– Могу сказать только про себя. Да, брала. Два-три билета с рейса.
Остальные не знаю. Про Бруневу ничего сказать не могу. Брала себе.
– Смешная ты, ей-богу. Эдика знаешь лично. Полтора года на кассе. И еще утверждаешь, что никому не отдавала процент? Люди на это место чтобы устроиться, задницу начальникам вылизывают, развратничают, мужьям рога наставляют, а тебя с улицы взяли. Я ведь твой первый день запомнил. Почему это, интересно, товарищ Ларин тебя рекомендовал? Может, принуждение, шантаж?
– Брала. Сама. Про других ничего сказать не могу. У каждого свои обстоятельства.
– Вот-вот, поподробнее про обстоятельства…
– У меня хореографическое образование. Всю жизнь мечтала о сцене, но сейчас даже нет приличного костюма.
– Хватит тут соловьем заливаться. Не хочешь говорить, так у нас есть тридцать три способа заставить.
Саушкин горестно и сочувственно вздохнул, как бы подтверждая слова начальника.
– И никто, слышишь, никто, кроме тебя самой, не поможет. Пока я добрый.
Учти.
– Знаешь, добрый начальник, видишь вот этот стол? – показала Оксана на тяжелый двухтумбовый стол с зеленым сукном на крышке – хоть в бильярд играй.
– Ты видишь, Саушкин? – спросил Тимошевский подчиненного.
Тот кивнул.
– Я сейчас долбанусь глазом о него и закричу. У меня кожа нежная, девичья, синяки долго держатся. А тебе попадет за твои способы и методы ведения допроса.
Как?
– Умная ты. Только задним умом. Все поглядываешь, не работает ли магнитофон. ЭТОТ не работает. Вот ЭТОТ работает.
Тимошевский вынул из кармана диктофон «Сони», перемотал пленку и запустил на воспроизведение.
«…Я сейчас долбанусь глазом о него и закричу. У меня кожа нежная, девичья, синяки долго держатся. А тебе попадет за свои способы и методы ведения допроса. Как?» – прозвучало в комнате.
– Ты еще только раздумывала, давать или не давать прыщавому балеруну, а я уже «узбекское дело» раскручивал.
Леонид Константинович кивнул Саушкину, и тот включил основной магнитофон.
Тимошевский не врал. Таким способом добывали признания не только в Узбекистане. Это в кино и в Америке полицейские долго раздумывают над правомерностью его применения, зачитывают права, предоставляют два звонка и адвоката, стараются не допрашивать детей без присутствия взрослых. На самом деле так бывает только в самом начале службы. Мораль и право отступают на задний план, когда ты ежедневно разгребаешь грязь, служишь ассенизатором общества. Волей-неволей притупляется и чувство справедливости. Со мной так, а почему я в белых перчатках? И выпить не дураки. И взять для плана. Даже для куражу. Я на дежурстве как собака мерзну, а он идет покачиваясь, сыт, пьян и нос в табаке. Домой придет, не исключено, что от любовницы, а жене наврет, что вынужден был пить – начальство заставило, обстоятельства так сложились. Так нет же. Посиди пару часов. Я тебе моральный облик испорчу.
– Шантаж, милая, отдельная статья. Нежную твою кожу никто портить не собирается. Сама все расскажешь, Оксана Панчук. И что было, и что не было, что на сердце, что под сердцем, что будет. А иначе – казенный дом и дальняя дорога.
Вот такой пасьянс мы с тобой разложили.
Оксана вспомнила, как однажды ночью к ним в дом постучали. Сказали: радиатор потек, воды попросили из-под крана. У них был собственный домик на окраине вблизи шоссе.
Оксана накинула на ночнушку халат и открыла. В дом ввалились два парня. Ее отбросили к стене. Старший включил маленький свет и по-хозяйски расположился в единственном кресле.
– Где вещи? – спросил он буднично.
– Какие вещи? Кто вы такие? Я закричу…
– Кричать ты не будешь. У тебя мать с сердцем. Зачем волновать?
Договоримся полюбовно.
– Танцора твоего вещи. С гастролей привезли, – уточнил второй.
Мать в соседней комнате спросила через стенку, что происходит и почему у нее гости в такое время. Оксана не стала ни кричать, ни звать на помощь.
Визитеры все объяснили сразу, а она была понятливой девочкой. Оксана успокоила мать. Пришли коллеги из филармонии, срочные гастроли, надо решать, ехать или нет. Такое не раз бывало, если кто-то заболел. Слава богу, мать поверила.
– Он оставил баул, но там ничего, кроме наших костюмов и реквизита. Ничего такого.
Оксана не сказала, что был еще и полотняный мешок. Зачем им знать? Она и сама не знала, что в нем. Не продукты точно. Выступая в районных городках, сельских клубах, они обычно отоваривались у местных или на рынках. Так дешевле.
Порой в сельском магазине можно было наткнуться на очень приличные вещи.
– Ну что ж, будем будить членов дружной семьи. Николай, притащи сюда мамашу.
– Нет… Не надо. Есть еще мешок.
Она хлопнулась на колени и, не стесняясь задравшейся ночнушки, полезла под кровать. На свет был извлечен мешок.
Один из парней достал нож-бабочку и вспорол нитки на горловине. Внутри оказался еще один мешок. Его постигла та же участь. Третий слой – целлофан, в нем мелко порубленная зелень.
– Ну вот, а говорила… Чайник поставь.
– Брось, Коля, дома раскумаримся. Кстати, сама-то, сучка, чего не возишь?
Твой танцор солидный приварок имеет. Короче, теперь в курсе. Будешь тоже возить. Адреса тебе скажем. Там, считай, в любом огороде второй огород растет.
За мак побольше, за дрянь поменьше. Но смотри. Сработаешь налево, как твой хмырь, кончишь так же. Пошли, Колян.
Они ушли, оставив на полу ошметки осыпавшейся с ботинок уличной грязи.
Оксана машинально сгребала их ладошкой в одну кучку.
Наутро ее вызвали в городской морг на опознание. Голый человек под несвежей простыней еще совсем недавно был ее партнером, невесть каким, но партнером. Без него номер перестал существовать.
– Что вы от меня хотите? – спросила она, еще раз пережив ужас почти двухгодичной давности, но там были ублюдки, там было совершенно понятно, чего от нее хотят, а здесь…
Странно, но уже упомянули и Ларина, и Бруневу. Насколько она знала – такие не берут. Во-первых, муж замначальника, во-вторых, для кого и зачем?
Ларин? Маловероятно. Нет, невозможно. Жена работает на фирме. Дочь учится.
Сам получает прилично. Она скорее поверила бы во взятки при устройстве на работу, но ведь ее-то взяли с улицы. Хоменко никак не мог подмазать. И предоставлять вагоны для товарных перевозок не может. Не товарная станция.
Оставались зал игровых автоматов, видеотека, автоматы кофе-эспрессо и сигареты. Но на них, говорили, носильщики сидят. Им никто и не препятствовал, и не собирался отказывать. Пусть транзитники развлекаются. Бизнес не чахнет, значит, аренду платят исправно.
И главное, Ларин – ее будущий муж, она не может сказать про него ничего плохого, даже если бы знала…
– Ты меня слышишь или нет? – потряс ее за плечо Тимошевский. – Про твои шашни со старпером не один я знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86