Тогда, обращаясь к пораженным этим зрелищем людям и мрачно оглядывая их, начальник каравана произнес:
— Найдется ли еще один желающий узнать то, что я от всех скрываю?
Слова эти он произнес с такой злобной насмешкой, что все слышавшие их люди, по большей части бродяги, не знающие ни закона, ни веры и привыкшие шутя преодолевать величайшие опасности, невольно почувствовали дрожь, пробежавшую по их телу. Этого урока было довольно, с тех пор никто не старался узнать тайну капитана.
Едва последние распоряжения при устройстве лагеря были сделаны, как раздался конский топот и два всадника галопом подъехали к людям.
— Вот и капитан! — сказали друг другу работники.
Подъехавшие бросили поводья стоявшим поблизости людям и, соскочив с лошадей, быстрым шагом подошли к палатке. Подойдя к ней, человек, идущий впереди, остановился и обратился к своему спутнику:
— Кабальеро, — сказал он ему, — прошу вас быть нашим дорогим гостем; хотя сами мы и не богаты, но то, что имеем, охотно разделим с вами.
— Благодарю, — ответил с поклоном его спутник, — я не употреблю во зло ваше гостеприимство; завтра, на рассвете, я думаю, что буду в состоянии продолжать свой путь.
— Поступайте как сочтете нужным. Располагайтесь у этого костра, разложенного для меня, а я пока загляну на несколько минут в эту палатку; скоро я выйду к вам, и тогда мы поговорим.
Гость поклонился и сел у огня рядом с палаткой, в которой скрылся капитан, тщательно опустив за собой полог.
Человек этот имел выразительные черты лица; его коренастые члены обличали в нем значительную силу; несколько морщин, заметных на его лице, говорили о том, что половина жизни была у него позади, хотя в нем не было заметно ни малейшего признака дряхлости и в его густых черных волосах не светилось ни единого седого волоса. На нем была одежда богатого мексиканского фермера: бархатная куртка, вышитая пестрыми шелковыми нитками, бархатные панталоны, доходившие до колен, мягкие сапоги, шляпа из вигоневой шерсти с золотым галуном и богатым пером, прикрепленным драгоценным бриллиантом; у его правого бока висела сабля, а из-за пояса виднелись два пистолетных дула; на траве подле него лежало американское ружье, великолепно отделанное серебром.

После того как капитан оставил его одного, он расположился у огня как можно удобнее и украдкой огляделся так подозрительно, что если бы кто из людей каравана заметил этот взгляд, то не оставил бы его без внимания; но все были заняты своими делами, более того, отдаваясь непреложному закону гостеприимства в прериях, никто и не думал наблюдать за гостем, приглашенным к их очагу.
Наконец после минутного размышления незнакомец встал и подошел к капканщикам, разговаривавшим с большим оживлением и при этом ужасно жестикулировавшим.
— Да вот, — сказал один из них, завидев гостя, — этот господин одним словом рассудит нас.
Гость, так ясно вызванный быть судьей, обратился к говорившему.
— Что у вас случилось, господа? — спросил он.
— Очень простая вещь, — ответил капканщик. — Ваш конь, прекрасное животное, нужно в этом сознаться, сеньор, не хочет мирно жить с нашими конями, он брыкается и скалит на них зубы.
— А-а! Это и в самом деле очень простая вещь, — шутливо заметил другой капканщик, — тот конь барский, он оскорблен, что его поставили вместе с нашими рабочими лошадками.
При этом замечании все работники разразились громким хохотом.
Незнакомец лукаво улыбнулся.
— Может быть, и по этой причине, а может, и по другой, — сказал он кротко. — Во всяком случае, есть легкий способ разрешить этот спор, способ, к которому я и прибегну.
— Ага! — сказал второй капканщик. — И какой же это способ?
— Вот какой, — ответил незнакомец тем же спокойным тоном.
Подойдя к коню, которого с трудом удерживали два работника, он произнес:
— Отпустите его!
— Как же его отпустить? Да он тут может таких бед натворить!
— Отпустите его, я отвечаю за последствия. Потом он обратился к коню:
— Лелио! — сказал он.
При этом имени конь поднял свою благородную голову, устремил глаза на своего хозяина, затем, сильно рванувшись, повалил державших его работников, которые при общем хохоте покатились по траве, и с радостным ржанием подошел к хозяину и стал тереться головой о его грудь.
— Видите, — сказал незнакомец, лаская доброе животное, — это совсем не трудно!
— Гм! — сердито проговорил поднявшийся с земли капканщик, потирая ушибленное плечо. — Это просто какой-то демон, которому я не доверю свою шкуру, как она ни стара и ни жестка теперь.
— Не беспокойтесь больше о нем, я займусь им сам, — сказал гость.
— Клянусь святым Доминго, я и так уж доволен тем, что получил. Это благородное животное, но в его теле сидит черт!
Незнакомец, не отвечая, пожал плечами и возвратился к костру, у которого сидел раньше; следом за ним шел его конь, не выказывая ни малейшего желания возобновить проделки, так удивившей капканщиков. Конь этот, чистых арабских кровей, вероятно, стоил своему владельцу чрезвычайно дорого и поступки его казались странными людям, привыкшим к американским лошадям. Хозяин дал ему овса, поставил его подле себя, после чего снова уселся перед огнем.
В ту же минуту у входа в палатку показался капитан.
— Простите, кабальеро, — произнес он с любезностью, свойственной всем испано-американцам, — извиняюсь, что на столько времени покинул вас, но важное дело требовало моего присутствия. Теперь я весь к вашим услугам.
Гость поклонился.
— Напротив, это я должен просить вас принять мои извинения за бесцеремонность, с какой я злоупотребляю вашим гостеприимством.
— Ни слова больше об этом, если вы не хотите оскорбить меня.
Капитан сел подле своего гостя.
— Сейчас мы будем обедать, — сказал он. — Я могу предложить вам очень скромное кушанье; но в походе — по-походному, лично я ограничиваюсь куском мяса с красными бобами и индейским перцем.
— Это превосходно! Я сделал бы честь этому блюду, если бы чувствовал хоть малейший аппетит; но в настоящую минуту я не в состоянии проглотить ни малейшего кусочка.
— А-а! — протянул капитан, устремляя на гостя недоверчивый взгляд.
Но он увидел такую ясную физиономию, такую откровенную улыбку, что устыдился своих подозрений, и лицо его, омраченное за секунду до этого, тотчас же прояснилось.
— Очень сожалею об этом и прошу у вас позволения обедать одному, так как, в противоположность вам, я буквально умираю от голода.
— Я был бы в отчаянии, если бы вы из-за меня еще промедлили.
— Доминго! — крикнул капитан. — Мой обед!
Капканщик, которого лошадь незнакомца так сильно ушибла, немедленно появился, немного прихрамывая, неся в деревянной чашке обед своего начальника; несколько маисовых лепешек, которые он держал в руке, довершали этот умеренный, почти монастырский обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65