наместник Христа на земле и носит с собой большой ключ, полученный им от Господа. Я надеялась, что однажды смогу поехать в Ромаборг, чтобы увидеть святого отца и попросить у него отпущения грехов. Но я скоро буду как маленький Стюв и смогу жить лишь на привычном месте…
– Со слов епископа Бернхарда я поняла, что даже простой священник имеет от Бога власть прощать наши грехи, а твои прегрешения, конечно же, не тяжелее, чем у других! – возразила ей Гудрид, в смятении глядя на слезы, струящиеся по морщинистым щекам Гудрун.
– О нет, Гудрид, мои будут потяжелее. И я должна быть уверена в том, что попаду именно в Рай, – уверена, слышишь, – ибо мой Кьяртан обретается там. Так сказал мне епископ Коль. Кьяртан был таким честным, что не пожелал лечь со мной в тот раз, когда он с женой гостил в нашем доме, хотя я и соблазняла его как могла… Я была просто вне себя и совершила поступок, о котором жалею до сих пор. Но если я попаду в Рай, я попрошу у Кьяртана прощения за содеянное и наконец обрету мир. А ты… ты могла бы поехать к святому отцу вместо меня, Гудрид! Ты моложе и крепче меня, и ты привыкла путешествовать…
Гудрид молча слушала, что говорит ей Гудрун. До них доносились крики чаек и мычание коров, но голосов людей не было слышно. Ветер с моря играл ее кудрями, и она ощущала на своих губах соленый привкус, словно стояла на палубе корабля, уносящего ее вдаль. Сердце ее забилось чаще. Неужели это возможно – вновь отправиться в путешествие, увидеть в далеком Ромаборге самого папу и узнать, сможет ли она встретить в Раю Карлсефни! Вот и услышала она ответ на свои молитвы…
Она обернулась к Гудрун и твердо сказала:
– Да, я поеду туда, когда Снорри женится и приведет в дом новую хозяйку.
Гудрун медленно достала из-под сорочки большой, тяжелый золотой крест и произнесла:
– Я хочу, чтобы ты отдала этот крест святому отцу. Я слишком долго носила это бремя. В драгоценном платке Рифны оказалось восемь английских унций золота!
– Да, это много, – ответила Гудрид, взвесив крест на ладони. Потом она повесила его себе на шею и спрятала под сорочкой. Она всей кожей чувствовала это золото, словно воспоминания о краже ранили ее, и она вдруг подумала об амулете Фрейи, который вцепился ей в грудь много лет назад.
И еще одна картина всплыла в ее памяти: красное, распалившееся лицо Гуннхильл, когда она сидела в новом доме Гудрид и Карлсефни в Виноградной Стране и слушала историю о похищении золотого платка. В тот раз Карлсефни как никто проник в судьбу Гудрид и принял решение, как прежде до него – Торбьёрн и Торстейн. Отныне она сама должна будет решать за себя, и да поможет ей в этом свет, вспыхнувший в ее душе. Вся ее жизнь, страны, в которых она бывала, все пережитые ею события были лишь пробой, поисками этой единственной цели, к которой она теперь шла: соединиться с Карлсефни в вечной жизни.
– Епископ Коль умел заставить меня исповедаться перед ним, – с коротким смешком произнесла Гудрун. – Но он умер и покоится теперь возле церкви Гицура Белого в Скальхольте. Я хотела бы перенести его прах поближе к моей церкви! И потом, нам нужен новый епископ, который рукоположил бы священников… В этом году мне пришлось звать к себе священника Снорри Годи.
– Как же получилось, что ты так много общалась с епископом Колем?
– Он приехал на Священную Гору, чтобы утешить меня, когда Торкель утонул. Он хорошо знает наш язык, и мы без труда разговаривали с ним… Он научил меня, что Христос в силах исправлять наши пути и заглаживать прегрешения, совершенные нами, и еще он сказал мне, что в других странах есть не только святые мужи, но и святые жены, которые проводят жизнь в молитвах и постижении воли Божией. Надо многому научиться, чтобы стать такой святой. Коль читал мне многие псалмы царя Давида перед своей смертью – и по-латыни, и на нашем северном языке. Послушай:
Гласом моим взываю ко Господу,
и Он слышит меня со святой горы Своей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Наконец в темноте вспыхнула полоска света: тепло его согревало, ласкало, и на Гудрид снизошло умиротворение. Она не спешила открывать глаза, надеясь, что это чувство продлится, но оно исчезло. И все равно она ощущала всей душой, что обрела силы жить дальше. Осиянная этим светом, она теперь верила, что Христос не оставил ее. Никогда больше она не обратится к другим богам.
Она бросила взгляд на Гудрун, которая продолжала смотреть перед собой, беззвучно шевеля губами. Почувствовав на себе взгляд Гудрид, та перекрестилась и повернулась к подруге с чудным выражением лица.
– Пойдем, Гудрид, настало время показать тебе мою гору.
Больше она не произнесла ни слова, пока они не очутились у самого подножия Священной Горы и начали подниматься по тропинке, ведущей вверх, к поросшей травой площадке, на расстоянии в сотню локтей от них. Гудрун перекрестилась и тихо сказала, словно боясь разбудить спящего ребенка:
– В горе этой живут духи: здесь были похоронены многие предки Снорри Годи… Иногда они выходят наружу, чтобы взглянуть на тех, кто нарушает их покой, и не любят, если кто-то увидит их, и если ты обернешься назад, они проклянут тебя. Поэтому смотри только вперед, когда поднимаешься в гору, а когда достигнешь вершины, можешь загадать желание. И может статься, что оно будет исполнено.
