- Но вы же хохотали вместе со мной!
- Ну да, оттого, что вы мне по душе. Вы и сами смеялись.
- Так вы на самом деле не знаете? Вот так раз! Не знать про такое!
- Говорят вам, не знаю, - не сойти мне с этого места.
- Так вот, - начал Дик с невозмутимой торжественностью, выражавшей снисходительное изумление, - мы помолвлены, и я, само собой, о ней забочусь!
- Еще бы! Еще бы! Я-то про это и знать не знаю, вы уж извините, что я малость подшутил, мистер Дьюи. Однако ж чудно! Только в пятницу мы с вашим папашей откровенно толковали про семейные дела, и тут еще подошел лесник Дэй, так ни тот, ни другой даже словечком не обмолвились. А ведь знают меня сто лет, я и на свадьбе гулял у вашего папаши. Вот уж не ожидал от старого приятеля!
- По правде сказать, в пятницу мы еще не говорили отцу о нашей помолвке, это еще не было решено.
- Ага, стало быть, все сладилось в воскресенье. Ну да, воскресный-то день для такого дела самый подходящий.
- Да нет, вообще-то не в воскресенье.
- Небось как уроки кончились в школе, в субботу? Самое подходящее время, лучше и не придумаешь.
- Да нет, не в субботу.
- Так что же, выходит, в пути, по дороге сюда?
- Вовсе нет - стал бы я обручаться в повозке!
- Ну и осел же я! Давно бы мне догадаться, когда оно случилось! Как бы то ни было, день сегодня замечательный, и, надеюсь, в другой раз вы уж приедете с женушкой.
Фэнси должным образом проводили с постоялого двора, помогли ей сесть в экипаж, и новоявленные жених с невестой, Миновав крутой подъем перед Риджвеем, скрылись в направлении Меллстока.
III
ПРИЗНАНИЕ
То было утро позднего лета: утро, когда обильная роса не спешит исчезнуть и трава в тени весь день остается влажной. Часов до одиннадцати фуксии и георгины усыпаны мелкими каплями и брызгами влаги, переливающимися всеми цветами радуги при малейшем движении воздуха; и такие же капли висят повсюду на ветвях, словно серебряные ягодки. Нити, сотканные садовыми пауками, кажутся толстыми и блестящими. А стоит ступить по траве в солнечном и сухом местечке, как из нее, жужжа, вылетают десятки долгоножек.
В одном из таких уголков Фэнси Дэй и ее подружка Сьюзен Дьюи, дочь возчика, старались пригнуть к земле ветку, усыпанную скороспелыми яблоками. Прошло три месяца с тех пор, как Дик и Фэнси приехали вместе из Бедмута, и любовь их за это время расцвела. На пути этой любви было немало преград, и потребовалась немалая хитрость, чтобы сохранить ее в тайне, поэтому страсть все больше захватывала Фэнси, а сердце Дика - в силу тех же причин или других - постоянно переполняли самые нежные чувства. Однако радость Фэнси не была безоблачной.
- Она так богата, богаче любой из нас, - говорила Сьюзен Дьюи. - У ее отца пятьсот акров земли, она может выйти и за доктора, и за священника, да за кого угодно, стоит ей только захотеть.
- По-моему, Дику вовсе незачем было идти на это гулянье, раз он знал, что я не смогу там быть, - с тревогой отозвалась Фэнси.
- Он не знал, что тебя там не будет, а потом уж было неудобно отказываться, - сказала Сьюзен.
- Какая же она собой? Рассказывай.
- Надо признаться, она довольно хорошенькая.
- Неужели не можешь рассказать толком! Ну же, Сьюзен. Сколько раз, ты говоришь, он с ней танцевал?
- Один раз.
- Ты как будто сказала "два раза"?
- И не думала.
- Но ему, наверно, хотелось пригласить ее еще раз.
