Двое из них несли кушанья которые они поставили недалеко от пленников.
— Ешьте! — сказал один.
Эти кушанья состояли из жареной говядины, яблок, маиса и овощей, печенных в золе.
Один из факелов был воткнут в землю, и воины удалились, за исключением одного, который стоял, прислонясь, спиной к двери хижины.
Этому воину было поручено стеречь пленников; вскоре к нему подошел другой, вооруженный ружьем.
Пленники поели с аппетитом. Капитан благоразумно соображал, что обстоятельства еще могут измениться, и на всякий случай ему необходимо подкрепить силы.
Деятельная жизнь пустыни отличается тем, что у людей, сроднившихся с нею, нравственная сторона никогда не влияет на физическую; естественные потребности жизни играют такую важную роль, что житель пустыни никогда не забывает о них.
Но аппетит капитана был ничто перед аппетитом вождя, он (вождь) буквально пожирал кушанья с такою беспечностью, как если бы это вовсе не была последняя трапеза в его жизни.
Когда кушанья, наконец, исчезли, индейский воин, приносивший еду, взял факел и ушел.
Но часовой поставленный у двери, продолжал неподвижно стоять на своем посту.
Прошло полчаса; мало помалу полная тишина воцарилась в деревне.
Глаза часового, упрямо устремленные на пленников, блестели в темноте точно глаза тигровой кошки.
Вдруг Тонкий Слух возвысил голос и, обращаясь к часовому, вкрадчивым голосом сказал:
— Моя трубка полна morichee, неужели мои брат откажет подать мне горячий уголек, чтобы закурить ее?
— Зачем вождю курить? — грубо отвечал часовой, — пусть он подождет! Через несколько часов он будет охотиться в блаженных равнинах Ваконды! Там он и покурит вволю!
— Мой брат отказывается?
— Отказываюсь…
— Мой брат нехорошо делает. За этот уголек я дал бы ему ожерелье из вампумов и стеклянных бус, подаренное мне бледнолицыми.
— Где это ожерелье? — сказал часовой, подходя с быстротой, свидетельствовавшей о его желании присвоить ожерелье.
— Вот оно, — отвечал вождь.
И прыгнув, подобно ягуару, на доверчивого краснокожего, он охватил обеими руками его шею и так быстро задушил, что бедняга упал, не проронив ни одного звука.
— Что вы сделали, вождь? — сказал капитан тоном упрека.
— Я убил собаку! — ответил Тонкий Слух сухо, — пусть бледнолицый подождет!
Затем Тонкий Слух взял оружие у часового, а убитого положил возле капитана в той же позе, в какой сам лежал за минуту перед тем.
Закончив, он встал около двери.
Офицер, невольно заинтересованный, с любопытством следил за всеми движениями краснокожего воина, хотя и догадывался, что все это вождь проделывает с той целью, чтобы вырваться на свободу, а может, освободить, кстати, и капитана.
— Почему Тонкий Слух не уходит? — спросил граф краснокожего, видя, что тот неподвижно остановился у двери.
— Тонкий Слух вождь, — отвечал индеец, — он позволил взять себя, чтобы помочь бежать бледнолицему… он не уйдет без него… пусть мой брат ждет.
Капитан собирался ответить, когда снаружи послышался легкий свист.
Вождь приотворил дверь.
Вошли двое; первый шепотом обменялся несколькими словами с индейцем, а вторая подбежала к капитану и перерезала связывавшие его ремни.
— Анжела! Вы? — вскричал изумленный граф, узнав молодую девушку. — Несчастное дитя! Вы рискуете вашей жизнью! Ради меня!
— Это ничего не значит! — отвечала она, дрожавшим от волнения голосом. — Пойдемте, вы свободны! — Но объясните же мне, ради Бога… — Ни одного слова до тех, пор, пока вы не будете в безопасности! Берите это оружие!
И она подала ему пистолеты и ружье, которые он с радостью принял.
— А! Я, по крайней мере, не умру беззащитным! — вскричал он. — Благодарю вас, Анжела! Благодарю, моя дорогая! В вашем присутствии силы мои удесятеряются.
— Пойдемте, пойдемте, Луи! Мы и так уже потеряли много времени!
Капитан поднялся и хотел последовать за ней, но онемевшие члены не слушались его, и он опять упал на землю. Увы! Физические силы изменили ему.
— Боже мой! — скорбно вскричала молодая девушка, — неужели мне не удастся его спасти? Отец, отец!
Изгнанник, — это он разговаривал с вождем, тотчас же подбежал к дочери.
— Мужайтесь капитан! — сказал он, — ваше спасение зависит от вас!
Молодой человек собрал все свои силы, приподнялся и сделал несколько шагов.
— Обопритесь на меня, — сказала девушка, — я сильна, уверяю вас! Пойдемте, дорогой Луи.
Несмотря на все нежелание пользоваться услугами слабой девушки, граф вынужден был подчиниться и взять Анжелу под руку.
