Передав поводья груму, он остался в одиночестве на тротуаре в ожидании фаэтона, который должен был забрать его. Вскоре он заметил повозку на другой стороне площади и пошел навстречу. В тот момент, когда он проходил мимо модного ателье, из него бегом высыпала стайка работниц. Одна из них налетела на молодого человека и чуть было не упала. Он поддержал ее, помог встать на ноги, ласково ей улыбнулся и продолжил путь. Молоденькая работница ошеломленно глядела ему вслед.
Другие начали насмешничать.
– Так вот каким образом ты виснешь на мужчинах!
Работница постарше, проводив взглядом офицера, сказала ей с упреком:
– Тебе не стыдно, Грета? Ведь ты толкнула принца-наследника!
Все девушки оцепенели. Потом стали оглядываться, чтобы получше рассмотреть принца, знаменитого на всю Вену.
Был ли это действительно он? Каким чудом появился среди них? Неподалеку сказочный герой усаживался в фаэтон, и кучер протягивал ему вожжи. Лошади поднялись на дыбы и пустились вскачь. Когда экипаж поравнялся с работницами, застывшими на тротуаре с полуоткрытыми ртами, принц поклонился. Поднялись приветственно руки, молодые лица осветились улыбками.
– Как он красив! Как любезен! – слышалось со всех сторон.
– Вы желали бы исповедоваться, мадам? – С этим вопросом отец Бернсдорф, настоятель иезуитских колледжей Австрии, обратился к высокой полнотелой даме, одетой не слишком элегантно. Перед ним была не кто иная, как Ее Императорское и Королевское Высочество принцесса Стефания, жена наследного принца.
Она находилась в кабинете отца Бернсдорфа, в иезуитском монастыре на улице Бернардинс. Скромная комната со стенами, покрашенными белой краской, с полом из красного кирпича. Деревянный стол, два покрытых репсом кресла, два соломенных стула, скамеечка для молитвы – вот и все убранство кабинета.
На вопрос иезуита принцесса ответила с некоторым замешательством:
– Нет, отец мой, я пришла просто побеседовать с вами.
Она села в кресло и показала отцу иезуиту на другое. Их разделял стол.
Похоже, принцесса собралась затронуть щекотливый вопрос, поскольку она некоторое время колебалась, не решаясь заговорить. Видя это, ее собеседник пришел ей на помощь и принялся расспрашивать о принце-наследнике. Здоров ли он?
– Он не щадит себя, – сказала принцесса. – Как он это выдерживает? Вы ведь знаете, отец мой, сколько страсти он вносит во все – в работу, охоту, верховую езду. И так каждый день…
– Его здоровье дорого нам всем, – сказал иезуит. – Но не могли бы вы оказать на него доброе влияние и добиться, чтобы он больше отдыхал?
Лицо принцессы напряглось.
– Я никогда его не вижу.
Она внезапно замолчала, будто пожалев, что сказала слишком много. По тону этой короткой фразы иезуит понял все, но не показал виду и заметил:
– Но вечером, однако…
– Вечерами, – сказала принцесса смущенно, – мы обычно выезжаем. Если он везет меня в Оперу или в Бургтеатр, то не остается рядом: идет в фойе, за кулисы. Потом ужинает с друзьями… Меня он почему-то не приглашает.
Глаза принцессы блеснули гневом. Но монах продолжал расспрашивать бесстрастным тоном:
– А затем?
Ответом на этот в лоб заданный вопрос было молчание. Следовало узнать все до конца, и после секундной паузы он спросил:
– Как давно?
Снова тишина, никем не прерываемая. Монах, говоривший до этого с опущенными глазами, поднял их. И увидел перед собой смущенную женщину, которая краснела и избегала его взгляда. Прошла медленная и тягостная минута. Наконец принцесса, опустив голову, прошептала:
– Уже год.
Хотя иезуит владел собой, он не мог сдержать удивления. Уже год длится ссора в семье наследного принца – вещь серьезная, со всевозможными последствиями… Надо подумать об этом в спокойной обстановке, прикинуть… Когда он вновь заговорил, голос его ничем не выдал внутреннего беспокойства.
– Почему вы не сказали мне об этом раньше? – спросил он.
– Но это такой деликатный вопрос, отец мой, – сказала принцесса, не в состоянии преодолеть смущение. – Положение могло измениться в любой день. Между нами, вы понимаете, не произошло ничего такого, что бы могло нас разъединить. Каждый вечер я ждала: быть может, Рудольф зайдет ко мне…
Теплота, прозвучавшая в этих словах, все сказала о чувствах, которые питала принцесса к своему неверному мужу.
