Что за постройки в нем стояли, мя, наверное, никогда не узнаем, потому что он был упразднен еще в XVIII веке и превращен в приходскую церковь, на месте которой давным-давно пустота. Но вот еще: «Жители Савватьева помнят о человеке, давшем имя их селу. Церковь, построенная над его могилой, до нашего времени не сохранилась, но нам показывают заросшие травой остатки ее фундамента. Один из сельчан хранит у себя дома очень интересную для нас картину-старинный любительский пейзаж села и двух древних, (курсив мой.-В. Ч.) церквей посреди него. Охотно разрешив нам сфотографировать картину, владелец и слушать не захотел о продаже се для музея-это историческая память, и пусть остается здесь, в Савватьеве…»
Мне надо непременно увидеть эту «очень интересную» картину! Не знаю, чем она заинтересовала первооткрывателей, но я-то, быть может, совершенно безосновательно и наивно мечтаю увидеть на ней яруса сказочных крыльев… Что ж, хорошо, к Селигеру и Вселугу прибавилось еще Савватьево! «Но послушай, — шепнул мне ленивый бес подступающей старости, — можно же не ехать, а просто найти в Москве автора статьи да посмотреть у него фотографию!» — «Звонить надо, разыскивать, — сказал я сатане. — Вдруг он в отпуске или длительной командировке, иконы ищет… Проще съездить, это же совсем рядом. И оригинал увижу». — «Ну, как знаешь, — промямлил дьявол. — А то позвони да спроси, купола или шатры над теми церквушками, и сразу все станет ясно». Послушался я беса — разыскал автора статьи по телефону, и знаток русского иконописного искусства Валерий Николаевич Сергеев сказал, что над селом Савватьевым высились купола…
Было бы, конечно, слишком, если б даже маленькие открытия делались по телефону! Но неужто, все еще думалось мне, из ста пятидесяти двух церквей, существовавших, как свидетельствует Иван Кирилов, в Тверском уезде по описи 1710 года, не было ни одной восьмискатно-трехъярусной? В Савватьево все равно придется ехать, потому что там стояла еще церковь над могилой Савватия Оршинского и сохранились «заросшие травой остатки ее фундамента». Может, в нем есть что-то общее с фундаментом церкви Ширкова погоста? А вдруг ушли в землю и не успели догнить нижние венцы? И если они идут на сужение, то капитальные стены были у этой церкви пирамидальными, прикрыть которые можно было только выносными ярусными скатами!..
Итак, никакого открытия не состоялось, открылись только чрезмерно дилетантские подступы к нему да несколько расширились представления о культурном прошлом Верховолжья. Но какова судьба единственной, дожившей до XX века восьмискатно-трехъярусной церкви Рождества Иоанна Предтечи в Ширковом погосте на Вселуге? В той папке Петра Дмитриевича Барановского я наткнулся на публикацию 1894 года, где рассказывалось, что уже тогда она была ветхой, «с темно-зеленым и совершенно выцветшим куполом». В 1930 году архитектор застал ее, как он сам написал, «в полуразрушенном состоянии». Надо бы взглянуть, что с нею сейчас! Неужто и это диво дивнее исчезло, как исчез Св. Илья Выйского погоста, церкви села Савватьева и Оршина монастыря, превеликое множество памятников народного зодчества Севера? У меня есть справка о маршруте П. Д. Барановского по архитектурным памятникам Севера в 1920 году. Вот одно место из нее:
«Н. Корельский монастырь, Ненокса, Лисеостров, Уйма, Лявля, Утостров, Холмогоры, Панилово, Кривое, Ракулы, Сийский монастырь, Челмохта, Зачачье, Хаврогоры, Моржегорье, Репаново, Березник, Осипово, Корбала, Ростовское, Конецгорье, Кургоминье, Тулгас, Топса, Троица, Сельцо, Заостровье, Телегово, Черевково, Циозеро, Белая и др.» Интересно это «и др.», а также позднейшее горькое примечание: «На 1950 г. этих памятн. не существ.»
