– Я не закончил, о племянник. Есть еще причины, почему ты должен исполнить мою просьбу, и эти причины сулят большие выгоды тебе, а не мне. Прошлой ночью ты попытался рассказать о своей подруге Никки; я прервал твою речь. Я должен снова попросить у тебя прощения. Ты совершенно прав, беспокоясь о ее безопасности. Я уверен, что исчезновение девушки – дело рук одного из убийц; возможно, она тоже умерщвлена. Дай Бог, чтобы тревога оказалась напрасной: кто знает? Однако если есть надежда найти ее живой и невредимой, эта надежда зиждется лишь на тебе одном. Ты и я – вместе, опираясь на все мое могущество и богатство, – найдем убийц. Мы подыщем наказание, которое они заслужили, как указано в Правой Стезе. Если возможно, спасем Никки; кто знает, сколько жизней еще мы можем спасти? Разве то, что я сейчас сказал, – недостойные причины?
Неужели ты все еще колеблешься?
Слышать такое, конечно, очень приятно, но лучше бы Папа расточал сейчас комплименты кому-нибудь другому. Сайед, например, отлично подойдет, особенно с этим его суперменским модиком. Но, как бы то ни было, у меня не оставалось выбора.
– Я сделаю все, что в моих силах, о шейх, – промолвил я нерешительно, – но все-таки не уверен, что оправдаю твои надежды.
– Что ж, это хорошо, – ответил Фридландер-Бей. – Неуверенность поможет тебе оставаться в живых подольше.
Зря он произнес последнюю фразу: получалось так, что шансов вообще выжить у меня практически никаких, но постоянные сомнения дадут возможность немножко продлить процесс умирания.
– Будет так, как пожелает Создатель Миров, – заключил я мрачно.
– Да благословит тебя Аллах, сынок. Теперь мы должны договориться об оплате. Новая неожиданность.
– Я не думал о плате, о шейх. Папа словно не услышал меня.
– Человек должен питаться, – сказал он коротко. – Тебе будут выдавать сто киамов в день до тех пор, пока мы не покончим с этим делом. – "Покончим"… Да, слово выбрано как нельзя более точно: либо мы покончим с двумя погаными псами, либо они покончат со мной.
– Я не просил столь высокой платы, – сказал я. Сотня в день… Что ж, как только что изящно выразился Папа, человек должен питаться. Только интересно, чем я, по мнению Папы, привык питаться…
Он снова проигнорировал мои слова, сделал знак Говорящему Булыжнику. Слуга приблизился и вложил в руку Фридландер-Бея конверт.
– Здесь семьсот киамов, – сказал мне Папа. – Плата за первую неделю. – Он передал конверт Булыжнику; тот подошел ко мне.
Если я сейчас возьму конверт, это послужит знаком полного подчинения воле Фридландер-Бея. Нельзя передумать, нельзя повернуться и уйти, нельзя отказаться: мои обязательства будут существовать, пока существуют поганцы, убившие Тами, Деви и Абдуллу, или пока существую я.
Я взглянул на белоснежный конверт, зажатый в огромной руке. У Булыжника даже кожа была как цвет камня, желтовато-серый. Я нерешительно протянул руку, отдернул ее; затем, собравшись с духом, принял конверт.
– Премного благодарен, – сказал я. Папа, казалось, был доволен.
– Надеюсь, они подарят тебе радость, – сказал он. Да уж, пусть по крайней мере помогут расслабиться: ведь потом придется в поте лица отрабатывать каждый грошик.
– О шейх, что мне следует предпринять? – спросил я.
– Сначала, мой племянник, ты должен пойти к лейтенанту Оккингу и поступить так, как он скажет. Я сообщу ему, что мы собираемся сотрудничать с полицейским ведомством и окажем полное содействие в расследовании этого дела. Есть вещи, которые мой доверенный помощник сможет сделать гораздо эффективнее, чем полиция; не сомневаюсь, что лейтенант согласится. Я считаю, что временный союз наших организаций послужит интересам всех общин Будайина. Оккинг передаст тебе всю имеющуюся у него информацию об убийствах, возможно, примерное описание того, кто перерезал горло Тамико и Абдуллы абу-Зайда, и другие сведения, которые до сих пор считал конфиденциальными. В свою очередь, ты заверишь его, что будешь немедленно сообщать полиции все, что нам удастся обнаружить.
– Лейтенант Оккинг – хороший человек и отличный профессионал,. – заметил я, – но он проявляет готовность к сотрудничеству только когда сам захочет, а это происходит, если ему это выгодно.
Папа коротко улыбнулся:
– Теперь он будет с тобой сотрудничать, я позабочусь об этом. Очень скоро Оккинг выяснит, Что подобный союз ему выгоден. – Раз Папа обещал, значит, так и будет: он единственный, кого может послушаться Оккинг.
– А потом, о шейх?
Он наклонил голову и снова улыбнулся. Сам не знаю почему, меня внезапно охватил озноб, словно ледяной порыв ветра прорвался из внешнего мира в неприступную крепость Фридландер-Бея.
– Ты можешь представить себе момент или какие-то особые обстоятельства, по которым решишься подвергнуться модификации, от чего так упорно отказывался до сих пор? Холод пробрал меня до костей.
– Нет, о шейх, – произнес я, – не представляю себе ни такого момента, ни таких обстоятельств; но это вовсе не значит, что это никогда не произойдет. Кто знает, может быть, когда-нибудь в будущем я почувствую потребность модифицировать себя…
Он кивнул:
– Завтра пятница, и я не могу заниматься делами (Пятница – день отдохновения у мусульман.). Тебе тоже нужно время, чтобы хорошенько обдумать свои планы. Что ж, тогда понедельник. Да, понедельник подойдет.
– Подойдет? Для чего?
– Для встречи с моими личными хирургами, – коротко ответил он.
– Нет, – прошептал я в ужасе.
Неожиданно Фридландер-Бей преобразился. Он больше не был добрым дядюшкой.
Рядом со мной сидел повелитель, чьи приказы выполняются беспрекословно.
– Ты принял мои деньги, племянник, – сказал он резко, – и сделаешь так, как я скажу. Ты не сумеешь одолеть наших врагов, если не модифицируешь мозг. Мы знаем, что по крайней мере один из убийц может пользоваться электронными устройствами, стимулирующими работу рассудка. Ты должен иметь такую же возможность и даже приобрести способность пользоваться ею в гораздо большей степени, чем остальные. Мои хирурги дадут тебе серьезные преимущества перед убийцами.
На плечи, словно две гири, опустились каменные десницы, удерживая меня на стуле. Вот теперь действительно обратной дороги нет.
– Какие преимущества? – спросил я, ожидая услышать новые кошмары. Все тело покрылось противным липким холодным потом. Я запаниковал. Я не хотел вставлять в мозг розетку больше из животного, бессмысленного страха перед этой процедурой, чем в силу каких-то принципов. Сама мысль вызывала такой парализующий ужас, что мое состояние граничило с настоящей фобией.
– Хирурги все тебе объяснят, – сказал Папа.
– О шейх, – произнес я срывающимся голосом, – я не хочу…
– События повернулись так, что придется поступить вопреки твоим желаниям, – ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88