— Какие вы принесли новости?
— Дурные, — отвечал консул.
— А-а! Честный Джонатан кричит, не правда ли?
— Сильнее, чем когда-либо.
— Вот как! А почему, скажите, пожалуйста?
— Вы можете догадаться и сами.
— Отчасти могу, но все-таки лучше расскажите.
— Вам, конечно, нечего говорить, что вы нажили себе здесь множество врагов.
— Что же с этим делать! Одно только радует, что это произошло не по моей вине.
— Да, это правда! Но враги ваши волнуются, кричат, шумят.
— По какому поводу?
— Pardieu! Они сами хорошенько не понимают, из-за чего… Вы знаете, для того чтобы начать кричать, всегда можно найти причину, и вот теперь все они вопят, что ваша экспедиция не состоится, что у вас нет средств ивы не знаете, как выйти из затруднительного положения, в которое сами себя поставили.
— И это все?
— Нет. Они уверяют еще, что вы наделали массу долгов и вам никогда не удастся расплатиться с ними.
— Так, так.
— Вы понимаете, что подобная клевета производит весьма невыгодное впечатление.
— Pardieu! Конечно.
— Я пришел к вам по делу, дорогой граф. Я не богат, к сожалению, но в настоящую минуту я имею в своем распоряжении двадцать тысяч пиастров. Я тоже состою акционером общества и поэтому считаю себя обязанным помочь вашему делу. И вот я пришел сказать вам… возьмите эти деньги, они вам все-таки пригодятся на что-нибудь.
Граф протянул руку своему гостю.
— Большое вам спасибо! — сказал он с явным волнением, тронутый деликатностью этого благородного и великодушного предложения.
— Да, — продолжал консул, доставая из кармана пачку кредитных билетов. — Необходимо сейчас же заткнуть глотки этим мерзавцам. Вот деньги.
И он протянул деньги графу. Последний с улыбкой тихонько оттолкнул их.
— Вы не так поняли мои слова, господин консул, — возразил он, — я благодарю вас не потому, что принимаю ваше великодушное предложение, но за участие, которое вы принимаете во мне.
— Но… — настаивал консул.
— Большое вам спасибо, повторяю вам еще раз. Все мои долги будут уплачены меньше, чем через час. В настоящую минуту у меня на руках около двухсот тысяч пиастров.
Консул изумленно посмотрел на графа.
— Но вчера?.. — заметил он.
— Да, — перебил его граф, — вчера у меня не было ничего, а сегодня я богат. Я вам сейчас в нескольких словах расскажу, как случилось это чудо.
Когда граф окончил свой рассказ, консул весело пожал ему руку.
— Милостивый Боже! — вскричал он. — Вы представить себе не можете, как вы меня обрадовали. У вас хорошие друзья.
— В числе которых я считаю и вас, господин консул.
— О! Что касается меня, — отвечал тот с тонким юмором, составлявшим отличительную черту его характера, — тут нет ничего удивительного, ведь я состою акционером вашего общества.
После завтрака граф отправился удовлетворить своих кредиторов или, лучше сказать, своих компаньонов, чтобы прекратить дурные толки и заткнуть рты клеветникам.
Наконец-то граф получил возможность приобрести все необходимое, и, если станут нападать на него, он сумеет защитить себя.
Французская печать в Калифорнии проявила в этом случае прекрасный пример патриотизма и независимости — она поддерживала графа не только энергично, но и весьма остроумно.
Мимоходом следует упомянуть еще, что некоторые французские журналисты, которых привела в Сан-Франциско страсть к приключениям, сумели своим благородным и безупречным поведением с честью поддержать репутацию французов и заставить уважать себя. Но важнее всего то, что они геройски устояли против охватившего всех опьянения и всевозможных соблазнов.
Нам очень приятно воздать должную хвалу всем этим труженикам, скромным, честным и талантливым, из которых многие мужественно пали в неравной борьбе с нуждой и лишениями: труд честного журналиста плохо оплачивался в то время.
Граф, не теряя ни минуты, занялся окончательным устройством своих дел и спешил скорее завербовать нескольких недостающих человек.
Прощаясь ночью с Валентином, он сказал, что почти все сборы окончены, через несколько дней он посадит весь отряд на корабль и отправится в путь.
День отплытия французского отряда в Сонору был великим днем для Сан-Франциско.
Североамериканец под своей холодной и сдержанной внешностью скрывает сердце горячее и способное к энтузиазму.
Когда французы сели в шлюпки, которые должны были отвезти их на корабль, отправлявшийся в Гуаймас, все враждебные чувства смолкли как бы по волшебству, и возбужденная толпа, стоя на молу, махала в воздухе шляпами и платками и провожала отъезжающих громкими криками «ура!» и пожеланиями удачи.
