- А куда, говорю, мне идти, если у меня самого номера нет.
- К шоферам в номер, - говорит, - иди, там одна койка свободна, потому что один шофёр в поездке.
- Нет, - говорю, - к шоферам не пойду, там всё прокурено дотла. Я и часа не выдержу, поскольку болен. Поместите меня, - говорю, - вместе с осветителем.
А осветитель у нас неплохой парень, в вечернем радиотехникуме учится. И знаете, что мне Носов ответил?
- Может тебя, Чубинец, ещё с кассиршей поместить? Но, в конце концов, нашлось мне место на турбазе, неподалёку от гостиницы. Сказали: можете спать до девяти часов утра, а в девять освобождайте. На турбазе была не комната, а большой зал и народ там прямо на тюфяках спал, без кроватей. Только я улёгся на свой тюфяк, только первый сон увидел, приехали новые туристы и давай размещаться на ночлег со смехом и шутками. Это было уже после часа ночи, а в шесть утра они поднялись и опять разбудили. Наконец ушли. Попытался вздремнуть, но в восемь утра явилась дежурная и попросила освободить тюфяк. Я уж совсем не в состоянии был ни ходить, ни думать, всё вокруг казалось отвратительным до слёз. Увидел меня Носов, лицо моё увидел и поторопился успокоить.
- Всё в порядке, - говорит, - ты сегодня днём свободен, можешь отдыхать. Иди с паспортом, пропишись в тридцать второй номер.
Я пошёл оформляться, но номер смог занять только в три часа дня. Правда, воспользовался этим временем, чтоб сходить к врачу в местную поликлинику. Когда врач посмотрел меня, сразу выписал больничный и велел лежать. Ангина дала осложнение на все суставы, болели ноги, руки, плечи, кисти. Выписал лекарство, но в аптеке ничего не оказалось. Послали в дальнюю аптеку, на окраину. В автобусе всю дорогу лечь хотелось, а ведь я даже не сидел, а стоял. Пятна красные, знаете, всё время лезли от усталости в глаза и от усталости даже запел негромко. Народ вокруг решил, что я пьяный и отношение ко мне стало тогда более внимательное. Кто-то мне даже место уступил, хоть через одну сходить нужно было. В аптеке этой дальней амидопирин я купил, но пеницилина с новокаиновой солью не оказалось. Поехал назад, думаю, лягу, наконец, отдохну, но тридцать второй номер, куда меня поселили, оказался отвратительным, с клопами. Перед окном труба с ресторанной кухней (Чубинец в речи иногда употреблял украинизмы), всё, что жарится и варится на кухне, все ароматы в нас в комнате. С утра варится вонючее мясо, потом жарится колбаса с яйцом, свинина, лук, рыба и всё это на кулинарном жире - привыкнуть нельзя. Под номером установлен или холодильник, или прачечная, и через каждые пять минут включается мотор, который ревёт, как трактор, две-три минуты. И так целый день и ночь. Дома целый день элеватор шумит, а здесь на гастролях холодильник. Вся обслуга гостиницы орёт с шести утра до часу ночи по-русски, по-мадьярски, по-украински и все они, независимо от нации, одинаково чёрные и грязные, без церемонии входят в номер, не постучавшись, торгуют всякой чепухой. Может молодым такое отсутствие покоя даже нравится, но я при моей биографии выдерживаю уже с трудом. К тому ж постоянные материальные затруднения, которые портят нервы. Некоторые артисты, особенно которые молодые, ходят на сторону, подрабатывают. Но и такую работу, без знакомства не получишь. У меня, например, появился на товарной станции знакомый диспетчер и я с одним молодым актёром ходил к девяти утра загружать и разгружать контейнеры. Багаж людей, которые уезжают или приезжают. Это надо из квартиры всё выгрузить и погрузить в контейнер, или наоборот. Работа нелёгкая, особенно в мои годы и при моей хромоте. Но платят немалые деньги, правда, как когда и как кто. Бывает, заработаешь пять, десять или даже пятнадцать рублей. Я эти деньги жене своей отдаю, Светлане, и партнёр мой своей жене отдаёт, хоть пьяница. Говорит: если деньги так трудно заработали, то и пропивать жалко. А иногда удаётся подрабатывать на ремонте домов и сараев. И такая актёрская жизнь в провинции повсеместно.
Вот с полгода назад приезжала к нам в театр Леля Романова. Иду по коридору, вдруг вижу - Леля. Обнялись мы. Столько лет прошло, а от неё всё теми же духами пахнет и ещё чем-то всё тем же. Знаете, запах такой женщины устойчив и непередаваем. И по-прежнему выглядит хорошо, каракулевая шубка, белая меховая шапочка. А я, хоть много лет женат, но по женщине соскучился. Сердце забилось и всё такое. "Боже мой, думаю, как я живуч, как лещ, которого с крючка сняли и в ведро с водой опустили, чтоб свежего до сковородки довезти. Неужели, думаю, через столько лет опять премьера?"
Поехали мы с Лелей на вокзал и через того же знакомого диспетчера с товарной станции, добыл я комнату отдыха для транзитных пассажиров за умеренную плату и без предъявления паспорта. Однако, мы с Лелой в той комнате всего-навсего поговорили до глубокой ночи и я её одну оставил ночевать. Во-первых, когда сняла Леля верхнюю одежду шубку и шапочку, то обнаружилось, что она всё-таки сильно изменилась не в лучшую сторону. Да и шубка оказалась из искусственного каракуля, а шапочка - потёртый козлиный мех. Приехала Леля за справками для оформления пенсии.
- Я, - говорит, - когда подала документы на пенсию, то в собесе целый день проплакала. Они мне выставили разные обвинения, что я работала на немцев в оккупацию и пусть мне немцы пенсию платят. А сколько я на этих поработала, никого не интересует. Как вспомню эти автобусы-гробы без отопления, всегда дымящие до головной боли. Как вспомню грязные и холодные дома культуры, которые совершенно не оборудованы для самого примитивного спектакля, у меня темнеет в глазах. Не понимаю, как я могла тридцать пять лет выносить это хождение в народ и ещё оставаться более или менее здоровой, правда с гипертонией второй степени и пожизненным полиартритом, который всегда настораживает, как только спрячется солнце и пойдёт дождь. Как вспомню эти ночные поездки и возвращения в два-три-четыре ночи, а то и утром после моих, всегда больших и в основном тяжёлых ролей. Да, я получила и звание заслуженной артистки Украины за то, что всю пыль вынюхала на этих поездках и всю паутину поснимала своей головой в запущенных клубах. Я получила массу грамот и даже медаль за доблестный труд, а теперь, когда оформляю пенсию, мне вспомнили период немецкой оккупации и помощи, поддержки ждать не от кого. С мужьями я разошлась, ухажёры поразбегались к молодым, а сама себе помочь не могу, нервы у меня не в порядке. Недавно читала в клубе стихи, письмо матери к герою-пограничнику, письмо, залитое слезами: "Не дывысь на плямы, я героя мати..." Как дошла до этого места, слёзы вдруг сами потекли по щекам, прямо на сцене со мной случилась истерика. Вот и предложили подать на пенсию.
Выпили мы с Лелей вина, чуть охмелели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49