но они больше, чем когда-нибудь, жаждут мести и решились добиться этого всеми средствами.
— А вы знаете этих врагов? — холодно спросил граф.
— Знаю, но успокоитесь, граф, тайна эта хранится в моем сердце, она выйдет оттуда только по вашему приказанию.
— Благодарю вас. Что бы ни предпринимали против меня враги, о которых вы говорите, я, со своей стороны, никоим образом не хочу им вредить.
— Напрасно, граф, если вы не будете убивать змей, которые станут бросаться на вас, эти змеи убьют вас безжалостно и беспощадно.
— Бог милостив! Я ни за что не изменю своего решения. Я удовольствуюсь тем, что буду защищаться в случае нападения; но сам, что бы там ни случилось, не перейду в роль нападающего. Бывают такие враги, оскорбления которых должен презирать порядочный человек и нападать на которых — подлость. Я в этом случае признаю одно только отражение ударов.
— Чувство это достойно уважения, граф, но позвольте мне заметить вам, что в настоящем случае действовать таким образом было бы чистейшем безумием.
— Может быть.
— А ваш друг тоже держится такого же мнения на этот счет?
— Вполне, сударь, — поспешно проговорил барон, — я назвал бы себя бесчестным, если бы поступил иначе.
— Если так, я не считаю себя вправе больше настаивать, господа, и в заключение позволю себе только заметить вам, что, хотя у вас и есть враги, желающие во что бы то ни стало добиться вашей гибели, у вас есть также и друзья и, когда наступит время, они вам это докажут.
— Кто бы ни были эти друзья, барон де Гриньи и я, мы искренне благодарим их за участие к нам, но потрудитесь передать им от нас, что если они станут пытаться защищать нас против нашего желания, то смертельно нас оскорбят. Мы усердно просим их оставаться нейтральными и спокойными зрителями этой борьбы.
— Граф, я передал вам только слова ваших друзей, как посланный, и теперь передам им точно так же и ваши слова, хотя и сомневаюсь в том, что они согласятся исполнить ваше желание.
Молодые люди с удивлением взглянули на невозмутимое и холодное лицо Изгнанника, тщетно стараясь прочесть в его мраморно-суровых чертах мысли, которые он скрывал так ловко.
— Впрочем, в конце концов, — продолжал граф с напускным равнодушием, — будущее покажет нам, чего мы должны бояться и на что можем надеяться. Скоро я с вами опять увижусь, сударь?
— Не знаю, все будет зависеть от обстоятельств. Затем они собирались уже проститься и расстаться, как вдруг на недалеком расстоянии в высокой траве послышался довольно сильный шум, похожий на быстрый бег тяжелого и могучего животного.
Что это такое? — вскричал граф.
— Стойте, — сказал Изгнанник, внимательно прислушиваясь; потом, жестом приказав офицерам не двигаться с того места, где они стояли, кинулся в сопровождении Змеи по направлению шума и почти тотчас же исчез, покинув графа и его друга на произвол судьбы.
Между тем, молодые люди, не зная, что происходит вокруг них и боясь засады, зарядили свои ружья, чтобы быть готовыми ко всяким событиям.
Прижавшись друг к другу, чтобы иметь возможность поддержать один другого в случае надобности, они ждали.
Полная тишина сменила предшествовавший шум. Глубокое молчание царило на острове. Оба офицера, не видя Изгнанника, уже собирались покинуть свое место и пуститься на поиски Бержэ, как вдруг из кустов, окаймлявших прогалину, раздался пронзительный и насмешливый крик водяного голубятника, повторенный два раза.
Почти сейчас же пронесся ужасный воинственный крик.
Семь или восемь краснокожих воинов выскочили наподобие диких зверей из высокой травы и кинулись на молодых людей, которых они окружили, размахивая пиками и томагавками.
Французские офицеры не потеряли присутствия духа. Внезапное нападение, вместо того, чтобы испугать их, вернуло им, напротив, хладнокровие. Теперь, когда опасность стала видима, у них пропала всякая боязнь, и они весело готовились встретить лицом к лицу своих свирепых врагов.
Между тем, последние, хотя у них и не было огнестрельного оружия, вовсе не были ничтожными противниками, они, по-видимому, решили храбро сражаться. Число их, все увеличивавшееся с минуты на минуту, делало их еще смелее; следом за первыми, на прогалине появилось еще более двадцати воинов.
Борьба грозила быть ужасной, и, несмотря на всю свою храбрость, оба француза должны были неминуемо погибнуть, если не явится откуда-нибудь помощь.
— Черт возьми! — смеясь, сказал граф своему другу, — мне кажется, что мы не мало перережем… этих красавцев.