Они вышли.
Пока все это происходило, Тонкий Слух занялся разведением огня, но таким странным способом, что беглецы не успели отойти от хижины и на сорок шагов, как вся она вспыхнула и начала гореть, освещая деревню зловещим светом пламени.
Немного далее к маленькому отряду присоединились несколько охотников, вооруженных с головы до ног. Затем с каждой минутой появлялись все новые и новые охотники, которые, казалось, точно вырастали из земли.
Там и сям загремели ружейные выстрелы. Начался бой.
Индейцы, вооруженные, выбегали из хижин стараясь собраться в кучки и организовать защиту деревни.
— Вперед! — вскричал капитан. — За мной, друзья!
— Вперед! — повторили охотники.
Они кинулись вперед, размахивая факелами, которые кидали во все хижины, и стреляя во врагов, осмеливавшихся им сопротивляться.
Несмотря на все просьбы капитана, Анжела последовала за ним и упрямо держалась все время около него.
Пробежав несколько шагов, молодой офицер зашатался упал.
Тщетно пытался он подняться, он не мог этого сделать: увлеченный пылом сражения и горя желанием отомстить за похищение, молодой человек забыл, что, как только он вошел в хижину совета, с него сняли сапоги. Его нежные ноги, исцарапанные колючками, камнями и шипами, были в ужасном состоянии; кровь текла из ран, причинявших ему ужасные страдания и нестерпимую боль.
Анжела первая заметила состояние, в каком он находился; она подозвала отца, и несмотря на энергичное сопротивление графа, охотники положили его на носилки и понесли из зоны огня.
— Нам надо уйти подальше от этой свалки, — сказала Анжела, — вы больше не можете сражаться, друг мой.
— Мое место здесь, я его не покину.
— Боже мой! — в отчаянии вскричала девушка, — мы умрем здесь!
Бой становился все ожесточеннее. Индейцы сомкнулись в ряды в нескольких пунктах и, в свою очередь, грозили уже перейти в наступление; пули падали, как град, вокруг носилок. Анжела, вся поглощенная своей любовью, видела только любимого человека, которого хотела спасти во что бы то ни стало, тогда как сам он упорно хотел умереть. Она бросила умоляющий взор на своего отца.
Изгнанник тотчас же подбежал к ней.
— Господин граф, — отрывисто проговорил он, — мы вломились очертя голову в эту западню, из которой, может быть, ни один из нас не выберется, только с единственной целью спасти вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Ешьте! — сказал один.
Эти кушанья состояли из жареной говядины, яблок, маиса и овощей, печенных в золе.
Один из факелов был воткнут в землю, и воины удалились, за исключением одного, который стоял, прислонясь, спиной к двери хижины.
Этому воину было поручено стеречь пленников; вскоре к нему подошел другой, вооруженный ружьем.
Пленники поели с аппетитом. Капитан благоразумно соображал, что обстоятельства еще могут измениться, и на всякий случай ему необходимо подкрепить силы.
Деятельная жизнь пустыни отличается тем, что у людей, сроднившихся с нею, нравственная сторона никогда не влияет на физическую; естественные потребности жизни играют такую важную роль, что житель пустыни никогда не забывает о них.
Но аппетит капитана был ничто перед аппетитом вождя, он (вождь) буквально пожирал кушанья с такою беспечностью, как если бы это вовсе не была последняя трапеза в его жизни.
Когда кушанья, наконец, исчезли, индейский воин, приносивший еду, взял факел и ушел.
Но часовой поставленный у двери, продолжал неподвижно стоять на своем посту.
Прошло полчаса; мало помалу полная тишина воцарилась в деревне.
Глаза часового, упрямо устремленные на пленников, блестели в темноте точно глаза тигровой кошки.
Вдруг Тонкий Слух возвысил голос и, обращаясь к часовому, вкрадчивым голосом сказал:
— Моя трубка полна morichee, неужели мои брат откажет подать мне горячий уголек, чтобы закурить ее?
— Зачем вождю курить? — грубо отвечал часовой, — пусть он подождет! Через несколько часов он будет охотиться в блаженных равнинах Ваконды! Там он и покурит вволю!
— Мой брат отказывается?
— Отказываюсь…
— Мой брат нехорошо делает. За этот уголек я дал бы ему ожерелье из вампумов и стеклянных бус, подаренное мне бледнолицыми.
— Где это ожерелье? — сказал часовой, подходя с быстротой, свидетельствовавшей о его желании присвоить ожерелье.
— Вот оно, — отвечал вождь.
И прыгнув, подобно ягуару, на доверчивого краснокожего, он охватил обеими руками его шею и так быстро задушил, что бедняга упал, не проронив ни одного звука.
— Что вы сделали, вождь? — сказал капитан тоном упрека.
— Я убил собаку! — ответил Тонкий Слух сухо, — пусть бледнолицый подождет!
