Карты городов прежде не занимали его, но теперь ему было интересно пройтись по древнему Иерусалиму от дворца Ирода до Земли Горшечника, получившей горькую славу, ибо она была куплена на те тридцать сребреников, которые Иуда получил за свое предательство и которые он потом швырнул обратно фарисеям.
Но ни одна тропинка на этой карте не могла вывести его на свободу.
И вдруг до Густафссона дошло, что есть выход. Нашелся человек, который мог помочь ему выйти из тюрьмы. Это был доктор.
Памятуя о своем прошлом поражении, доктор Верелиус был крайне осторожен. Он не предлагал Густафссону так или иначе испробовать на себе его препарат, он просто рассказал ему о переживаниях своей молодости, будто рассказывал анекдот или историю – каким неисправимым оптимистом может быть человек на заре жизни, надо же такое придумать: делать зелеными людей, приговоренных к тюремному заключению, разумеется, это неосуществимо.
– Я рад, что вовремя остановился, – сказал доктор, глядя на стену.
– Почему? – Густафссон раскрыл глаза от удивления. – Мне, например, зеленый цвет представляется очень красивым. Да и вам самому, я думаю, было бы неприятно гулять по лесу с серой листвой? – Люди и деревья – разные вещи.
– Конечно! Но одна из дочерей моего хозяина, та, что ведает нашей деловой перепиской, кладет зеленый тон вокруг глаз. И это красиво, я сам видел. Однажды после какого-то праздника ей так хотелось спать, что она легла, не смыв краску, а утром торопилась на работу, так и пришлось ей ходить зеленой до самого обеда.
– Гм. Но косметика совсем другое дело. Ее можно смыть. Или стереть лосьоном. Она кладется ненадолго.
– Верно. А вот я читал про женщину с тремя подбородками, она сделала операцию, чтобы убрать два лишних. Это уже навсегда. А есть и такие, которые впускают под кожу щек парафин или переделывают носы. Это тоже навсегда. Подтягивают кожу лица, чтобы избавиться от морщин, хотя таких я, признаться, сам не видел.
– Правильно, и женщины и мужчины иногда делают себе пластические операции. Но это для того, чтобы исправить тот или иной недостаток, в своей внешности.
– Что касается внешности, то тюрьма ее только портит. И вы, доктор, могли бы спасти от нее множество людей. Подумайте о них! Наверно, не меньше тысячи в год. А за все эти годы набралось бы тысяч двадцать или тридцать. К этому бы уже давно привыкли. Теперь бы это воспринималось только как слова «Будь внимательней!», которые учитель пишет на полях школьного сочинения.
Доктор Верелиус усмехнулся:
– Жаль, что в свое время не вы рекламировали мой препарат. Теперь это уже все забыто, все в прошлом, да и нам пора кончать разговор.
Разговор был окончен, но для Густафссона он не пропал даром, Густафссон его не забыл. Уже на другое утро он пожелал снова встретиться с доктором.
– У вас сохранился тот препарат? – Это были его первые слова.
– Какой препарат?
– Лекарство от тюрьмы.
– Ах, вы имеете в виду ту историю, которую я вам вчера рассказал?
– Я согласен испытать его.
– Вы шутите!
– Я еще никогда не был так серьезен.
– Вы должны хорошенько все обдумать. В вашем случае зеленый цвет будет держаться целый год. И в течение этого года изменить что-либо будет невозможно.
– Если женщина переделывает себе лицо, это тоже изменить невозможно. Помните, когда, у нас в стране обсуждалась проблема абортов, говорили, что женщина вправе распоряжаться собственным телом. В таком случае я тоже имею право распорядиться своей шкурой.
– Если вы настаиваете, я просмотрю свои старые записи.
– Это мое самое большое желание.
Густафссон не позволил отговорить себя. Он повторил свою просьбу и перед куратором, и перед тюремным начальством. Он не может сидеть в заключении, сказал он. Он сойдет от этого с ума. Он должен выйти отсюда. Должен работать. Должен жить со своей семьей. Так он отвечал на все доводы и увещевания.
– А вы подумали о том, каково человеку, на которого постоянно глазеют?
– У меня жена и двое детей.
– Вас будут высмеивать на работе.
– У меня жена и двое детей.
– Здесь вы равный среди равных. За пределами тюрьмы вы будете… гм, единственным в своем роде.
– У меня жена и двое детей.
Он не мог больше находиться в тюрьме, это ему было ясно. Он чувствовал себя, точно зверь в клетке. И искал выход. Наконец он его нашел.
7
Неожиданно все стали к нему добры и внимательны. Разговаривая с ним, тюремный инспектор угостил его кофе. Куратор расспрашивал Густафссона об его интересах. Один из надзирателей принес ему домашних плюшек, другой поставил к нему в камеру горшок с крокусами. Казалось, все прощались с ним на веки вечные. Впрочем, Густафссон надеялся, что так оно и будет.
– Вот как выглядит ампула с вертотоном.
– Такая маленькая? Значит, я должен буду время от времени являться к вам на уколы?
– Нет, нет. Ее действие рассчитано ровно на один год.
– Но, доктор, ведь ваш препарат черный! Это очень сильная концентрация. Цвет он даст зеленый.
– Каким же зеленым я буду?
– Я уже говорил, примерно, как трава.
– Да, да, помню, Ну что ж, весенняя зелень, очень красива.
– Любой цвет красив, если он на своем месте. Вы будете зеленым, как молодая листва березы.
– Если не ошибаюсь, вы говорили, что пробовали его на себе?
– Да.
– И краска сошла в положенный срок?
– Вся и повсеместно. Кроме волос. У корней она исчезла, ну, а концы, естественно, дольше всего оставались зелеными. Перед отъездом домой мне пришлось постричься.
– Значит, зеленым вас не видел никто? Гм. Это было разумно с вашей стороны.
– Может, вы передумали, Густафссон? Скажи те, еще не поздно.
– Нет, нет. Мое решение непреклонно.
– Понимаю. Но это такой серьезный шаг, что человек имеет право передумать.
– А что скажут люди? Наши надзиратели, кураторы – все, кто знает об этом? Сегодня ночью я лежал и думал, об одной вещи. Когда я был маленьким, к нам в город приехал цирк шапито. Со своей палаткой и своим негром. В те времена негры у нас были в диковинку. Я их прежде не видел. Утром мы, мальчишки, побежали на площадь, где была разбита цирковая палатка. Вы, верно, слыхали, что негры отлично мастерят воздушных змеев? У этого было две штуки. Один в виде огромного четырехугольника, другой напоминал планер. Негр запустил сразу оба змея. И веревки от них привязал к кольям, вбитым в землю. Растянувшись рядом на траве, он время от времени дергал за веревки, не давая змеям опуститься на землю.
– Ну и что?
– Так вот, как ни странно, но в первые дни мы, мальчишки, даже не замечали этих гордо парящих в воздухе змеев. Мы глазели только на негра. Но его это нисколько не смущало. Он лишь смеялся, сверкая зубами, и давал нам подергать за веревки. Его не трогало, что кожа у него другого цвета. Через несколько дней мы уже смотрели только на змеев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41