ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Скоро я стал напевать как можно нежнее одну из пленительных канцон аббата Стефани[4]. Полнвые скорби звуки: Ochi perch`e piangete5 - пробудили Серафину от мрачных сновидений; она внимала мне с улыбкой, и на глазах у нее засверкали блестящие жемчужины. Как же это случилось, что я опустилс яперед нею на колени, что она наклонилась ко мне, что я обхватил ее руками и долгий огненный поцелуй пламенел на моих устах? Как же это случилось, что я не лишился рассудка, что я чувствовал, как она нежно прижимает меня к себе, что я выпустил ее из своих объятий и, быстро поднявшись, подошел к фортепиано? Отвернувшись, баронесса сделала несколько шагов к окну, потом воротилась и подошла ко мне почти горделивой поступью, что вовсе не было ей свойственно. Пристально поглядев мне в глаза, она сказала:
- Дед ваш - достойный старик, какого только я знала, он ангел-хранитель нашей семьи, - да помянет он меня в своих благих молитвах!
Я не мог вымолвить ни слова, губительный яд, вошедший в меня с ее поцелуем, кипел и горел во всех моих жилах, во всех моих нервах.
Вошла фрейлейн Адельгейда; неистовство внутренней борьбы прорвалось потоком горячих слез, которых я не мог удержать. Адельгейда с удивлением и скептической улыбкой посмотрела на меня, - я готов был ее убить. Баронесса протянула мне руку и с неизъяснимой нежностью сказала:
- Прощайте, милый друг! Прощайте! Навеки! Помните, что, быть может, никто лучше меня не понимал вашей музыки. Ах! Эти звуки будут долго-долго отзываться в моей душе.
Я принудил себя сказать несколько бессвязных вздорных слов и опрометью бросился в свою комнату.
Старик мой уже спал. Я остался в зале; я упал на колени, я громко рыдал, - я призывал имя возлюбленной, одним словом, предался всем дурачествам любовного безумия, и только громкий окрик пробужденного моим беснованием деда: "Тезка, мне сдается, что ты рехнулся или опять сцепился с волком? Проваливай в постель!" - только этот окрик загнал меня в комнату, где я улегся спать, твердо решив грезить во сне только о Серафине.
Дело было за полночь, когда я, все еще не уснув, заслышал голоса, беготню и хлопанье дверей. Прислушиваюсь - и до меня доносятся приближающиеся шаги по коридору; дверь в залу отворяется, и вот уже стучат к нам в комнату.
- Кто там? - громко спрашиваю я, тогда за дверью заговорили:
- Господин стряпчий, господин стряпчий, пробудитесь, пробудитесь!
Я узнал голос Франца и когда спросил: "Уж не пожар ли в замке?" - дед проснулся и закричал:
- Где пожар? Где опять объявилось проклятое бесовское наваждение?
- Ах, вставайте, господин стряпчий, - упрашивал Франц, - вставайте, господин барон требует вас к себе.
- Что надобно от меня барону? - спросил дедушка. - Что ему от меня надобно в ночную пору? Разве он не знает, что вся юриспруденция отправляется на покой вместе со стряпчим и так же хорошо почивает, как и он сам?
- Ах, - вскричал Франц в тревоге, - дражайший господин стряпчий, да подымитесь, ради бога, - госпожа баронесса при смерти!
С воплем ужаса вскочил я с постели.
- Отвори Францу дверь! - крикнул дед; обеспамятовав, я сновал по комнате, не находя ни двери, ни замка. Старик принужден был мне пособить; Франц вошел, бледный, со смятенным лицом; он зажег свечи. Едва мы накинули платье, как услышали в зале голос барона:
"Могу ли я поговорить с вами, любезный Ф.?" (*57)
- А ты-то тезка, чего ради оделся, барон ведь посылал только за мной? спросил старик, намереваясь идти.
- Я пойду туда, - я должен ее увидеть и потом умереть, - проговорил я глухо и словно уничтоженный безутешной скорбью.
- Вот как! Ты хорошо придумал, тезка. - Сказав это, дед захлопнул дверь перед самым моим носом, да так сильно, что все петли зазвенели, и запер ее снаружи. В первую минуту, возмутившись таким принуждением, я хотел вышибить дверь, но потом рассудил, что такое необузданное бешенство может иметь лишь пагубные последствия, и решил дождаться возвращения старика, а там уже, во что бы то ни стало, уйти из-под его опеки. Я слышал, как дед жестоко спорил с бароном, слышал, что они много раз поминали мое имя, но больше ничего разобрать не мог. С каждой секундой положение мое становилось все убийственнее. Наконец я услышал, что барону сообщили какое-то известие и он поспешно удалился. Старик воротился в комнату.
- Она умерла! - закричал я, бросившись ему навстречу.
- А ты спятил, - спокойно перебил он меня, взял за плечи и посадил на стул.
- Я пойду туда, - кричал я, - я пойду туда, я увижу ее, хотя бы это стоило мне жизни!
- Изволь, милый тезка, - сказал старик, заперев дверь, вынув ключ и опустив его в карман. И вот я, воспламенясь слепою яростью, схватил заряженное ружье и закричал:
- Здесь, не сходя с места, я всажу себе пулю в лоб, когда вы тотчас не отопрете мне двери!
Тут старик подошел вплотную ко мне и сказал, пронизывая меня взглядом:
- Мальчик, неужто ты возомнил устрашить меня своей пустой угрозой? Неужто ты думаешь, что мне дорога твоя жизнь, когда ты в ребяческом безрассудстве швыряешь ее как негодную игрушку? Какое тебе дело до супруги барона? Кто дал тебе право докучливым болваном вторгаться туда, где тебе не следует быть и где тебя вовсе не спрашивают? Или ты собрался разыграть влюбленного петушка в строгую годину смерти?
Униженный я упал в кресло. После некоторого молчания старик, смягчившись, продолжал: (*58)
- Так знай, что сказанная смертельная опасность, по всей вероятности, вовсе не грозит баронессе, - фрейлейн Адельгейда приходит в волнение от всякого пустяка; упадет ей на нос капля дождя, так она уже кричит: "Какая ужасная непогода!" К несчастью, вся эта тревога дошла до старых тетушек, которые с неуместными слезами явились и натащили целый арсенал живительных капель - жизненных эликсиров и бог весть чего еще, - только всего лишь глубокий обморок! - Старик замолчал: верно, он заметил мою внутреннюю борьбу. Он прошелся несколько раз по комнате, стал опять передо мною, рассмеялся от всего сердца и сказал:-Тезка, тезка! Какую же глупость ты отмочил? Ну вот! Не иначе как сам сатана на все лады морочит нас здесь, а ты крепко попался ему в лапы и пляшешь под его дудочку. - Он опять прошелся взад и вперед и потом продолжал: - Сон уже пропал, и я полагаю, не худо будет выкурить трубку и так скоротать остаток ночи и темноты. - С этими словами старик вынул из шкафа в стене глиняную трубку и, мурлыча какую-то песенку, долго и тщательно набивал ее табаком, потом стал рыться в бумагах, вырвал листочек, свертел фидибус и разжег трубку. Пуская густые облака дыма, он проговорил сквозь зубы: - Ну, тезка, как там у тебя вышло с волком-то?
Не знаю почему, спокойное поведение деда оказывало на меня весьма странное действие. Мне чудилось, будто я уже не в Р...зиттене, что баронесса где-то далеко-далеко и я могу достичь до нее только на крыльях воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24