Это был Курумилла.
Через несколько минут они подплыли к кораблю.
Луи еще издали заметил пирогу, и, как только друзья достигли корабля, он первый встретил их и помог взобраться на палубу.
Очутившись на палубе, Валентин, прежде чем пожать Руку молочному брату, внимательно осмотрелся кругом, а затем бросил взгляд на берег.
— Отлично! — проговорил он. — Они еще не нашли лодку! Пойдем, брат, в твою каюту, мне нужно поговорить с тобой без свидетелей.
— Да дай же мне хоть поздороваться с тобой, — возразил, Улыбаясь, Луи.
— Идем! Нам нельзя терять ни минуты.
Граф взглянул на охотника. Лицо последнего было очень серьезно. Луи понял, что друг действительно хочет сообщить ему важные новости, и, наскоро отдав все необходимые распоряжения относительно высадки на берег, пошел вслед за молочным братом, который ждал у входа в каюту.
Луи ввел Валентина в скромную комнату, которую занимал во время переезда морем. Войдя в нее, граф хотел было запереть дверь.
— Нет, не надо, — остановил его Валентин, — оставь ее открытой, отсюда мы будем видеть всех, приближающихся к кораблю.
— Как хочешь. В таком случае говори, я тебя слушаю…
— Мне нужно сказать тебе всего два слова, но такие, из которых я советую тебе извлечь пользу.
— Будь спокоен.
— У тебя здесь есть сильные враги. Кто они — не знаю, но только против тебя ведется интрига.
— Неужели это правда?
— Говорю тебе то, в чем я уверен.
— Но, видишь ли, мой друг, кто бы ни были эти враги, мне нечего их бояться. Бумаги у меня в полном порядке. Все устроилось отлично. У меня не только есть разрешение на разработку россыпей, но меня поддерживает само правительство. Я действую на законном основании и никого и ничего не боюсь.
— Брат, — возразил Валентин, — не забывай, что, когда имеешь дело с мексиканцами, нужно всегда опасаться измены. Я давно знаком с ними и, к несчастью, слишком хорошо знаю, как нужно держать себя в этой стране.
— Ты пугаешь меня!
— Нет, я просто предупреждаю тебя, Луи, вот и все. Я говорю это, чтобы ты был осторожнее.
— Ты ведь знаешь, что я перед Богом отвечаю за этих мужественных людей, доверившихся мне.
— Вот потому-то я и советую тебе быть осторожным и никому не доверяться; в особенности же я советую тебе держать себя осторожнее с двумя личностями.
— Их имена?
— Дон Антонио Паво и полковник дон Франциско Флорес. Дон Луи с нескрываемым удивлением взглянул на своего друга.
— Но этого не может быть! — сказал он. — Ты ошибаешься.
— Почему?
— Pardieu! Да потому, что один из них — агент французского правительства, а другой делегирован сюда советом акционеров Atrevida . Оба они члены нашего общества, у меня даже есть к ним рекомендательные письма.
— Делай, как хочешь, но только я считал своей обязанностью предупредить тебя, что оба они тебе изменяют.
— У тебя есть какое-нибудь доказательство?
— Никакого.
— Почему же ты так уверенно говоришь об этом? Ты что-нибудь знаешь?
— Ровно ничего, но тем не менее я убежден в этом. Поверь мне, брат, ведь ты знаешь, что я редко ошибаюсь в таких случаях.
Луи печально покачал головой.
— Все это очень странно, — заметил он.
В эту минуту какой-то человек заглянул в каюту и произнес только одно слово:
— Шпионы!
Сказано это было очень тихо, но тем не менее это слово дошло до слуха графа и Валентина.
— Это Курумилла, он предупреждает нас, что к кораблю подъезжают те два человека. Пойдем на палубу. Они не должны знать, что мы подозреваем их. Смотри же, хорошенько наблюдай за этими людьми в то время, когда будешь разговаривать с ними. Я уверен, что скоро и ты согласишься со мной. Идем наверх.
Луи не отвечал ни слова.
Друзья поднялись на палубу, и Валентин сразу же покинул друга.
— Я уеду с корабля, — сказал он, — мы встретимся с тобой на берегу.
Охотник спрыгнул в пирогу, которую Курумилла, не желая быть замеченным, отвел к корме под гакаборт. Лодка направилась к берегу как раз в то время, когда полковник и Дон Антонио причаливали к борту и поднимались на палубу корабля.
Ни один народ в мире не отличается таким утонченно вежливым обращением и такой любезностью, как мексиканцы.
К несчастью, несмотря на все их усилия и лесть, которые они усердно расточали для того, чтобы убедить графа Луи в своей искренности и дружеском расположении, у дона Антонио и его друга была такая отталкивающая наружность, на их лицах были так сильно отражены самые низкие пороки, что любезность их казалась прямо-таки противной и вызывала еще большую антипатию.
