Я стерпела бы боль, но страх… слепящий страх, и ледяная безнадежность, и отчаяние… их я боюсь.
Ран залез в коробку, достал три плоских блестящих пакета. Пайки, с удивлением узнала я. Почему-то это узнавание радости не принесло. Словно с этими пайками у меня связано какое-то неприятное воспоминание. Неприятное… все равно, я дорого бы отдала за него! Ладно. Когда-нибудь… не сейчас, я не отошла еще от полученной встряски… но когда-нибудь я рискну. Мы поели молча.
После еды Ран обратился ко мне со странной церемонностью в голосе:
– Зико Альо Мралла, я виноват перед тобой. Я судил о тебе лишь по происхождению и презирал тебя из-за твоих родителей. Я был не прав. Ты заслуживаешь уважения, я говорю это при свидетеле и при свидетеле прошу твоего прощения.
– А что с моими родителями? – вскинулась я. – С ними что-то не так? Почему ты из-за них презирал меня?
– Твой отец был врагом моего народа, а твоя мать пошла за ним, отвергнув семью и клан. Если ты не помнишь, я могу сказать тебе и клянусь в своей честности – ты гордилась ими. Признаю, я возмущался этим. Я был не прав. Пожалуйста, прости меня, Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.
Я встала:
– Мира Ран Шфархов, я не держу на тебя зла. Правда, я не помню, что было между нами раньше. Но я надеюсь, что бы ни было, это не помешает нам стать друзьями?
– Я клянусь тебе в своей дружбе, Зико Альо Мралла, – четко, как и положено воину, произнес Ран.
– Я клянусь тебе в своей дружбе, Мира Ран Шфархов, – вслед за ним повторила я.
– Илья Степаныч, чем она занимается у вас в поселке?
– Да ничем, – пожал плечами Степаныч. – Живет, и все. Где может, там и помогает.
– Альо, хочешь пожить у меня? – предложил Ран. – В качестве боевого друга. Я научу тебя боевому единоборству «четыре когтя». Не думаю, что ты о нем хотя бы слышала, а без него обучение бойца не может считаться законченным.
Я посмотрела на Степаныча. Он пожал плечами.
– Я принимаю предложение с благодарностью, Мира Ран Шфархов, – ответила я. – Однако хотелось бы знать, что я смогу дать тебе взамен.
– Тебя это так беспокоит? – хмыкнул Ран. – Ну хорошо, тогда поможешь сожрать побыстрее эту груду, – он кивнул на коробки. – А то, знаешь, держать в доме такой запас, обременительно. Столько места занимает.
– Извини, если я тебя обидела, Мира Ран Шфархов, – тихо сказала я.
– Я списываю это на твою дырявую память, – фыркнул Ран. – Ты могла забыть, что расчеты между друзьями оскорбительны.
Так я осталась у Рана. Сам он не сказал мне, чем занимается в городе, а я не стала спрашивать. Ран в первый же вечер начал учить меня боевому единоборству «четыре когтя», без которого, по его словам, воин-ханн не считается обученным до конца.
Каждый день Ран уходит – на час, два, а то и четыре, по-разному. Уж не знаю, рассчитывает ли он время своих отлучек, но ни разу я не управилась с заданиями раньше его возвращения. Тренировки выматывают меня, выжимают досуха, выкручивают непривычные мышцы. Но я не отлыниваю. Я хочу научиться.
По вечерам к Рану приходит Вайо. В первый мой вечер в городе, застав нас за едой, маленькая темно-рыжая ханночка так ожгла меня взглядом, что я поняла сразу и отчетливо: мира между нами не будет. Но Ран только фыркнул презрительно, а потом представил нас друг другу, соблюдая полный церемониал. Меня – как боевого друга, а ее – как свою девушку. Как ни странно, этого оказалось достаточно. Вайо помогла нам переставить коробки так, чтобы огородить мне уголок с лежанкой из тех же коробок. Потом Ран выгнал меня на улицу. На полчасика.
Так и повелось. Мы с Вайо почти и не общаемся. Темнеет, она приходит, и Ран выгоняет меня на улицу прорабатывать очередное замысловатое движение. И я прорабатываю, посмеиваясь над сладострастным мявом, для которого и стены из корабельных переборок оказались не помехой.
Первый этап я прошла за семнадцать дней.
По этому поводу мы закатили небольшую пирушку на троих. Ран назвал меня способной ученицей, я его – хорошим учителем. Вайо, мурлыкнув, приняла сторону Рана. После чего мы сошлись на том, что почти круглосуточные занятия должны давать эффект независимо от степени способностей («ученика», – сказала я; «учителя», – сказал Ран; на этом мы дружно сочли за лучшее закрыть тему).
Мы славно посидели. И Ран не стал портить мне настроение, делясь дурными предчувствиями. Оставил их на утро.
А утром устроил первый спарринг.
