Мне тогда один и тот же сон каждую ночь снился – Земля без людей. Без единого человека, и я знал, что так везде. По всей Галактике, со всеми расами. И этот мир – единственный дом для всех нас. Дом для побежденных…
– И теперь снится? – спросил Степаныч.
– Теперь нет. Как я Эльзу встретил, так и… но вспоминается временами.
– И что ты об этом думаешь?
– Ничего я, Илья Степаныч, не думаю, – отрубил Малыш Свантесон. – Глупости все это. Слышь, Степаныч, ты бы поговорил с Эльзой, а?
– Поговорю, – рассеянно согласился Степаныч.
А я подумала: нет, неспроста такие сны. Что-то в этом есть. Дом для побежденных…
– Степаныч, а кто здесь еще живет?
– То есть?
– Ну, ваш поселок, город, ханнский поселок. Ящеры были. Еще кто?
– Муравьиная колония есть. А еще… кто ж еще в степи проживет?
– Муравьев можно не брать в расчет, – сама собой пришла на язык странная фраза. – Катастрофа отбросила их в первобытное варварство.
– Катастрофа? – Степаныч остановился и схватил меня за плечи. – Какая катастрофа?
– Не знаю, – растерялась я. – Не помню.
– А почему ты так сказала?
– Не знаю! Не знаю, просто пришло…
– Да оставь ты ее, – вступился за меня Свантесон. – Какое нам дело до муравьиных катастроф.
– Извини, – пробормотал Степаныч. – Ну, пошли, что ли.
Город выглядит заброшенной свалкой – уродливые здания из корабельной брони, обезображенные какими-то пристройками катера, узкие проходы… бррр! Мои спутники ориентируются в этом лабиринте с привычной уверенностью завсегдатаев, а мне жутко почему-то и тоскливо.
– Ого! Вот так встреча! – Прямо перед нами на узкую тропку вышел ханн, окинул нас медно-рыжим взглядом, оскалился. Густая рыжая шерсть, хищные глаза, короткие шорты, рваные и потертые, на узком ремне – явно самодельный нож. Воин. «Не люблю», – передернулось что-то внутри меня. – Странная у тебя сегодня компания, Илья Степаныч. Альо Паленые Усы!
Он знает меня, поняла я. Он меня знает!
– Прости, воин, – осторожно сказала я. – Наверное, мы встречались? Только я не помню этих встреч. И тебя не помню…
– Не помнишь? – переспросил ханн.
Степаныч протиснулся между нами, подхватил ханна под локоток:
– Пойдем-ка, друг дорогой, с дороги подальше. Поговорим.
– Я пойду, Степаныч? – нетерпеливо спросил Свантесон.
– Иди, иди. У Эльзы встретимся. Так что, Ран?
– Есть здесь недалеко подходящее местечко, – не слишком уверенно предложил ханн.
– Ну так веди, – Степаныч оглянулся и поморщился. – А то торчим столбами у всего города на виду.
Мы шли недолго. Протиснулись между кучей какого-то трухлявого хлама и пластиковой стеной пивнушки (ничем иным, судя по вони, это быть не могло). Пересекли пустырь, где трое оборванцев с тусклыми лицами суетились у плюющегося голубыми искрами костра. Перелезли невысокую, в мой рост, стену, склепанную из рваных кусков корабельных переборок.
И оказались совсем в другом городе.
Ровная, широкая и просторная улица. Одинаковые нарядные домики, одноэтажные, сваренные из молочнобелого металлопластика, с острыми крышами, с окнами, сверкающими зеркальным блеском анизоопта. И с обугленными скелетами деревьев у дверей.
И запах – легкий, едва уловимый запах давней смерти.
Степаныч присвистнул.
– Люди к этой стене и не подходят никогда, – сказал ханн. – А я долго здесь лазил. Думал своих привести.
– И что? – рассеянно спросил Степаныч, присев на корточки и царапая ногтем покрытую мелкими трещинками плитку уличного покрытия.
– Раздумал. Муторно здесь. Да и дверь ни одна не открылась. Так ты правда ничего не помнишь? – ханн уставился на меня с наглой бесцеремонностью, и шерсть моя сама собой поднялась дыбом.
– Я помню, что мне никогда не нравилось, когда на меня так смотрят, – ответила я.
– Истинная правда, – фыркнул ханн. – Илья Степаныч, откуда она взялась?
– Нашли у поселка. Была не то без сознания, не то в шоковом состоянии, или и то и другое… я не вникал. Кое-что она вспоминает. Обрывками, кусочками. Но все, что мы знаем точно, – звать ее Альо, и она здорово говорит по-нашему.
– Еще бы! Ее отец – человек. Что ж… могу рассказать, Илья Степаныч. Она с полгода была моей соратницей, да и раньше я о ней слышал. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. – Ханн отсалютовал и едва заметно, не показывая клыков, усмехнулся. – Хороший капитан, вынужден признать. Мы не любили ее. Она нас тоже. Конечно, так и должно было быть. Но работала она классно!
– Расскажи, – попросил Степаныч.
