«Опять психотерапия», – недовольно подумала она.
Ночью спали в шатрах, завернувшись в бедуинские одежды. Но на следующий день налетела буря – жаркий вихрь больно секущего кожу песка. Потом шли по оврагу, дно которого, как ни странно, было усыпано морскими ракушками, потом – по равнине, на которой стояли причудливые скалы, образовавшиеся в результате выветривания, потом – по унылому каменистому плоскогорью.
Наконец добрались до небольшого оазиса. Тут росли пальмы, жило немного птиц – перепелки и ястребы. Этот островок жизни сохранился посреди соляных пустошей. В центре оазиса возвышалась маленькая, жалкая, полуразрушенная крепость. Между источниками белели небольшие гробницы. Людей здесь не было, не замечалось и каких-либо признаков жизни. Живописные руины – не более того.
Александр пошел вперед, за ним – его телохранители. Он прошел мимо источенных песком и временем оснований разрушенных зданий и подошел к ступеням, которые вели к постройке, некогда служившей храмом. Поднимаясь по рассыпающимся ступеням, Александр дрожал от волнения. Он поднялся на последнюю ступень – ровную площадку, опустился на колени и склонил голову.
Евмен тихо проговорил:
– Когда мы были здесь, это место было хоть и очень древним, но не было разрушенным. Бог Амон плыл на своей священной лодке, которую несли очистившиеся носильщики, девственницы пели песни о божественном. Царь побывал в святая святых – в маленькой комнате с потолком из пальмовых стволов – и там говорил с оракулом. Он никогда не рассказывал о том, какие задавал оракулу вопросы – ни мне не рассказывал, ни даже Гефестиону. Именно здесь Александр осознал свою божественность.
Бисеза знала эту историю. Во время первого паломничества Александра македоняне отождествили ливийского бога Амона – существа с головой барана – с греческим Зевсом, и Александр узнал, что его истинный отец – Зевс-Амон, а вовсе не царь Македонии Филипп. С этого мгновения до конца его дней в его сердце жил Амон.
Было видно, что царь в отчаянии. Вероятно, он надеялся, что святыня каким-то образом переживет Разрыв, что это место, самое священное для него, обретет пощаду. Но этого не произошло. Он не нашел здесь ничего, кроме мертвого груза времени.
Бисеза шепнула Евмену:
– Скажите ему, что не всегда было так. Скажите ему, что девять столетий спустя, когда эти края стали частью Римской империи, когда официальной религией в империи стало христианство, здесь, в этом оазисе, все равно оставалась группа адептов, поклоняющихся Зевсу-Амону и даже самому Александру.
Евмен торжественно кивнул и негромко, размеренно поведал царю об этой вести из будущего. Царь что-то ответил ему, и Евмен вернулся к Бисезе.
– Он говорит, что даже богу не подвластна победа над временем, но память сроком в девятьсот лет порадовала бы любого.
Александр и сопровождавшие его лица пробыли в оазисе еще день. Отдохнули, нагрузили верблюдов бурдюками с водой и вернулись к побережью.
42
Последняя ночь
Через неделю после возвращения в Вавилон Бисеза сообщила: она уверена в том, что Око Мардука отправит ее домой.
Это сообщение все встретили недоверчиво – даже ее ближайшие друзья. Она чувствовала: Абдыкадыр считает, что она выдает желаемое за действительное, что ее ощущения, связанные с Оком и с существами, стоящими за ним, могут быть лишь плодом воображения. Просто ей хочется в это верить – и все.
Александр задал ей простой вопрос:
– Почему – ты?
– Потому что я попросила, – так же просто ответила Бисеза.
Царь задумался, кивнул и позволил ей уйти.
Но невзирая на недоверие, ее друзья, британцы и македоняне – все верили в ее искренность и чем могли помогали ей в подготовке к отбытию. Все даже смирились с датой, которую она назначила. Она по-прежнему не могла ничем доказать свои предположения, она даже сама не была уверена в том, что интерпретирует свои догадки о сущности Ока правильно. Но все воспринимали ее всерьез, и это ей льстило, хотя некоторые все-таки немного посмеивались над тем, как глупо она будет выглядеть, если Око ничего для нее не сделает.
Приближался последний день. Бисеза сидела рядом с Джошем в святилище Мардука. Око мрачно и безмолвно висело в воздухе над ними. Они прижимались друг к другу. Сейчас они не испытывали страсти. Бывало, они сливались в любовном экстазе, не обращая внимания на холодный взор Ока, и даже тогда они не могли о нем забыть окончательно. Теперь они хотели только одного, только об одном они могли друг друга просить – об утешении.
Джош прошептал:
– Как ты думаешь, их хоть немного волнует то, что они натворили? Мир, разодранный на части, погибшие люди?
– Нет. О, возможно, они питают определенный научный интерес к таким эмоциям. Но не более того.
– Значит, они мельче меня. Если я вижу убитое животное, я способен переживать за него, я могу ощутить его боль.
– Верно, – спокойно отозвалась Бисеза. – Но, Джош, ты ни капельки не переживаешь за миллионы бактерий, погибающих в твоем кишечнике каждую секунду. Мы – не бактерии, мы сложные, независимые, разумные существа. А они настолько выше нас, что мы для них – почти ничто.
– Так с какой стати тогда они согласны отправить тебя домой?
– Не знаю. Наверное, это им просто забавно. – Джош сердито посмотрел на нее.
– Чего хотят они – это не имеет значения. Ты уверена в том, что этого хочешь ты, Бисеза? Допустим, ты действительно вернешься домой, но что, если ты окажешься не нужна Майре?
Она повернула голову и посмотрела на него. В сумраке, рассеиваемом масляными светильниками, его глаза казались огромными. Кожа у него была такая гладкая, такая юная.
– Это глупый вопрос.
– Вот как? Бисеза, кто ты такая? Кто такая она? После Разрыва мы все – составленные из кусочков создания, бредущие по разным мирам. Возможно, какой-то осколок тебя может возвратиться к какому-то осколку Майры…
Она не желала соглашаться с этим, в ее сердце вспыхнул протест, чувства, которые она питала к Майре и Джошу, вскипели.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Он вздохнул.
– Ты не можешь вернуться назад, Бисеза. Из этого ничего не получится. Оставайся здесь. – Он схватил ее за руки. – Нам нужно строить дома, растить урожай, рожать детей. Останься здесь со мной, Бисеза, стань матерью моих детей. Этот мир – он больше не какая-то чужеродная безделушка. Это наш мир, наш дом.
Она вдруг смягчилась.
– О Джош! – Она притянула его к себе. – Милый Джош. Я хочу остаться, поверь мне, очень хочу. Но не могу. Дело не только в Майре. Это возможность, Джош. Шанс, которого они не предложили больше никому. Каковы бы ни были их намерения, я должна принять это предложение.
– Почему?
– Потому что я что-то смогу узнать. О том, почему все так вышло. О них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96