— Ваш сын едет сюда, скоро вы его увидите. Он будет здесь этой ночью — я думаю, часа через два.
— О! — воскликнула она. — Благодарю Тебя, о, Боже!
С этими словами она опустилась на колени и долго и горячо молилась, проливая слезы благодарности.
Миссионер с беспокойством следил за ней, готовый оказать ей помощь, если бы волнение слишком сильно на нее повлияло.
Но через несколько мгновений она встала, улыбаясь сквозь слезы, и снова села рядом со священником.
— Мужайтесь, — сказал он ей, — вы оказались так тверды в горести — неужели радость сразит вас?
— О, — произнесла она горячо, — ведь это мой сын, единственное существо, которое я когда-либо любила, ведь я сама его вскормила и вот теперь я снова его увижу! Увы! Вот уже десять лет, как мы в разлуке, десять лет, как на его лбу стерлись следы моих поцелуев! Вы не можете понять, отец мой, что я чувствую. Словами этого нельзя выразить! Ведь ребенок — это все для матери.
— Только не поддавайтесь волнению.
— Итак, он скоро появится? — спросила она еще раз.
— Не позже чем через два часа.
— О, как долго еще ждать! — с тяжелым вздохом произнесла она.
— Да, таковы все люди! — воскликнул миссионер. — Вы безропотно ждали столько лет, теперь же вам кажется невозможным подождать два часа.
— Но ведь это мой сын, мое любимое дитя, которого я жду!
— Хорошо, хорошо, только успокойтесь. Смотрите, вас уже лихорадит.
— О, не бойтесь, отец мой, радость не убивает! Я уверена, что сразу выздоровею, как только увижу его.
Несколько секунд царило молчание, а затем она продолжала:
— Боже мой, как медленно идет время! Когда же наконец сядет солнце? Как вы думаете, отец мой, с какой стороны он появится? Я хочу видеть его приближение. Хотя я уже очень давно его не видела, но уверена, что сейчас же узнаю. Мать никогда не ошибется, так как она не только видит свое дитя, но и чувствует его сердцем.
Миссионер отвел ее ко входу в пещеру, усадил, сам сел рядом и, указав рукой на юго-запад, сказал:
— Смотрите в эту сторону, он должен появиться отсюда.
— Благодарю, — отвечала она. — О, как вы добры, отец мой! Бог вознаградит вас!
Миссионер ласково улыбнулся.
— Я счастлив, видя вас счастливой, — сказал он.
Оба стали смотреть вдаль.
Солнце, между тем, быстро клонилось к горизонту, мрак постепенно окутывал землю, очертания предметов сливались, невозможно было что-либо разобрать даже на близком расстоянии.
— Вернемся в пещеру, — сказал отец Серафим, — ночной холод может вредно подействовать на вас.
— Ничего, — отвечала она, — я ничего не чувствую.
— Кроме того, — заметил миссионер, — становится так темно, что вы все равно его не увидите.
— Это так, — возразила она, — но зато я его услышу.
Отец Серафим понял, что всякие доводы напрасны, и, опустив голову, сел рядом с матерью Валентина. Так просидели они около часа, не проронив ни слова и чутко прислушиваясь.
Ночь становилась все темнее. Поднявшийся легкий ветер доносил малейший шум издалека.
Вдруг мадам Гилуа встала, и глаза ее засверкали. Она схватила миссионера за руку и прошептала:
— Вот он!
Отец Серафим поднял голову.
— Я ничего не слышу.
— Все-таки это он, — настойчиво прошептала она, — я не могла ошибиться. Слушайте!
Отец Серафим внимательно прислушался, но услышал только неопределенный шум, очень похожий на отдаленный гром.
— О, — продолжала она, — это он! Он едет сюда. Слушайте, слушайте!
Шум становился с каждой минутой все явственнее, и скоро можно было различить топот нескольких лошадей, мчавшихся галопом.
— Неужели это только мое воображение! — воскликнула мать Валентина.
— Нет, вы не ошиблись. Через несколько минут ваш сын будет здесь.
Всадники, между тем, уже вступили в ущелье, и топот лошадей раздался теперь совсем близко.
— Слезайте с лошадей, senores caballeros, — послышался чей-то звучный голос, — мы приехали!
— Это он! — воскликнула мать Валентина и бросилась вперед. — Это он говорил, я узнала его голос.
Миссионер успел схватить ее за руку.
— Что вы делаете! — воскликнул. — Ведь вы разобьетесь!
— Простите, отец мой. Но когда я услышала его голос, я просто не знаю, что со мной произошло, я готова была броситься вниз.
— Потерпите еще немного, вот он поднимается. Через пять минут он будет в ваших объятиях.
Она вдруг поспешно отступила.
— Нет, — сказала она, — я не хочу с ним встретиться здесь! Я хочу, чтобы он почувствовал мое присутствие так же, как я почувствовала его.
С этими словами она поспешно увлекла отца Серафима в пещеру.
— Вот увидите, — продолжала она. — Спрячьте меня так, чтобы я могла все видеть и слышать, но торопитесь, вот он приближается.
Пещера, как уже было сказано, была очень велика и состояла из нескольких маленьких помещений, сообщавшихся между собой. Отец Серафим спрятал мать Валентина в одну из этих пещер, которая отделялась от соседней рядом сталактитовых колонн самой причудливой формы.
Всадники, между тем, привязали лошадей и начали взбираться на гору, продолжая разговаривать между собой. Звуки их голосов совершенно явственно долетали до слуха находившихся в пещере, которые внимательно прислушивались к их разговору.
— Этот бедный отец Серафим, — сказал Валентин. — Не знаю, как вы, senores caballeros, но я положительно счастлив, что опять его увижу. Я опасался, что он покинул нас навсегда.
— Для меня большое утешение в моем горе, — сказал дон Мигель, — знать, что этот удивительный человек находится рядом с нами.
— Но что это с вами, Валентин? — воскликнул генерал Ибаньес. — Почему вы остановились?
— Я не знаю, — отвечал тот неуверенно, — но со мною происходит что-то, чего я не могу себе объяснить. Сегодня, когда Паук сообщил мне, что отец Серафим возвратился, я почувствовал, как у меня сжалось сердце. Теперь повторяется то же самое. Почему — я не знаю.
— Друг мой, это происходит от радости, что вы снова увидите отца Серафима, вот и все.
Охотник покачал головой.
— Нет, — сказал он, — это что-то другое, что-то особенное. Боже мой, что же это такое?
Друзья в беспокойстве столпились вокруг него.
— Позвольте мне подняться, — решительно сказал он. — Если мне предстоит узнать что-нибудь неприятное, то уж лучше поскорей.
Сказав это, он, несмотря на увещания друзей, почти бегом продолжал взбираться на гору.
Вскоре он достиг небольшого плато и остановился, чтобы перевести дыхание. В это время друзья догнали его и в следующую минуту вслед за ним вступили в пещеру.
Когда Валентин переступал порог пещеры, он услышал, как кто-то назвал его по имени.
При звуке этого голоса охотник задрожал и побледнел, холодный пот выступил у него на лице.
— Кто это зовет меня? — прошептал он.
— Валентин! Валентин! — повторил тот же голос, исполненный любви и нежности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72