Граф с самого начала, как его и предупредил Валентин, невольно почувствовал к ним сильное отвращение, и ему стоило больших усилий сдержаться и не дать заметить произведенное на него впечатление.
Граф решил сделать вид, будто поддается на обман, и, если они будут делать промахи, в уверенности, что их хитрость удалась, постараться получить сведения, которые могут впоследствии ему пригодиться.
Он с таким жаром и с такой хорошо разыгранной непринужденностью отвечал на все их любезности, что ему вполне удалось провести опытных негодяев, считавших его совершенно очарованным ими.
Так получилось, что графу с самой первой минуты в Соноре, раньше, чем он успел сойти на берег, пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности и бороться с хитростью и подлостью людей, от которых он, казалось, должен был ожидать самого искреннего сочувствия и полнейшей готовности оказать ему помощь. Это была слишком тяжелая задача для такого честного и в высшей степени благородного человека, каким был граф, но успех его экспедиции всецело зависел от того, с каким искусством он будет обходить засады и разрушать ловушки, расставляемые ему на каждом шагу. Луи прекрасно понимал это и, скрепя сердце, решил пустить в ход всю свою ловкость и знание людей.
Наговорившись вдоволь с посетителями и видя, что все уже давным-давно готово для высадки на берег, граф отдал распоряжение садиться в шлюпки.
Французы спустились в присланные за ними из форта шлюпки, багаж перевозился на особых барках, и по команде: «отчаливай!» маленькая флотилия отвалила от корабля и в стройном порядке под шумные крики народа, толпившегося на берегу, и веселый звон колоколов в честь радостного события, направилась к берегу.
ГЛАВА XVIII. Первые дни
Нужно быть действительно отчаянным пессимистом или в совершенстве знать натуру мексиканцев, чтобы подозревать измену при таком сердечном приеме, какой был оказан жителями Гуаймаса французам.
Толпа буквально выходила из себя и бесновалась — одним словом, происходило нечто невероятное.
Леперос, ранчерос, кампесинос, вакерос, богатые аси-ендадос — все теснились к французам и желали выразить им свои симпатии.
Можно было подумать, что отряд французов, прибывших в Гуаймас, так сказать, проездом, принес с собой в Сонору мир, спокойствие, свободу — одним словом, все то, чего так недостает мексиканцам и о чем они тщетно вздыхают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Через несколько минут они подплыли к кораблю.
Луи еще издали заметил пирогу, и, как только друзья достигли корабля, он первый встретил их и помог взобраться на палубу.
Очутившись на палубе, Валентин, прежде чем пожать Руку молочному брату, внимательно осмотрелся кругом, а затем бросил взгляд на берег.
— Отлично! — проговорил он. — Они еще не нашли лодку! Пойдем, брат, в твою каюту, мне нужно поговорить с тобой без свидетелей.
— Да дай же мне хоть поздороваться с тобой, — возразил, Улыбаясь, Луи.
— Идем! Нам нельзя терять ни минуты.
Граф взглянул на охотника. Лицо последнего было очень серьезно. Луи понял, что друг действительно хочет сообщить ему важные новости, и, наскоро отдав все необходимые распоряжения относительно высадки на берег, пошел вслед за молочным братом, который ждал у входа в каюту.
Луи ввел Валентина в скромную комнату, которую занимал во время переезда морем. Войдя в нее, граф хотел было запереть дверь.
— Нет, не надо, — остановил его Валентин, — оставь ее открытой, отсюда мы будем видеть всех, приближающихся к кораблю.
— Как хочешь. В таком случае говори, я тебя слушаю…
— Мне нужно сказать тебе всего два слова, но такие, из которых я советую тебе извлечь пользу.
— Будь спокоен.
— У тебя здесь есть сильные враги. Кто они — не знаю, но только против тебя ведется интрига.
— Неужели это правда?
— Говорю тебе то, в чем я уверен.
— Но, видишь ли, мой друг, кто бы ни были эти враги, мне нечего их бояться. Бумаги у меня в полном порядке. Все устроилось отлично. У меня не только есть разрешение на разработку россыпей, но меня поддерживает само правительство. Я действую на законном основании и никого и ничего не боюсь.
— Брат, — возразил Валентин, — не забывай, что, когда имеешь дело с мексиканцами, нужно всегда опасаться измены. Я давно знаком с ними и, к несчастью, слишком хорошо знаю, как нужно держать себя в этой стране.
— Ты пугаешь меня!
— Нет, я просто предупреждаю тебя, Луи, вот и все. Я говорю это, чтобы ты был осторожнее.
— Ты ведь знаешь, что я перед Богом отвечаю за этих мужественных людей, доверившихся мне.
