— Фелер, ты, случаем, не заглянул в тот винный магазин, который мы только что проскочили?
— Нет, а что?
— За прилавком никого не было, — сказал Рольф.
— Значит, продавец ушел в подсобку, — сказал Рой. — Послушай, давай-ка определимся: или ты собираешься играть в полицейских и воров, или мы все же выпьем когда-нибудь кофе?
— Я только взгляну одним глазком. — И, пока Рой мотал головой и клялся, что на следующий месяц попросит себе напарника постарше да поспокойней, Рольф развернулся и вновь помчался на север.
Он притормозил у противоположной от магазина стороны улицы, и секунду они наблюдали за тем, что происходит внутри. Какой-то рыжеватый тип в желтой спортивной рубашке выбежал из подсобки, кинулся к кассовому аппарату и принялся колотить кулаком по клавишам. И тут совершенно отчетливо они увидели, как он сунул за пояс пистолет.
— Нуждаемся в подмоге, угол Сто тринадцатой и Западной! — прошептал Рольф в микрофон и выскочил из машины, даже не нацепив фуражки. Схватив фонарик, побежал, пригнувшись, к северной стене. Очевидно, только теперь вспомнив о Рое, как раз огибавшем автомобиль, он остановился, обернулся и показал на заднюю дверь, давая понять, что берет ее на себя, потом скрылся в полумраке, устремившись в черную темень переулка.
Какое-то мгновение Рой размышлял, куда бы спрятаться самому. Мелькнула было мысль лечь на капот припаркованной у входа в магазин машины — наверняка машины преступника, — однако Рой отбросил ее, решив обогнуть здание и встать у дальнего угла: если тот тип появится из парадного, линия огня не позволит промахнуться. От минутного сомнения, сумеет ли он застрелить человека, у него началась дрожь, тогда он предпочел не думать об этом вовсе.
На стоянке перед баром, по соседству с магазином, он заметил в одном из автомобилей какую-то парочку. Как видно, те даже не подозревали о присутствии полицейских. Рой понял, что, если тип с пистолетом вздумает в него стрелять, скорее всего, он угодит в этих двоих. У него заныло под ложечкой, рука задрожала сильнее. Он подумал: если я и успею перебежать через всю стоянку и даже успею сказать им, чтобы убирались к чертовой матери, я могу не успеть вернуться вовремя в укрытие и окажусь тогда перед ним как на ладони. Но Господи, в противном случае я рискую их жизнями, и если вдруг окажется, что… Я же не смогу забыть никогда…
И он решился. И рванул к желтому «плимуту», а в голове его билась мысль: тупица, сидит себе небось и играет ее сосками и даже не ведает, что находится на волосок от смерти, кретин…
Завидев в его руке пистолет, девица широко раскрыла глаза, спутник ее мгновенно распахнул дверцу.
— Ну-ка, катитесь отсюда на своей тачке куда подальше, — сказал Рой.
Глупую ухмылку и полный безразличного равнодушия взгляд, которым смотрело на него веснушчатое лицо, Рою не забыть так же, как и уставленный ему в живот низеньким и хлипким человечком обрез. Красно-желтое пламя с грохотом ворвалось в него и отшвырнуло его назад через весь тротуар. Он скатился в канаву да так и остался лежать там на боку, беспомощно всхлипывая и не в силах подняться, а подняться было нужно обязательно: он видел, как, скользкие, влажно поблескивавшие на лунном свету, вываливались из его чрева внутренности. Вот их тяжелая груда коснулась земли, и Рой напрягся в отчаянной попытке перевернуться на спину. Потом услыхал шаги, и мужской голос произнес: «Черт бы тебя побрал, Гарри! Полезай в машину!», а другой голос ответил: «Я и понятия не имел, что они тут». Машина завелась, с ревом помчалась через тротуар и спрыгнула с бордюра. Потом послышались новые звуки, и было это похоже на множество топочущих ног где-то вдали. Голос Рольфа закричал: «Стой! Стой!», и тут же раздались выстрелы, четыре, а может, и пять, потом завизжали тормоза. Потом Рой вспомнил, что внутренности его лежат вот здесь, прямо на улице, и его объял ужас, потому что валялись они на грязной улице, а значит, улица пачкала их, и тут он заплакал. Извиваясь, как змея, он чуть качнулся, чтобы улечься на спину и подобрать их, ведь, если только ему удастся сунуть их обратно внутрь и счистить с них налипшую грязь, он знал, с ним все будет в порядке, потому что все не в порядке сейчас, когда они так противно, так гадко испачканы… Только поднять их он не сумел. Левая рука не двигалась и болела так сильно, что невозможно было шевельнуть и правой, не то что тянуться через всю кипящую пузырчатую дыру, и тогда он заплакал снова, потом подумал: если бы только пошел дождь. Ох, ну почему не может он пойти в августе! И тут, не перестав еще даже плакать, оглушен был громом, и сразу вспыхнула с треском молния, и прямо на него хлынул спасительный дождь. Он возблагодарил Господа и плакал теперь слезами радости оттого, что дождь смывал всю грязь, всю скверну с кучи вывалившихся наружу кишок. Он глядел на них, на влажный глянец, чистый и красный от дождя, и грязь прочь уносилась потоком, а он все плакал и плакал от счастья, и плакат тогда, когда склонился над ним Рольф. Рядом стояли и другие полицейские, но почему-то никто из них не промок под дождем. И было это совсем ему непонятно…
Рой не смог бы сказать, сколько времени находился уже в полицейской палате в Центральной больнице. В данный момент он не сказал бы даже, провел ли здесь дни или недели. Вечно одно и то же: задернутые шторы, гул кондиционера, легкий топоток шагов, смазанный мягкой подошвой, шептанье медперсонала, иглы и трубки, бесконечно вставляемые или извлекаемые из его тела, однако сейчас он прикинул про себя: может, недели три уж минуло. Но у Тони, с ухмылочкой на женственном лице сидящего над журналом при скудном свете ночника, он спрашивать не станет.
— Тони, — позвал Рой, и маленький санитар положил журнал на стол, направился к его постели.
— Привет, Рой, — улыбнулся он. — Что, проснулся?
— Я долго спал?
— Не слишком, два-три часа, — ответил Тони. — У тебя была беспокойная ночь. Я подумал, посижу-ка я здесь. Вычислил, что ты проснешься.
— Болит сегодня, — сказал Рой, осторожно откидывая покрывало, чтобы взглянуть на дыру, укрытую воздушной марлей. Она больше не пузырилась и не вызывала у него тошноты, но из-за огромного размера швы накладывать было нельзя, так что приходилось ждать, когда она заживет сама по себе. Дыра уже начала усыхать и делаться меньше.
— Симпатичная она у тебя сегодня, Рой, — улыбнулся Тони. — Скоро, не успеешь и моргнуть, покончим с этими внутривенными вливаниями, тогда хоть полопаешь по-человечески.
— Боль просто адская.
— Доктор Зелко говорит, с тобой все идет просто замечательно. Бьюсь об заклад, через пару месяцев выпишешься. А еще через шесть снова выйдешь на работу. Конечно, сперва займешься чем-нибудь полегче. Может, какое-то время поработаешь за конторкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120