— Весьма возможно, — отвечал барон в том же тоне. — Нельзя сказать, чтобы молодцы эти были красивы и, по-видимому, они настроены далеко не дружелюбно по отношению к нам.
Ба! Кто знает? Они очень некрасивы, это правда, но, может быть, вовсе не так злы, как кажутся. Все дело сводится к тому, чтобы сдерживать их до появления наших друзей.
— И главное, не отступать ни в коем случае, — продолжал барон насмешливо.
— Соединим оба корпуса нашей армии.
Этими немногими словами молодые люди быстро обменялись друг с другом; затем они стали плечом к плечу, и, выставив дула ружей вперед, ждали, чтобы враги начали атаку, потому что до сих пор последние довольствовались только криками, жестикуляциями и потрясанием оружия.
— Они придумывают какую-нибудь дьявольскую штуку, — вполголоса проговорил барон.
— Ладно! Увидим! Пусть их, — отвечал граф. — Время, которое они на это неизбежно потеряют, — для нас самое главное; это даст нашим друзьям возможность явиться на помощь в нужную минуту.
— Где же они, однако, могут быть?
— Не знаю, но я убежден, что они очень скоро явятся к нам на помощь; мне кажется, что они должны быть недалеко от нас.
— Их всего только трое.
— Это правда, но и этого довольно, их даже слишком много.
В эту минуту индейский вождь, узнать которого можно было по орлиному перу, вставленному в его военный плюмаж, сделал знак рукой: крики смолкли точно по волшебству.
Краснокожие отошли на два или на три шага назад, расширяя таким образом круг, среди которого стояли молодые люди.
Вождь бросил свое копье на землю и, скрестив руки на груди, сказал гортанным голосом:
— Пусть бледнолицые откроют свои уши: сейчас будет говорить вождь.
Граф молча кивнул головой.
— Слушают ли меня белые воины? — продолжал вождь.
— Слушаем.
— Хорошо! — сказал краснокожий. — Вот что говорит Голубая Лисица: Великий Дух дал своим красным детям эту землю, чтобы они владели ею. Зачем же бледнолицые хотят ее у них украсть? Мои воины храбры, они не хотят, чтобы мокасины бледнолицых оставляли следы на их земле. Они убьют их и сделают себе военные свистки из их костей.
Голубая Лисица умолк, без сомнения, затем, чтобы видеть, какой эффект произвели слова его на французских офицеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— А вы знаете этих врагов? — холодно спросил граф.
— Знаю, но успокоитесь, граф, тайна эта хранится в моем сердце, она выйдет оттуда только по вашему приказанию.
— Благодарю вас. Что бы ни предпринимали против меня враги, о которых вы говорите, я, со своей стороны, никоим образом не хочу им вредить.
— Напрасно, граф, если вы не будете убивать змей, которые станут бросаться на вас, эти змеи убьют вас безжалостно и беспощадно.
— Бог милостив! Я ни за что не изменю своего решения. Я удовольствуюсь тем, что буду защищаться в случае нападения; но сам, что бы там ни случилось, не перейду в роль нападающего. Бывают такие враги, оскорбления которых должен презирать порядочный человек и нападать на которых — подлость. Я в этом случае признаю одно только отражение ударов.
— Чувство это достойно уважения, граф, но позвольте мне заметить вам, что в настоящем случае действовать таким образом было бы чистейшем безумием.
— Может быть.
— А ваш друг тоже держится такого же мнения на этот счет?
— Вполне, сударь, — поспешно проговорил барон, — я назвал бы себя бесчестным, если бы поступил иначе.
— Если так, я не считаю себя вправе больше настаивать, господа, и в заключение позволю себе только заметить вам, что, хотя у вас и есть враги, желающие во что бы то ни стало добиться вашей гибели, у вас есть также и друзья и, когда наступит время, они вам это докажут.
— Кто бы ни были эти друзья, барон де Гриньи и я, мы искренне благодарим их за участие к нам, но потрудитесь передать им от нас, что если они станут пытаться защищать нас против нашего желания, то смертельно нас оскорбят. Мы усердно просим их оставаться нейтральными и спокойными зрителями этой борьбы.
— Граф, я передал вам только слова ваших друзей, как посланный, и теперь передам им точно так же и ваши слова, хотя и сомневаюсь в том, что они согласятся исполнить ваше желание.
Молодые люди с удивлением взглянули на невозмутимое и холодное лицо Изгнанника, тщетно стараясь прочесть в его мраморно-суровых чертах мысли, которые он скрывал так ловко.
— Впрочем, в конце концов, — продолжал граф с напускным равнодушием, — будущее покажет нам, чего мы должны бояться и на что можем надеяться. Скоро я с вами опять увижусь, сударь?