— Вот потому-то я и советую тебе быть осторожным и никому не доверяться; в особенности же я советую тебе держать себя осторожнее с двумя личностями.
— Их имена?
— Дон Антонио Паво и полковник дон Франциско Флорес. Дон Луи с нескрываемым удивлением взглянул на своего друга.
— Но этого не может быть! — сказал он. — Ты ошибаешься.
— Почему?
— Pardieu! Да потому, что один из них — агент французского правительства, а другой делегирован сюда советом акционеров Atrevida . Оба они члены нашего общества, у меня даже есть к ним рекомендательные письма.
— Делай, как хочешь, но только я считал своей обязанностью предупредить тебя, что оба они тебе изменяют.
— У тебя есть какое-нибудь доказательство?
— Никакого.
— Почему же ты так уверенно говоришь об этом? Ты что-нибудь знаешь?
— Ровно ничего, но тем не менее я убежден в этом. Поверь мне, брат, ведь ты знаешь, что я редко ошибаюсь в таких случаях.
Луи печально покачал головой.
— Все это очень странно, — заметил он.
В эту минуту какой-то человек заглянул в каюту и произнес только одно слово:
— Шпионы!
Сказано это было очень тихо, но тем не менее это слово дошло до слуха графа и Валентина.
— Это Курумилла, он предупреждает нас, что к кораблю подъезжают те два человека. Пойдем на палубу. Они не должны знать, что мы подозреваем их. Смотри же, хорошенько наблюдай за этими людьми в то время, когда будешь разговаривать с ними. Я уверен, что скоро и ты согласишься со мной. Идем наверх.
Луи не отвечал ни слова.
Друзья поднялись на палубу, и Валентин сразу же покинул друга.
— Я уеду с корабля, — сказал он, — мы встретимся с тобой на берегу.
Охотник спрыгнул в пирогу, которую Курумилла, не желая быть замеченным, отвел к корме под гакаборт. Лодка направилась к берегу как раз в то время, когда полковник и Дон Антонио причаливали к борту и поднимались на палубу корабля.
Ни один народ в мире не отличается таким утонченно вежливым обращением и такой любезностью, как мексиканцы.
К несчастью, несмотря на все их усилия и лесть, которые они усердно расточали для того, чтобы убедить графа Луи в своей искренности и дружеском расположении, у дона Антонио и его друга была такая отталкивающая наружность, на их лицах были так сильно отражены самые низкие пороки, что любезность их казалась прямо-таки противной и вызывала еще большую антипатию.
Граф с самого начала, как его и предупредил Валентин, невольно почувствовал к ним сильное отвращение, и ему стоило больших усилий сдержаться и не дать заметить произведенное на него впечатление.
Граф решил сделать вид, будто поддается на обман, и, если они будут делать промахи, в уверенности, что их хитрость удалась, постараться получить сведения, которые могут впоследствии ему пригодиться.
Он с таким жаром и с такой хорошо разыгранной непринужденностью отвечал на все их любезности, что ему вполне удалось провести опытных негодяев, считавших его совершенно очарованным ими.
Так получилось, что графу с самой первой минуты в Соноре, раньше, чем он успел сойти на берег, пришлось пустить в ход все свои дипломатические способности и бороться с хитростью и подлостью людей, от которых он, казалось, должен был ожидать самого искреннего сочувствия и полнейшей готовности оказать ему помощь. Это была слишком тяжелая задача для такого честного и в высшей степени благородного человека, каким был граф, но успех его экспедиции всецело зависел от того, с каким искусством он будет обходить засады и разрушать ловушки, расставляемые ему на каждом шагу. Луи прекрасно понимал это и, скрепя сердце, решил пустить в ход всю свою ловкость и знание людей.
Наговорившись вдоволь с посетителями и видя, что все уже давным-давно готово для высадки на берег, граф отдал распоряжение садиться в шлюпки.
Французы спустились в присланные за ними из форта шлюпки, багаж перевозился на особых барках, и по команде: «отчаливай!» маленькая флотилия отвалила от корабля и в стройном порядке под шумные крики народа, толпившегося на берегу, и веселый звон колоколов в честь радостного события, направилась к берегу.
ГЛАВА XVIII. Первые дни
Нужно быть действительно отчаянным пессимистом или в совершенстве знать натуру мексиканцев, чтобы подозревать измену при таком сердечном приеме, какой был оказан жителями Гуаймаса французам.
Толпа буквально выходила из себя и бесновалась — одним словом, происходило нечто невероятное.
Леперос, ранчерос, кампесинос, вакерос, богатые аси-ендадос — все теснились к французам и желали выразить им свои симпатии.
Можно было подумать, что отряд французов, прибывших в Гуаймас, так сказать, проездом, принес с собой в Сонору мир, спокойствие, свободу — одним словом, все то, чего так недостает мексиканцам и о чем они тщетно вздыхают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60