– Целый год, – повторял ее собеседник, покачивая головой, – целый год. А сколько лет вашей дочери, дитя мое?
Впервые сегодня он так обратился к ней.
– Ей скоро исполнится пять, отец мой. Иезуит размышлял.
– Я разделяю ваше беспокойство, – промолвил он наконец. – У короны нет наследника… Но пути Господни неисповедимы. В час, который Он выберет, Он возвратит вам вашего мужа. Господь не оставит эту империю, которую Он особо оберегает, тому есть доказательства. Терпение, дитя мое. Вы сумеете вести себя как истинная христианская супруга, не показывать недовольства. – Он проронил эту фразу как бы невзначай. – Будьте великодушны. Так вы поможете Богу. А также надо молиться. Здесь я могу вас поддержать… – Его голос окреп, он как бы черпал уверенность в мысли о той помощи, которую может оказать. – Я отдам распоряжение о девятидневном молитвенном обете во всех наших учебных заведениях, чтобы древний дом Габсбургов украсился молодым наследником…
Однако на принцессу, казалось, не произвела впечатления важность предлагаемой помощи, на что надеялся иезуит. Поблагодарив его тем не менее, она добавила:
– Я хотела бы просить вас, отец мой, повидать принца и поговорить с ним.
Монах в ужасе отшатнулся.
– Это трудно, дитя мое, вопрос столь щепетилен…
– Для вас нет ничего трудного, отец мой, – настаивала принцесса.
– Надо просить аудиенции и указать причину… Я не могу…
– Для вас не составит труда найти повод увидеть принца, – сказала она. – Вы не хуже меня знаете, что ставится на карту.
Иезуит с минуту раздумывал.
– Вы правы, дитя мое, – согласился он. – Я повидаюсь с принцем.
Несколько мгновений спустя принцесса с фрейлиной усаживались в карету.
На челе отца Бернсдорфа, когда он вернулся в свой кабинет, лежала печать озабоченности. „Год, – думал он, – уже целый год! Почему она скрывала это от меня? Кто эта женщина, которая смогла подчинить себе принца? Он еще более слаб, нежели это предполагают. Сколько интриг вокруг него! Сколько гибельных соблазнов! Неужели место уже занято?“ Он пожал плечами: „Я попытаюсь узнать… а там будет видно“.
В тот же день ближе к полудню два человека беседовали в небольшой комнате, смежной с кабинетом директора газеты „Нойес винер тагблатт“. Один из них, господин Шепс, – среднего роста, худой, с короткими и уже седыми волосами, несмотря на далеко не преклонный возраст, с нездоровым цветом лица, – был главным редактором газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Другие начали насмешничать.
– Так вот каким образом ты виснешь на мужчинах!
Работница постарше, проводив взглядом офицера, сказала ей с упреком:
– Тебе не стыдно, Грета? Ведь ты толкнула принца-наследника!
Все девушки оцепенели. Потом стали оглядываться, чтобы получше рассмотреть принца, знаменитого на всю Вену.
Был ли это действительно он? Каким чудом появился среди них? Неподалеку сказочный герой усаживался в фаэтон, и кучер протягивал ему вожжи. Лошади поднялись на дыбы и пустились вскачь. Когда экипаж поравнялся с работницами, застывшими на тротуаре с полуоткрытыми ртами, принц поклонился. Поднялись приветственно руки, молодые лица осветились улыбками.
– Как он красив! Как любезен! – слышалось со всех сторон.
– Вы желали бы исповедоваться, мадам? – С этим вопросом отец Бернсдорф, настоятель иезуитских колледжей Австрии, обратился к высокой полнотелой даме, одетой не слишком элегантно. Перед ним была не кто иная, как Ее Императорское и Королевское Высочество принцесса Стефания, жена наследного принца.
Она находилась в кабинете отца Бернсдорфа, в иезуитском монастыре на улице Бернардинс. Скромная комната со стенами, покрашенными белой краской, с полом из красного кирпича. Деревянный стол, два покрытых репсом кресла, два соломенных стула, скамеечка для молитвы – вот и все убранство кабинета.
На вопрос иезуита принцесса ответила с некоторым замешательством:
– Нет, отец мой, я пришла просто побеседовать с вами.
Она села в кресло и показала отцу иезуиту на другое. Их разделял стол.
Похоже, принцесса собралась затронуть щекотливый вопрос, поскольку она некоторое время колебалась, не решаясь заговорить. Видя это, ее собеседник пришел ей на помощь и принялся расспрашивать о принце-наследнике. Здоров ли он?