– Ты тоже этого хочешь, Зико Альо Мралла? – спросил ханн.
– Да, – прошептала я. – Пожалуйста.
И ханн рассказал.
Он говорил долго, и, если судить по его рассказу… ну, не знаю! Я не казалась себе такой уж… таким крутым профи. Да и вообще, у меня так и не возникло ощущения, что речь идет в самом деле обо мне. Слушать ханна интересно, конечно. Так же интересно, как Деда или Саню Хохла. Но примерить Альо из его рассказа на себя я так и не смогла. Нет, я пробовала! Закрыв глаза, я пыталась вспомнить… или хоть представить! – огненную планету Pax, ханнскую станцию, базу пещерников, охладители… нет, ничего у меня не получалось. Я даже не смогла вспомнить, как эти самые пещерники выглядят. Больше того, я не представляла себе и капитана Теллу, с которым, если верить новому (или старому?) знакомцу, мы работали в паре. Все, чего я добилась, – вспышка слепящего света под веками и страх. Дикий страх, бросивший в дрожь и заставивший душу сжаться в безвольный комочек.
– Да-а, – протянул Степаныч. – Ты, оказывается, крутая девчонка, Альо. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки… А сколько ей лет, Ран, ты знаешь?
– Откуда? – хмыкнул ханн. – Хотя… не больше пятнадцати наших, это точно. Ее мать… эй, Паленые Усы, что с тобой? Зико Альо Мралла, очнись! Скажи что-нибудь, ну?
Я сомневалась, послушается ли меня собственный язык. Но ханн схватил меня за плечи и начал трясти, а это совсем не то, что требуется мне на этот момент. Я изо всех сил постаралась овладеть непослушным языком и говорить если не связно, то хотя бы внятно.
– Мне страшно. Я… мне двадцать условных Нейтрала, я хотела сказать… не знаю, почему я вспомнила… но я хотела сказать, и мне стало так… так страшно! А потом…
Что случилось потом, я не смогла бы объяснить словами. Но ханн кивнул, как будто прекрасно все понял.
– Потом тебя ударили. Ну, не плачь. Все ведь уже прошло?
Я кивнула. Да, все прошло… кроме страха.
– Я рад, мой друг, что ты не агрессивен к ней сейчас, – тихо сказал Степаныч. – Признаться, я считал ханнов более закоснелыми в своих симпатиях и антипатиях.
– Враг моего врага – мой друг, – ответил ханн.
– А почему ты решил, что я – враг твоего врага? – спросила я. – Я твоего врага даже не знаю, да и своих, если они у меня были, забыла.
– Все мы здесь в одном положении, вот что я хотел сказать, Зико Альо Мралла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
– И теперь снится? – спросил Степаныч.
– Теперь нет. Как я Эльзу встретил, так и… но вспоминается временами.
– И что ты об этом думаешь?
– Ничего я, Илья Степаныч, не думаю, – отрубил Малыш Свантесон. – Глупости все это. Слышь, Степаныч, ты бы поговорил с Эльзой, а?
– Поговорю, – рассеянно согласился Степаныч.
А я подумала: нет, неспроста такие сны. Что-то в этом есть. Дом для побежденных…
– Степаныч, а кто здесь еще живет?
– То есть?
– Ну, ваш поселок, город, ханнский поселок. Ящеры были. Еще кто?
– Муравьиная колония есть. А еще… кто ж еще в степи проживет?
– Муравьев можно не брать в расчет, – сама собой пришла на язык странная фраза. – Катастрофа отбросила их в первобытное варварство.
– Катастрофа? – Степаныч остановился и схватил меня за плечи. – Какая катастрофа?
– Не знаю, – растерялась я. – Не помню.
– А почему ты так сказала?
– Не знаю! Не знаю, просто пришло…
– Да оставь ты ее, – вступился за меня Свантесон. – Какое нам дело до муравьиных катастроф.
– Извини, – пробормотал Степаныч. – Ну, пошли, что ли.
Город выглядит заброшенной свалкой – уродливые здания из корабельной брони, обезображенные какими-то пристройками катера, узкие проходы… бррр! Мои спутники ориентируются в этом лабиринте с привычной уверенностью завсегдатаев, а мне жутко почему-то и тоскливо.
– Ого! Вот так встреча! – Прямо перед нами на узкую тропку вышел ханн, окинул нас медно-рыжим взглядом, оскалился. Густая рыжая шерсть, хищные глаза, короткие шорты, рваные и потертые, на узком ремне – явно самодельный нож. Воин. «Не люблю», – передернулось что-то внутри меня. – Странная у тебя сегодня компания, Илья Степаныч. Альо Паленые Усы!
Он знает меня, поняла я. Он меня знает!
– Прости, воин, – осторожно сказала я. – Наверное, мы встречались? Только я не помню этих встреч. И тебя не помню…
– Не помнишь? – переспросил ханн.
Степаныч протиснулся между нами, подхватил ханна под локоток:
– Пойдем-ка, друг дорогой, с дороги подальше. Поговорим.
– Я пойду, Степаныч? – нетерпеливо спросил Свантесон.