Граф, как и подобает, сел в шлюпку последним. Многие из его друзей, в том числе и консул, приехали проводить Луи.
Перед тем как прыгнуть в шлюпку, граф обернулся к ним и, пожимая руку консулу, сказал:
— Прощайте! Или я буду победителем, или Сонора послужит мне могилой.
— До свиданья, друг мой, — отвечал консул, — до свиданья, а не прощайте! Вы победите, я убежден в этом!
— Дай-то Господи! — прошептал Луи, прыгая в шлюпку и задумчиво покачивая головой.
Громкое «ура!» раздалось в толпе. Граф с улыбкой поклонился, и шлюпка отчалила.
Через час белые паруса корабля, увозившего экспедиционный отряд, казались издали крыльями зимородка.
Консул, который до последней минуты оставался на берегу моря, покинул мол и медленными шагами направился домой, говоря про себя:
— Что бы с ним ни случилось, но человек этот никогда не сделается жалким искателем приключений, — он герой! Он гениальнее Кортеса. Вопрос только в том, насколько будет он счастлив.
ГЛАВА XVI. Два негодяя
Теперь мы попросим у читателя позволения перенести его в Гуаймас. Мы всего на несколько минут опередили французскую экспедицию, которая, как мы знаем, покинула Сан-Франциско под
— — предводительством графа Луи де Пребуа-Крансе .
Все главнейшие события нашего рассказа должны произойти в Гуаймасе, и поэтому мы считаем необходимым в нескольких словах описать этот город.
Мексика владеет несколькими открытыми рейдами на Тихом океане, но из них в сущности только две гавани заслуживают этого названия — Гуаймас и Акапулько.
Благодаря множеству островов, которые окружают залив со стороны океана, и высоким берегам его рейд в любое время года так же безопасен и спокоен, как поверхность озера.
Волны океана с тихим рокотом разбиваются о берега, покрытые густым лесом манговых деревьев, бледная зелень которых резко выделяется на красноватой почве побережья и придает заливу печальный и дикий вид, усиливающийся всегдашней пустынностью рейда, куда лишь изредка заходят корабли, останавливаясь под защитой острова дель-Венадо. Обычно же в заливе стоят одни каботажные суда и грубые, выдолбленные из ствола дерева пироги индейцев яки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Дурные, — отвечал консул.
— А-а! Честный Джонатан кричит, не правда ли?
— Сильнее, чем когда-либо.
— Вот как! А почему, скажите, пожалуйста?
— Вы можете догадаться и сами.
— Отчасти могу, но все-таки лучше расскажите.
— Вам, конечно, нечего говорить, что вы нажили себе здесь множество врагов.
— Что же с этим делать! Одно только радует, что это произошло не по моей вине.
— Да, это правда! Но враги ваши волнуются, кричат, шумят.
— По какому поводу?
— Pardieu! Они сами хорошенько не понимают, из-за чего… Вы знаете, для того чтобы начать кричать, всегда можно найти причину, и вот теперь все они вопят, что ваша экспедиция не состоится, что у вас нет средств ивы не знаете, как выйти из затруднительного положения, в которое сами себя поставили.
— И это все?
— Нет. Они уверяют еще, что вы наделали массу долгов и вам никогда не удастся расплатиться с ними.
— Так, так.
— Вы понимаете, что подобная клевета производит весьма невыгодное впечатление.
— Pardieu! Конечно.
— Я пришел к вам по делу, дорогой граф. Я не богат, к сожалению, но в настоящую минуту я имею в своем распоряжении двадцать тысяч пиастров. Я тоже состою акционером общества и поэтому считаю себя обязанным помочь вашему делу. И вот я пришел сказать вам… возьмите эти деньги, они вам все-таки пригодятся на что-нибудь.
Граф протянул руку своему гостю.
— Большое вам спасибо! — сказал он с явным волнением, тронутый деликатностью этого благородного и великодушного предложения.
— Да, — продолжал консул, доставая из кармана пачку кредитных билетов. — Необходимо сейчас же заткнуть глотки этим мерзавцам. Вот деньги.
И он протянул деньги графу. Последний с улыбкой тихонько оттолкнул их.
— Вы не так поняли мои слова, господин консул, — возразил он, — я благодарю вас не потому, что принимаю ваше великодушное предложение, но за участие, которое вы принимаете во мне.
— Но… — настаивал консул.
— Большое вам спасибо, повторяю вам еще раз. Все мои долги будут уплачены меньше, чем через час. В настоящую минуту у меня на руках около двухсот тысяч пиастров.
Консул изумленно посмотрел на графа.