Конечно, я растерялась, запуталась… в общем, опозорилась. Но Ран только фыркнул в ответ на мои самоуничижительные комментарии. Фыркнул и заявил:
– Время спаррингов приходит после второго этапа. Я просто хотел показать тебе, как это выглядит. Мне нравится, что ты не жалуешься. Первый этап самый быстрый, но физически очень тяжелый. Скажу честно, я временами ныл. Хотя у меня он занял тридцать восемь дней, так что сама прикинь, насколько мне было легче.
– Хочешь сказать, специально так гнал? – подначила его я. – Проверить меня на излом?
– Я боюсь не успеть, – серьезно ответил Ран. – Здесь перед нами целая жизнь без всякой спешки, но кончиться она может в любую минуту.
– Сколько ты даешь мне на второй этап? – спросила я.
– Семьдесят дней, как положено, – хмуро ответил Раи. – Второй этап – это техника. База. Залог успеха, если хочешь.
– Хорошо, – согласилась я. – Давай начнем.
И мы начали.
И продолжали, продолжали, продолжали. Техника… она мне ночами сниться стала, эта техника! Выжимает силы досуха… почему Ран сказал, что первый этап тяжелее? Сейчас мне хуже. Временами хочется не плакать даже, а выть… зато некогда думать о посторонних вещах, и это хорошо. Потому что к «посторонним вещам» мы с Раном отнесли разговоры о прошлом. Разговоры, за которые неведомые мне Повелители могут проучить так же, как за вопрос «кто я?», заданный Рану в первый день нашего здешнего знакомства.
Я знаю, кто я – Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. А больше? Лучше об этом не задумываться. «Пусть прах из праха, пусть никто, пусть пыль под ногами, – шепчу я мысленно, прорабатывая очередной проход. – Пусть. Прах из праха, пыль под ногами, никто – ладно. Только не мешайте. Я должна пройти эти четыре этапа. Успеть. Научиться».
Я сдаю зачет за второй этап на шестьдесят третий день. Могла бы двумя днями раньше, но Ран запропал куда-то. Ушел «на часок»… мы с Вайо изволновались. Мы всю ночь сидим, прижавшись друг к другу, на его койке, пьем молоко (сливки давно кончились) и слушаем ночь. Ночи здесь тихие – любой свет стоит затрат, и беспомощные в темноте люди спят. Ран так и не появляется. Утром Вайо шепчет, чуть не плача:
– Мне идти надо…
Я накормила ее завтраком, проводила чуть-чуть. Обняла:
– Не волнуйся, Вайо. Рано волноваться.
Вернулась. И весь день прорабатывала обратные проходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Ран залез в коробку, достал три плоских блестящих пакета. Пайки, с удивлением узнала я. Почему-то это узнавание радости не принесло. Словно с этими пайками у меня связано какое-то неприятное воспоминание. Неприятное… все равно, я дорого бы отдала за него! Ладно. Когда-нибудь… не сейчас, я не отошла еще от полученной встряски… но когда-нибудь я рискну. Мы поели молча.
После еды Ран обратился ко мне со странной церемонностью в голосе:
– Зико Альо Мралла, я виноват перед тобой. Я судил о тебе лишь по происхождению и презирал тебя из-за твоих родителей. Я был не прав. Ты заслуживаешь уважения, я говорю это при свидетеле и при свидетеле прошу твоего прощения.
– А что с моими родителями? – вскинулась я. – С ними что-то не так? Почему ты из-за них презирал меня?
– Твой отец был врагом моего народа, а твоя мать пошла за ним, отвергнув семью и клан. Если ты не помнишь, я могу сказать тебе и клянусь в своей честности – ты гордилась ими. Признаю, я возмущался этим. Я был не прав. Пожалуйста, прости меня, Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки.
Я встала:
– Мира Ран Шфархов, я не держу на тебя зла. Правда, я не помню, что было между нами раньше. Но я надеюсь, что бы ни было, это не помешает нам стать друзьями?
– Я клянусь тебе в своей дружбе, Зико Альо Мралла, – четко, как и положено воину, произнес Ран.
– Я клянусь тебе в своей дружбе, Мира Ран Шфархов, – вслед за ним повторила я.
– Илья Степаныч, чем она занимается у вас в поселке?
– Да ничем, – пожал плечами Степаныч. – Живет, и все. Где может, там и помогает.
– Альо, хочешь пожить у меня? – предложил Ран. – В качестве боевого друга. Я научу тебя боевому единоборству «четыре когтя». Не думаю, что ты о нем хотя бы слышала, а без него обучение бойца не может считаться законченным.
Я посмотрела на Степаныча. Он пожал плечами.
– Я принимаю предложение с благодарностью, Мира Ран Шфархов, – ответила я. – Однако хотелось бы знать, что я смогу дать тебе взамен.
– Тебя это так беспокоит? – хмыкнул Ран. – Ну хорошо, тогда поможешь сожрать побыстрее эту груду, – он кивнул на коробки. – А то, знаешь, держать в доме такой запас, обременительно. Столько места занимает.