Затем Тонкий Слух взял оружие у часового, а убитого положил возле капитана в той же позе, в какой сам лежал за минуту перед тем.
Закончив, он встал около двери.
Офицер, невольно заинтересованный, с любопытством следил за всеми движениями краснокожего воина, хотя и догадывался, что все это вождь проделывает с той целью, чтобы вырваться на свободу, а может, освободить, кстати, и капитана.
— Почему Тонкий Слух не уходит? — спросил граф краснокожего, видя, что тот неподвижно остановился у двери.
— Тонкий Слух вождь, — отвечал индеец, — он позволил взять себя, чтобы помочь бежать бледнолицему… он не уйдет без него… пусть мой брат ждет.
Капитан собирался ответить, когда снаружи послышался легкий свист.
Вождь приотворил дверь.
Вошли двое; первый шепотом обменялся несколькими словами с индейцем, а вторая подбежала к капитану и перерезала связывавшие его ремни.
— Анжела! Вы? — вскричал изумленный граф, узнав молодую девушку. — Несчастное дитя! Вы рискуете вашей жизнью! Ради меня!
— Это ничего не значит! — отвечала она, дрожавшим от волнения голосом. — Пойдемте, вы свободны! — Но объясните же мне, ради Бога… — Ни одного слова до тех, пор, пока вы не будете в безопасности! Берите это оружие!
И она подала ему пистолеты и ружье, которые он с радостью принял.
— А! Я, по крайней мере, не умру беззащитным! — вскричал он. — Благодарю вас, Анжела! Благодарю, моя дорогая! В вашем присутствии силы мои удесятеряются.
— Пойдемте, пойдемте, Луи! Мы и так уже потеряли много времени!
Капитан поднялся и хотел последовать за ней, но онемевшие члены не слушались его, и он опять упал на землю. Увы! Физические силы изменили ему.
— Боже мой! — скорбно вскричала молодая девушка, — неужели мне не удастся его спасти? Отец, отец!
Изгнанник, — это он разговаривал с вождем, тотчас же подбежал к дочери.
— Мужайтесь капитан! — сказал он, — ваше спасение зависит от вас!
Молодой человек собрал все свои силы, приподнялся и сделал несколько шагов.
— Обопритесь на меня, — сказала девушка, — я сильна, уверяю вас! Пойдемте, дорогой Луи.
Несмотря на все нежелание пользоваться услугами слабой девушки, граф вынужден был подчиниться и взять Анжелу под руку.
Они вышли.
Пока все это происходило, Тонкий Слух занялся разведением огня, но таким странным способом, что беглецы не успели отойти от хижины и на сорок шагов, как вся она вспыхнула и начала гореть, освещая деревню зловещим светом пламени.
Немного далее к маленькому отряду присоединились несколько охотников, вооруженных с головы до ног. Затем с каждой минутой появлялись все новые и новые охотники, которые, казалось, точно вырастали из земли.
Там и сям загремели ружейные выстрелы. Начался бой.
Индейцы, вооруженные, выбегали из хижин стараясь собраться в кучки и организовать защиту деревни.
— Вперед! — вскричал капитан. — За мной, друзья!
— Вперед! — повторили охотники.
Они кинулись вперед, размахивая факелами, которые кидали во все хижины, и стреляя во врагов, осмеливавшихся им сопротивляться.
Несмотря на все просьбы капитана, Анжела последовала за ним и упрямо держалась все время около него.
Пробежав несколько шагов, молодой офицер зашатался упал.
Тщетно пытался он подняться, он не мог этого сделать: увлеченный пылом сражения и горя желанием отомстить за похищение, молодой человек забыл, что, как только он вошел в хижину совета, с него сняли сапоги. Его нежные ноги, исцарапанные колючками, камнями и шипами, были в ужасном состоянии; кровь текла из ран, причинявших ему ужасные страдания и нестерпимую боль.
Анжела первая заметила состояние, в каком он находился; она подозвала отца, и несмотря на энергичное сопротивление графа, охотники положили его на носилки и понесли из зоны огня.
— Нам надо уйти подальше от этой свалки, — сказала Анжела, — вы больше не можете сражаться, друг мой.
— Мое место здесь, я его не покину.
— Боже мой! — в отчаянии вскричала девушка, — мы умрем здесь!
Бой становился все ожесточеннее. Индейцы сомкнулись в ряды в нескольких пунктах и, в свою очередь, грозили уже перейти в наступление; пули падали, как град, вокруг носилок. Анжела, вся поглощенная своей любовью, видела только любимого человека, которого хотела спасти во что бы то ни стало, тогда как сам он упорно хотел умереть. Она бросила умоляющий взор на своего отца.
Изгнанник тотчас же подбежал к ней.
— Господин граф, — отрывисто проговорил он, — мы вломились очертя голову в эту западню, из которой, может быть, ни один из нас не выберется, только с единственной целью спасти вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60