— Но вчера?.. — заметил он.
— Да, — перебил его граф, — вчера у меня не было ничего, а сегодня я богат. Я вам сейчас в нескольких словах расскажу, как случилось это чудо.
Когда граф окончил свой рассказ, консул весело пожал ему руку.
— Милостивый Боже! — вскричал он. — Вы представить себе не можете, как вы меня обрадовали. У вас хорошие друзья.
— В числе которых я считаю и вас, господин консул.
— О! Что касается меня, — отвечал тот с тонким юмором, составлявшим отличительную черту его характера, — тут нет ничего удивительного, ведь я состою акционером вашего общества.
После завтрака граф отправился удовлетворить своих кредиторов или, лучше сказать, своих компаньонов, чтобы прекратить дурные толки и заткнуть рты клеветникам.
Наконец-то граф получил возможность приобрести все необходимое, и, если станут нападать на него, он сумеет защитить себя.
Французская печать в Калифорнии проявила в этом случае прекрасный пример патриотизма и независимости — она поддерживала графа не только энергично, но и весьма остроумно.
Мимоходом следует упомянуть еще, что некоторые французские журналисты, которых привела в Сан-Франциско страсть к приключениям, сумели своим благородным и безупречным поведением с честью поддержать репутацию французов и заставить уважать себя. Но важнее всего то, что они геройски устояли против охватившего всех опьянения и всевозможных соблазнов.
Нам очень приятно воздать должную хвалу всем этим труженикам, скромным, честным и талантливым, из которых многие мужественно пали в неравной борьбе с нуждой и лишениями: труд честного журналиста плохо оплачивался в то время.
Граф, не теряя ни минуты, занялся окончательным устройством своих дел и спешил скорее завербовать нескольких недостающих человек.
Прощаясь ночью с Валентином, он сказал, что почти все сборы окончены, через несколько дней он посадит весь отряд на корабль и отправится в путь.
День отплытия французского отряда в Сонору был великим днем для Сан-Франциско.
Североамериканец под своей холодной и сдержанной внешностью скрывает сердце горячее и способное к энтузиазму.
Когда французы сели в шлюпки, которые должны были отвезти их на корабль, отправлявшийся в Гуаймас, все враждебные чувства смолкли как бы по волшебству, и возбужденная толпа, стоя на молу, махала в воздухе шляпами и платками и провожала отъезжающих громкими криками «ура!» и пожеланиями удачи.
Граф, как и подобает, сел в шлюпку последним. Многие из его друзей, в том числе и консул, приехали проводить Луи.
Перед тем как прыгнуть в шлюпку, граф обернулся к ним и, пожимая руку консулу, сказал:
— Прощайте! Или я буду победителем, или Сонора послужит мне могилой.
— До свиданья, друг мой, — отвечал консул, — до свиданья, а не прощайте! Вы победите, я убежден в этом!
— Дай-то Господи! — прошептал Луи, прыгая в шлюпку и задумчиво покачивая головой.
Громкое «ура!» раздалось в толпе. Граф с улыбкой поклонился, и шлюпка отчалила.
Через час белые паруса корабля, увозившего экспедиционный отряд, казались издали крыльями зимородка.
Консул, который до последней минуты оставался на берегу моря, покинул мол и медленными шагами направился домой, говоря про себя:
— Что бы с ним ни случилось, но человек этот никогда не сделается жалким искателем приключений, — он герой! Он гениальнее Кортеса. Вопрос только в том, насколько будет он счастлив.
ГЛАВА XVI. Два негодяя
Теперь мы попросим у читателя позволения перенести его в Гуаймас. Мы всего на несколько минут опередили французскую экспедицию, которая, как мы знаем, покинула Сан-Франциско под
— — предводительством графа Луи де Пребуа-Крансе .
Все главнейшие события нашего рассказа должны произойти в Гуаймасе, и поэтому мы считаем необходимым в нескольких словах описать этот город.
Мексика владеет несколькими открытыми рейдами на Тихом океане, но из них в сущности только две гавани заслуживают этого названия — Гуаймас и Акапулько.
Благодаря множеству островов, которые окружают залив со стороны океана, и высоким берегам его рейд в любое время года так же безопасен и спокоен, как поверхность озера.
Волны океана с тихим рокотом разбиваются о берега, покрытые густым лесом манговых деревьев, бледная зелень которых резко выделяется на красноватой почве побережья и придает заливу печальный и дикий вид, усиливающийся всегдашней пустынностью рейда, куда лишь изредка заходят корабли, останавливаясь под защитой острова дель-Венадо. Обычно же в заливе стоят одни каботажные суда и грубые, выдолбленные из ствола дерева пироги индейцев яки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60