Щеки Гудрид коснулся холодный соленый ветер. Она заметила, что они поднялись уже достаточно высоко, но никакая в мире сила не могла заставить ее повернуть голову и посмотреть, что за призраки танцуют у нее за спиной. Когда тропинка привела их на выступ, поросший травой, Гудрун остановилась и сказала:
– Теперь ты можешь загадать свое желание, Гудрид, и оглядеться вокруг!
Гудрид глубоко вздохнула, моля в душе: «Я верю, что отец говорил мне истинную правду о Рае, и люди встречают там своих близких и пребывают вместе с ними в вечной жизни. Я желаю, я хочу знать, что я должна сделать, чтобы вновь встретить своего Карлсефни».
Они с Гудрун отошли на другой конец маленькой площадки, где гора круто обрывалась вниз. Оттуда им были видны узкие рукава Лебединого Фьорда и пенистый прибой у островов Широкого Фьорда, а за ними – широко раскинувшиеся пастбища и зубцы Мыса Снежной Горы.
Гудрун показала на небольшой каменный крест, врытый в землю, и промолвила:
– Здесь мое святое место, и оно для меня важнее церкви. И именно здесь я расскажу тебе кое о чем.
Украшенная перстнями рука ее поправила что-то под сорочкой, и она продолжала:
– Я все хуже различаю острова и дома внизу. И если мне суждено прожить еще несколько лет, то я перестану видеть и окружающих. Епископ Коль говорит, что это неважно, ибо Царствие Божие – внутри нас, и я теперь понимаю, что он был прав… Он сказал также, что папа в Ромаборге – наместник Христа на земле и носит с собой большой ключ, полученный им от Господа. Я надеялась, что однажды смогу поехать в Ромаборг, чтобы увидеть святого отца и попросить у него отпущения грехов. Но я скоро буду как маленький Стюв и смогу жить лишь на привычном месте…
– Со слов епископа Бернхарда я поняла, что даже простой священник имеет от Бога власть прощать наши грехи, а твои прегрешения, конечно же, не тяжелее, чем у других! – возразила ей Гудрид, в смятении глядя на слезы, струящиеся по морщинистым щекам Гудрун.
– О нет, Гудрид, мои будут потяжелее. И я должна быть уверена в том, что попаду именно в Рай, – уверена, слышишь, – ибо мой Кьяртан обретается там. Так сказал мне епископ Коль. Кьяртан был таким честным, что не пожелал лечь со мной в тот раз, когда он с женой гостил в нашем доме, хотя я и соблазняла его как могла… Я была просто вне себя и совершила поступок, о котором жалею до сих пор. Но если я попаду в Рай, я попрошу у Кьяртана прощения за содеянное и наконец обрету мир. А ты… ты могла бы поехать к святому отцу вместо меня, Гудрид! Ты моложе и крепче меня, и ты привыкла путешествовать…
Гудрид молча слушала, что говорит ей Гудрун. До них доносились крики чаек и мычание коров, но голосов людей не было слышно. Ветер с моря играл ее кудрями, и она ощущала на своих губах соленый привкус, словно стояла на палубе корабля, уносящего ее вдаль. Сердце ее забилось чаще. Неужели это возможно – вновь отправиться в путешествие, увидеть в далеком Ромаборге самого папу и узнать, сможет ли она встретить в Раю Карлсефни! Вот и услышала она ответ на свои молитвы…
Она обернулась к Гудрун и твердо сказала:
– Да, я поеду туда, когда Снорри женится и приведет в дом новую хозяйку.
Гудрун медленно достала из-под сорочки большой, тяжелый золотой крест и произнесла:
– Я хочу, чтобы ты отдала этот крест святому отцу. Я слишком долго носила это бремя. В драгоценном платке Рифны оказалось восемь английских унций золота!
– Да, это много, – ответила Гудрид, взвесив крест на ладони. Потом она повесила его себе на шею и спрятала под сорочкой. Она всей кожей чувствовала это золото, словно воспоминания о краже ранили ее, и она вдруг подумала об амулете Фрейи, который вцепился ей в грудь много лет назад.
И еще одна картина всплыла в ее памяти: красное, распалившееся лицо Гуннхильл, когда она сидела в новом доме Гудрид и Карлсефни в Виноградной Стране и слушала историю о похищении золотого платка. В тот раз Карлсефни как никто проник в судьбу Гудрид и принял решение, как прежде до него – Торбьёрн и Торстейн. Отныне она сама должна будет решать за себя, и да поможет ей в этом свет, вспыхнувший в ее душе. Вся ее жизнь, страны, в которых она бывала, все пережитые ею события были лишь пробой, поисками этой единственной цели, к которой она теперь шла: соединиться с Карлсефни в вечной жизни.
– Епископ Коль умел заставить меня исповедаться перед ним, – с коротким смешком произнесла Гудрун. – Но он умер и покоится теперь возле церкви Гицура Белого в Скальхольте. Я хотела бы перенести его прах поближе к моей церкви! И потом, нам нужен новый епископ, который рукоположил бы священников… В этом году мне пришлось звать к себе священника Снорри Годи.
– Как же получилось, что ты так много общалась с епископом Колем?
– Он приехал на Священную Гору, чтобы утешить меня, когда Торкель утонул. Он хорошо знает наш язык, и мы без труда разговаривали с ним… Он научил меня, что Христос в силах исправлять наши пути и заглаживать прегрешения, совершенные нами, и еще он сказал мне, что в других странах есть не только святые мужи, но и святые жены, которые проводят жизнь в молитвах и постижении воли Божией. Надо многому научиться, чтобы стать такой святой. Коль читал мне многие псалмы царя Давида перед своей смертью – и по-латыни, и на нашем северном языке. Послушай:
Гласом моим взываю ко Господу,
и Он слышит меня со святой горы Своей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109