– Извини, если я тебя обидела, Мира Ран Шфархов, – тихо сказала я.
– Я списываю это на твою дырявую память, – фыркнул Ран. – Ты могла забыть, что расчеты между друзьями оскорбительны.
Так я осталась у Рана. Сам он не сказал мне, чем занимается в городе, а я не стала спрашивать. Ран в первый же вечер начал учить меня боевому единоборству «четыре когтя», без которого, по его словам, воин-ханн не считается обученным до конца.
Каждый день Ран уходит – на час, два, а то и четыре, по-разному. Уж не знаю, рассчитывает ли он время своих отлучек, но ни разу я не управилась с заданиями раньше его возвращения. Тренировки выматывают меня, выжимают досуха, выкручивают непривычные мышцы. Но я не отлыниваю. Я хочу научиться.
По вечерам к Рану приходит Вайо. В первый мой вечер в городе, застав нас за едой, маленькая темно-рыжая ханночка так ожгла меня взглядом, что я поняла сразу и отчетливо: мира между нами не будет. Но Ран только фыркнул презрительно, а потом представил нас друг другу, соблюдая полный церемониал. Меня – как боевого друга, а ее – как свою девушку. Как ни странно, этого оказалось достаточно. Вайо помогла нам переставить коробки так, чтобы огородить мне уголок с лежанкой из тех же коробок. Потом Ран выгнал меня на улицу. На полчасика.
Так и повелось. Мы с Вайо почти и не общаемся. Темнеет, она приходит, и Ран выгоняет меня на улицу прорабатывать очередное замысловатое движение. И я прорабатываю, посмеиваясь над сладострастным мявом, для которого и стены из корабельных переборок оказались не помехой.
Первый этап я прошла за семнадцать дней.
По этому поводу мы закатили небольшую пирушку на троих. Ран назвал меня способной ученицей, я его – хорошим учителем. Вайо, мурлыкнув, приняла сторону Рана. После чего мы сошлись на том, что почти круглосуточные занятия должны давать эффект независимо от степени способностей («ученика», – сказала я; «учителя», – сказал Ран; на этом мы дружно сочли за лучшее закрыть тему).
Мы славно посидели. И Ран не стал портить мне настроение, делясь дурными предчувствиями. Оставил их на утро.
А утром устроил первый спарринг.
Конечно, я растерялась, запуталась… в общем, опозорилась. Но Ран только фыркнул в ответ на мои самоуничижительные комментарии. Фыркнул и заявил:
– Время спаррингов приходит после второго этапа. Я просто хотел показать тебе, как это выглядит. Мне нравится, что ты не жалуешься. Первый этап самый быстрый, но физически очень тяжелый. Скажу честно, я временами ныл. Хотя у меня он занял тридцать восемь дней, так что сама прикинь, насколько мне было легче.
– Хочешь сказать, специально так гнал? – подначила его я. – Проверить меня на излом?
– Я боюсь не успеть, – серьезно ответил Ран. – Здесь перед нами целая жизнь без всякой спешки, но кончиться она может в любую минуту.
– Сколько ты даешь мне на второй этап? – спросила я.
– Семьдесят дней, как положено, – хмуро ответил Раи. – Второй этап – это техника. База. Залог успеха, если хочешь.
– Хорошо, – согласилась я. – Давай начнем.
И мы начали.
И продолжали, продолжали, продолжали. Техника… она мне ночами сниться стала, эта техника! Выжимает силы досуха… почему Ран сказал, что первый этап тяжелее? Сейчас мне хуже. Временами хочется не плакать даже, а выть… зато некогда думать о посторонних вещах, и это хорошо. Потому что к «посторонним вещам» мы с Раном отнесли разговоры о прошлом. Разговоры, за которые неведомые мне Повелители могут проучить так же, как за вопрос «кто я?», заданный Рану в первый день нашего здешнего знакомства.
Я знаю, кто я – Зико Альо Мралла, капитан Три Звездочки. А больше? Лучше об этом не задумываться. «Пусть прах из праха, пусть никто, пусть пыль под ногами, – шепчу я мысленно, прорабатывая очередной проход. – Пусть. Прах из праха, пыль под ногами, никто – ладно. Только не мешайте. Я должна пройти эти четыре этапа. Успеть. Научиться».
Я сдаю зачет за второй этап на шестьдесят третий день. Могла бы двумя днями раньше, но Ран запропал куда-то. Ушел «на часок»… мы с Вайо изволновались. Мы всю ночь сидим, прижавшись друг к другу, на его койке, пьем молоко (сливки давно кончились) и слушаем ночь. Ночи здесь тихие – любой свет стоит затрат, и беспомощные в темноте люди спят. Ран так и не появляется. Утром Вайо шепчет, чуть не плача:
– Мне идти надо…
Я накормила ее завтраком, проводила чуть-чуть. Обняла:
– Не волнуйся, Вайо. Рано волноваться.
Вернулась. И весь день прорабатывала обратные проходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91