— Не знаю, все будет зависеть от обстоятельств. Затем они собирались уже проститься и расстаться, как вдруг на недалеком расстоянии в высокой траве послышался довольно сильный шум, похожий на быстрый бег тяжелого и могучего животного.
Что это такое? — вскричал граф.
— Стойте, — сказал Изгнанник, внимательно прислушиваясь; потом, жестом приказав офицерам не двигаться с того места, где они стояли, кинулся в сопровождении Змеи по направлению шума и почти тотчас же исчез, покинув графа и его друга на произвол судьбы.
Между тем, молодые люди, не зная, что происходит вокруг них и боясь засады, зарядили свои ружья, чтобы быть готовыми ко всяким событиям.
Прижавшись друг к другу, чтобы иметь возможность поддержать один другого в случае надобности, они ждали.
Полная тишина сменила предшествовавший шум. Глубокое молчание царило на острове. Оба офицера, не видя Изгнанника, уже собирались покинуть свое место и пуститься на поиски Бержэ, как вдруг из кустов, окаймлявших прогалину, раздался пронзительный и насмешливый крик водяного голубятника, повторенный два раза.
Почти сейчас же пронесся ужасный воинственный крик.
Семь или восемь краснокожих воинов выскочили наподобие диких зверей из высокой травы и кинулись на молодых людей, которых они окружили, размахивая пиками и томагавками.
Французские офицеры не потеряли присутствия духа. Внезапное нападение, вместо того, чтобы испугать их, вернуло им, напротив, хладнокровие. Теперь, когда опасность стала видима, у них пропала всякая боязнь, и они весело готовились встретить лицом к лицу своих свирепых врагов.
Между тем, последние, хотя у них и не было огнестрельного оружия, вовсе не были ничтожными противниками, они, по-видимому, решили храбро сражаться. Число их, все увеличивавшееся с минуты на минуту, делало их еще смелее; следом за первыми, на прогалине появилось еще более двадцати воинов.
Борьба грозила быть ужасной, и, несмотря на всю свою храбрость, оба француза должны были неминуемо погибнуть, если не явится откуда-нибудь помощь.
— Черт возьми! — смеясь, сказал граф своему другу, — мне кажется, что мы не мало перережем… этих красавцев.
— Весьма возможно, — отвечал барон в том же тоне. — Нельзя сказать, чтобы молодцы эти были красивы и, по-видимому, они настроены далеко не дружелюбно по отношению к нам.
Ба! Кто знает? Они очень некрасивы, это правда, но, может быть, вовсе не так злы, как кажутся. Все дело сводится к тому, чтобы сдерживать их до появления наших друзей.
— И главное, не отступать ни в коем случае, — продолжал барон насмешливо.
— Соединим оба корпуса нашей армии.
Этими немногими словами молодые люди быстро обменялись друг с другом; затем они стали плечом к плечу, и, выставив дула ружей вперед, ждали, чтобы враги начали атаку, потому что до сих пор последние довольствовались только криками, жестикуляциями и потрясанием оружия.
— Они придумывают какую-нибудь дьявольскую штуку, — вполголоса проговорил барон.
— Ладно! Увидим! Пусть их, — отвечал граф. — Время, которое они на это неизбежно потеряют, — для нас самое главное; это даст нашим друзьям возможность явиться на помощь в нужную минуту.
— Где же они, однако, могут быть?
— Не знаю, но я убежден, что они очень скоро явятся к нам на помощь; мне кажется, что они должны быть недалеко от нас.
— Их всего только трое.
— Это правда, но и этого довольно, их даже слишком много.
В эту минуту индейский вождь, узнать которого можно было по орлиному перу, вставленному в его военный плюмаж, сделал знак рукой: крики смолкли точно по волшебству.
Краснокожие отошли на два или на три шага назад, расширяя таким образом круг, среди которого стояли молодые люди.
Вождь бросил свое копье на землю и, скрестив руки на груди, сказал гортанным голосом:
— Пусть бледнолицые откроют свои уши: сейчас будет говорить вождь.
Граф молча кивнул головой.
— Слушают ли меня белые воины? — продолжал вождь.
— Слушаем.
— Хорошо! — сказал краснокожий. — Вот что говорит Голубая Лисица: Великий Дух дал своим красным детям эту землю, чтобы они владели ею. Зачем же бледнолицые хотят ее у них украсть? Мои воины храбры, они не хотят, чтобы мокасины бледнолицых оставляли следы на их земле. Они убьют их и сделают себе военные свистки из их костей.
Голубая Лисица умолк, без сомнения, затем, чтобы видеть, какой эффект произвели слова его на французских офицеров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60