– Иди, иди. У Эльзы встретимся. Так что, Ран?
– Есть здесь недалеко подходящее местечко, – не слишком уверенно предложил ханн.
– Ну так веди, – Степаныч оглянулся и поморщился. – А то торчим столбами у всего города на виду.
Мы шли недолго. Протиснулись между кучей какого-то трухлявого хлама и пластиковой стеной пивнушки (ничем иным, судя по вони, это быть не могло). Пересекли пустырь, где трое оборванцев с тусклыми лицами суетились у плюющегося голубыми искрами костра. Перелезли невысокую, в мой рост, стену, склепанную из рваных кусков корабельных переборок.
И оказались совсем в другом городе.
Ровная, широкая и просторная улица. Одинаковые нарядные домики, одноэтажные, сваренные из молочнобелого металлопластика, с острыми крышами, с окнами, сверкающими зеркальным блеском анизоопта. И с обугленными скелетами деревьев у дверей.
И запах – легкий, едва уловимый запах давней смерти.
Степаныч присвистнул.
– Люди к этой стене и не подходят никогда, – сказал ханн. – А я долго здесь лазил. Думал своих привести.
– И что? – рассеянно спросил Степаныч, присев на корточки и царапая ногтем покрытую мелкими трещинками плитку уличного покрытия.
– Раздумал. Муторно здесь. Да и дверь ни одна не открылась. Так ты правда ничего не помнишь? – ханн уставился на меня с наглой бесцеремонностью, и шерсть моя сама собой поднялась дыбом.
– Я помню, что мне никогда не нравилось, когда на меня так смотрят, – ответила я.
– Истинная правда, – фыркнул ханн. – Илья Степаныч, откуда она взялась?
– Нашли у поселка. Была не то без сознания, не то в шоковом состоянии, или и то и другое… я не вникал. Кое-что она вспоминает. Обрывками, кусочками. Но все, что мы знаем точно, – звать ее Альо, и она здорово говорит по-нашему.
– Еще бы! Ее отец – человек. Что ж… могу рассказать, Илья Степаныч. Она с полгода была моей соратницей, да и раньше я о ней слышал. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. – Ханн отсалютовал и едва заметно, не показывая клыков, усмехнулся. – Хороший капитан, вынужден признать. Мы не любили ее. Она нас тоже. Конечно, так и должно было быть. Но работала она классно!
– Расскажи, – попросил Степаныч.
– Ты тоже этого хочешь, Зико Альо Мралла? – спросил ханн.
– Да, – прошептала я. – Пожалуйста.
И ханн рассказал.
Он говорил долго, и, если судить по его рассказу… ну, не знаю! Я не казалась себе такой уж… таким крутым профи. Да и вообще, у меня так и не возникло ощущения, что речь идет в самом деле обо мне. Слушать ханна интересно, конечно. Так же интересно, как Деда или Саню Хохла. Но примерить Альо из его рассказа на себя я так и не смогла. Нет, я пробовала! Закрыв глаза, я пыталась вспомнить… или хоть представить! – огненную планету Pax, ханнскую станцию, базу пещерников, охладители… нет, ничего у меня не получалось. Я даже не смогла вспомнить, как эти самые пещерники выглядят. Больше того, я не представляла себе и капитана Теллу, с которым, если верить новому (или старому?) знакомцу, мы работали в паре. Все, чего я добилась, – вспышка слепящего света под веками и страх. Дикий страх, бросивший в дрожь и заставивший душу сжаться в безвольный комочек.
– Да-а, – протянул Степаныч. – Ты, оказывается, крутая девчонка, Альо. Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки… А сколько ей лет, Ран, ты знаешь?
– Откуда? – хмыкнул ханн. – Хотя… не больше пятнадцати наших, это точно. Ее мать… эй, Паленые Усы, что с тобой? Зико Альо Мралла, очнись! Скажи что-нибудь, ну?
Я сомневалась, послушается ли меня собственный язык. Но ханн схватил меня за плечи и начал трясти, а это совсем не то, что требуется мне на этот момент. Я изо всех сил постаралась овладеть непослушным языком и говорить если не связно, то хотя бы внятно.
– Мне страшно. Я… мне двадцать условных Нейтрала, я хотела сказать… не знаю, почему я вспомнила… но я хотела сказать, и мне стало так… так страшно! А потом…
Что случилось потом, я не смогла бы объяснить словами. Но ханн кивнул, как будто прекрасно все понял.
– Потом тебя ударили. Ну, не плачь. Все ведь уже прошло?
Я кивнула. Да, все прошло… кроме страха.
– Я рад, мой друг, что ты не агрессивен к ней сейчас, – тихо сказал Степаныч. – Признаться, я считал ханнов более закоснелыми в своих симпатиях и антипатиях.
– Враг моего врага – мой друг, – ответил ханн.
– А почему ты решил, что я – враг твоего врага? – спросила я. – Я твоего врага даже не знаю, да и своих, если они у меня были, забыла.
– Все мы здесь в одном положении, вот что я хотел сказать, Зико Альо Мралла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91