Недавно прочел в газете, как в последнее время охраняются и восстанавливаются по Северу уцелевшие памятники русского деревянного зодчества и… как сгорают они от молний. Неужели так уж трудно и без газетной подсказки прежде всего установить на них громоотводы?.. А зачем ехать на Вселуг, шепнул мне тот же бес, если памятника в Ширковом погосте тоже «не существ.»? Расстроиться, погневаться, разразиться статьей?.. Написал я знакомому калининскому писателю Петру Дудочкину, природолюбу и краеведу. И вот радость! Он присылает мне письмо, сообщив, что недавно побывал на Вселуге, Несказанная красавица Ширкова погоста обрела новую жизнь, почти полностью восстановлена, и уже манит издалека своими двадцатью четырьмя белыми крыльями. Большую свежую фотографию я повесил перед столом, время от времени даю глазам отдых на ней, накапливая нетерпенье перед поездкой на Селигер и Вселуг.
На восток от Болдина вздымались леса-там явно шел к югу водораздел. Назавтра я поднялся туда, чтоб ступить ногой на тропу Субудая. Другого пути на Дорогобуж у него не было, кроме этой возвышенности над левобережьем Днепра…
Мне хотелось попутно побывать еще в Алексинской усадьбе XVII века. Здесь в 1858 году у своего богатого родственника Барышникова жил после сибирской каторги и ссылки декабрист Николай Басаргин вместе с женой Ольгой Ивановной, сестрой Д. И. Менделеева, и воспитанницей Полинькой Мозгалевской, вскоре вышедшей замуж за Павла Менделеева, старшего брата великого русского ученого. Очень хотелось побывать в Алексине, чтоб вообразить атмосферу того времени да оживить память…
— Петр Дмитрич, вы бывали в Алексине? — спрашиваю я.
— Как же! Много раз. Дворец Доминико Жилярди, храм Матвея Казакова, барельефы Федота Шубина… Замечательный памятник архитектуры! Я его застал в сравнительно хорошем состоянии. В парке еще последний павлин бродил… Однако все приходило в запустенье, и мы, два чудака на весь уезд, мало что могли сделать…
— А кто второй?
— Пришвин.
— Какой Пришвин?
— Михаил Михайлович.
— Вы были знакомы! — вскрикнул я. — А что он тут делал?
— Жил и работал. Я пытался создать в Болдине музей народной деревянной скульптуры, а он был хранителем музея усадебного быта в Алексине. В имении сохранялась прекрасная библиотека, старинная мебель и посуда, роспись, лепка, драпировка… Пришвин в те годы не печатался, но что-то писал, я знаю…
Удивительные все же совпадения случаются в жизни! Ровно через два года после той нашей поездки в журнале «Север» было впервые опубликовано замечательное эссе М. М. Пришвина «Мирская чаша», где он пишет об Алексине, о музее и его судьбе, о собственных печальных страстях, выраженных через героя своего Алпатова, о грязевых и снежных хлябях, окружавших Алексино в те далекие уже годы… «И в таких-то снегах, по такой-то дороге, собрав возле себя целый обоз, едет из города человек иной жизни… Он едет спасти несколько книг и картин, больше ему ничего не нужно, и за это дело он готов зябнуть, голодать и даже вовсе погибнуть, есть такой на Руси человек, влюбленный в ту сторону прошлого, где открыты ворота для будущего…»
22
Дорогобуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
Мне надо непременно увидеть эту «очень интересную» картину! Не знаю, чем она заинтересовала первооткрывателей, но я-то, быть может, совершенно безосновательно и наивно мечтаю увидеть на ней яруса сказочных крыльев… Что ж, хорошо, к Селигеру и Вселугу прибавилось еще Савватьево! «Но послушай, — шепнул мне ленивый бес подступающей старости, — можно же не ехать, а просто найти в Москве автора статьи да посмотреть у него фотографию!» — «Звонить надо, разыскивать, — сказал я сатане. — Вдруг он в отпуске или длительной командировке, иконы ищет… Проще съездить, это же совсем рядом. И оригинал увижу». — «Ну, как знаешь, — промямлил дьявол. — А то позвони да спроси, купола или шатры над теми церквушками, и сразу все станет ясно». Послушался я беса — разыскал автора статьи по телефону, и знаток русского иконописного искусства Валерий Николаевич Сергеев сказал, что над селом Савватьевым высились купола…
Было бы, конечно, слишком, если б даже маленькие открытия делались по телефону! Но неужто, все еще думалось мне, из ста пятидесяти двух церквей, существовавших, как свидетельствует Иван Кирилов, в Тверском уезде по описи 1710 года, не было ни одной восьмискатно-трехъярусной? В Савватьево все равно придется ехать, потому что там стояла еще церковь над могилой Савватия Оршинского и сохранились «заросшие травой остатки ее фундамента». Может, в нем есть что-то общее с фундаментом церкви Ширкова погоста? А вдруг ушли в землю и не успели догнить нижние венцы? И если они идут на сужение, то капитальные стены были у этой церкви пирамидальными, прикрыть которые можно было только выносными ярусными скатами!..