– Он не щадит себя, – сказала принцесса. – Как он это выдерживает? Вы ведь знаете, отец мой, сколько страсти он вносит во все – в работу, охоту, верховую езду. И так каждый день…
– Его здоровье дорого нам всем, – сказал иезуит. – Но не могли бы вы оказать на него доброе влияние и добиться, чтобы он больше отдыхал?
Лицо принцессы напряглось.
– Я никогда его не вижу.
Она внезапно замолчала, будто пожалев, что сказала слишком много. По тону этой короткой фразы иезуит понял все, но не показал виду и заметил:
– Но вечером, однако…
– Вечерами, – сказала принцесса смущенно, – мы обычно выезжаем. Если он везет меня в Оперу или в Бургтеатр, то не остается рядом: идет в фойе, за кулисы. Потом ужинает с друзьями… Меня он почему-то не приглашает.
Глаза принцессы блеснули гневом. Но монах продолжал расспрашивать бесстрастным тоном:
– А затем?
Ответом на этот в лоб заданный вопрос было молчание. Следовало узнать все до конца, и после секундной паузы он спросил:
– Как давно?
Снова тишина, никем не прерываемая. Монах, говоривший до этого с опущенными глазами, поднял их. И увидел перед собой смущенную женщину, которая краснела и избегала его взгляда. Прошла медленная и тягостная минута. Наконец принцесса, опустив голову, прошептала:
– Уже год.
Хотя иезуит владел собой, он не мог сдержать удивления. Уже год длится ссора в семье наследного принца – вещь серьезная, со всевозможными последствиями… Надо подумать об этом в спокойной обстановке, прикинуть… Когда он вновь заговорил, голос его ничем не выдал внутреннего беспокойства.
– Почему вы не сказали мне об этом раньше? – спросил он.
– Но это такой деликатный вопрос, отец мой, – сказала принцесса, не в состоянии преодолеть смущение. – Положение могло измениться в любой день. Между нами, вы понимаете, не произошло ничего такого, что бы могло нас разъединить. Каждый вечер я ждала: быть может, Рудольф зайдет ко мне…
Теплота, прозвучавшая в этих словах, все сказала о чувствах, которые питала принцесса к своему неверному мужу.
– Целый год, – повторял ее собеседник, покачивая головой, – целый год. А сколько лет вашей дочери, дитя мое?
Впервые сегодня он так обратился к ней.
– Ей скоро исполнится пять, отец мой. Иезуит размышлял.
– Я разделяю ваше беспокойство, – промолвил он наконец. – У короны нет наследника… Но пути Господни неисповедимы. В час, который Он выберет, Он возвратит вам вашего мужа. Господь не оставит эту империю, которую Он особо оберегает, тому есть доказательства. Терпение, дитя мое. Вы сумеете вести себя как истинная христианская супруга, не показывать недовольства. – Он проронил эту фразу как бы невзначай. – Будьте великодушны. Так вы поможете Богу. А также надо молиться. Здесь я могу вас поддержать… – Его голос окреп, он как бы черпал уверенность в мысли о той помощи, которую может оказать. – Я отдам распоряжение о девятидневном молитвенном обете во всех наших учебных заведениях, чтобы древний дом Габсбургов украсился молодым наследником…
Однако на принцессу, казалось, не произвела впечатления важность предлагаемой помощи, на что надеялся иезуит. Поблагодарив его тем не менее, она добавила:
– Я хотела бы просить вас, отец мой, повидать принца и поговорить с ним.
Монах в ужасе отшатнулся.
– Это трудно, дитя мое, вопрос столь щепетилен…
– Для вас нет ничего трудного, отец мой, – настаивала принцесса.
– Надо просить аудиенции и указать причину… Я не могу…
– Для вас не составит труда найти повод увидеть принца, – сказала она. – Вы не хуже меня знаете, что ставится на карту.
Иезуит с минуту раздумывал.
– Вы правы, дитя мое, – согласился он. – Я повидаюсь с принцем.
Несколько мгновений спустя принцесса с фрейлиной усаживались в карету.
На челе отца Бернсдорфа, когда он вернулся в свой кабинет, лежала печать озабоченности. „Год, – думал он, – уже целый год! Почему она скрывала это от меня? Кто эта женщина, которая смогла подчинить себе принца? Он еще более слаб, нежели это предполагают. Сколько интриг вокруг него! Сколько гибельных соблазнов! Неужели место уже занято?“ Он пожал плечами: „Я попытаюсь узнать… а там будет видно“.
В тот же день ближе к полудню два человека беседовали в небольшой комнате, смежной с кабинетом директора газеты „Нойес винер тагблатт“. Один из них, господин Шепс, – среднего роста, худой, с короткими и уже седыми волосами, несмотря на далеко не преклонный возраст, с нездоровым цветом лица, – был главным редактором газеты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42