- По-моему, нет. Ей-то, видно, очень хотелось потанцевать с ним еще. Да и всем другим девушкам тоже, Дик ведь такой красавчик и настоящий кавалер.
- Еще бы... Так как же, ты говоришь, она была причесана?
- Длинные локоны, волосы совсем светлые, и вьются сами, потому она и кажется такой хорошенькой.
- Она старается отбить его у меня. Да, да, старается! А я не могу носить локоны из-за этой несчастной школы. Но я все равно буду носить локоны, пусть даже мне придется бросить школу и уехать домой - буду, и все тут! Посмотри, Сьюзен, ну посмотри же! Разве у нее такие мягкие и длинные волосы, как у меня?
Фэнси высвободила из-под шляпы вьющуюся прядь и распустила ее по плечам, чтоб показать, какие у нее длинные волосы. Она глядела на Сьюзен, стараясь угадать по глазам, что думает подруга,
- По-моему, у нее волосы почти такие же длинные, - сказала мисс Дьюи.
Фэнси, полная отчаяния, молчала.
- Хорошо бы мои были посветлее, как у нее! - печально заговорила она. Но у нее они не такие мягкие, правда? Ведь правда?
- Не знаю.
Фэнси рассеянно глянула на порхавших одна около другой бабочек - желтую и красную с черным, и тут только заметила, что к ним приближается Дик.
- Сьюзен, вон идет Дик, - легок на помине!
- Ну, если так, я пошла домой, я тут лишняя. - Сыозен и в самом деле повернулась и ушла.
Показался прямодушный Дик, вся провинность которого на этом гулянье, или пикнике, заключалась лишь в том, что, любя одну-единственную Фэнси, он горько вздыхал без нее и тем самым лишил себя невинных радостей, которые могло бы доставить ему гулянье; он и с соперницей-то Фэнси стал танцевать с горя - просто не зная, как убить этот скучный, нудный вечер. Но Фэнси этому не верила.
Фэнси обдумала, как ей держаться. Упрекать Дика? О нет.
- Я ужасно расстроена, - сказала она, делая вид, что с превеликим огорчением разглядывает под деревом несколько упавших яблок; однако настороженное ухо уловило бы в ее голосе выжидательные нотки, - она словно хотела посмотреть, как отзовется Дик на ее слова.
- Из-за чего ты расстроилась? Что случилось? - горячо откликнулся Дик. - Я разделю с тобой твое горе, милая, и помогу тебе.
- Нет, нет, ты мне помочь не можешь! Никто не может!
- Отчего же? Что б там ни было, не надо так огорчаться. Скажи мне, дорогая, в чем дело?
- О, это совсем не то, что ты думаешь. Просто ужасно, и грех этот на мне!
- Грех? Да разве ты, Фэнси, способна грешить! Быть этого не может, я знаю.
- Может, может! - твердила Фэнси, очень мило разыгрывая безутешное отчаяние. - Я поступила дурно, и мне стыдно в этом сознаться. Никто меня не простил бы, никто! А уж ты и подавно! Я позволила себе кокетничать!
- Что? Неужели кокетничать? - Дик с трудом сдержал готовое прорваться негодование. - Да ведь только позавчера ты говорила мне, что в жизни своей ни с кем не кокетничала!
- Нет, кокетничала, - и так все нехорошо вышло! Я позволила другому говорить мне о любви, и...
- Боже мой! Но я прощу тебя - если это не твоя вина, - да, прощу! Теперь Дик чувствовал себя совсем несчастным. - И ты поощряла его?
- Ах, я сама не знаю... да, хотя нет. Да нет, пожалуй, все-таки поощряла?
- А кто же это?
Молчание.
- Скажи мне.
- Мистер Шайнер.
После долгого молчания, которое нарушил стук упавшего на землю яблока, мучительный вздох Дика и всхлипывание Фэнси, Дик заговорил с непритворной суровостью:
- Рассказывай все, все как есть.
- Он посмотрел на меня, а я - на него, и он мне сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46