Итак, никакого открытия не состоялось, открылись только чрезмерно дилетантские подступы к нему да несколько расширились представления о культурном прошлом Верховолжья. Но какова судьба единственной, дожившей до XX века восьмискатно-трехъярусной церкви Рождества Иоанна Предтечи в Ширковом погосте на Вселуге? В той папке Петра Дмитриевича Барановского я наткнулся на публикацию 1894 года, где рассказывалось, что уже тогда она была ветхой, «с темно-зеленым и совершенно выцветшим куполом». В 1930 году архитектор застал ее, как он сам написал, «в полуразрушенном состоянии». Надо бы взглянуть, что с нею сейчас! Неужто и это диво дивнее исчезло, как исчез Св. Илья Выйского погоста, церкви села Савватьева и Оршина монастыря, превеликое множество памятников народного зодчества Севера? У меня есть справка о маршруте П. Д. Барановского по архитектурным памятникам Севера в 1920 году. Вот одно место из нее:
«Н. Корельский монастырь, Ненокса, Лисеостров, Уйма, Лявля, Утостров, Холмогоры, Панилово, Кривое, Ракулы, Сийский монастырь, Челмохта, Зачачье, Хаврогоры, Моржегорье, Репаново, Березник, Осипово, Корбала, Ростовское, Конецгорье, Кургоминье, Тулгас, Топса, Троица, Сельцо, Заостровье, Телегово, Черевково, Циозеро, Белая и др.» Интересно это «и др.», а также позднейшее горькое примечание: «На 1950 г. этих памятн. не существ.»
Недавно прочел в газете, как в последнее время охраняются и восстанавливаются по Северу уцелевшие памятники русского деревянного зодчества и… как сгорают они от молний. Неужели так уж трудно и без газетной подсказки прежде всего установить на них громоотводы?.. А зачем ехать на Вселуг, шепнул мне тот же бес, если памятника в Ширковом погосте тоже «не существ.»? Расстроиться, погневаться, разразиться статьей?.. Написал я знакомому калининскому писателю Петру Дудочкину, природолюбу и краеведу. И вот радость! Он присылает мне письмо, сообщив, что недавно побывал на Вселуге, Несказанная красавица Ширкова погоста обрела новую жизнь, почти полностью восстановлена, и уже манит издалека своими двадцатью четырьмя белыми крыльями. Большую свежую фотографию я повесил перед столом, время от времени даю глазам отдых на ней, накапливая нетерпенье перед поездкой на Селигер и Вселуг.
На восток от Болдина вздымались леса-там явно шел к югу водораздел. Назавтра я поднялся туда, чтоб ступить ногой на тропу Субудая. Другого пути на Дорогобуж у него не было, кроме этой возвышенности над левобережьем Днепра…
Мне хотелось попутно побывать еще в Алексинской усадьбе XVII века. Здесь в 1858 году у своего богатого родственника Барышникова жил после сибирской каторги и ссылки декабрист Николай Басаргин вместе с женой Ольгой Ивановной, сестрой Д. И. Менделеева, и воспитанницей Полинькой Мозгалевской, вскоре вышедшей замуж за Павла Менделеева, старшего брата великого русского ученого. Очень хотелось побывать в Алексине, чтоб вообразить атмосферу того времени да оживить память…
— Петр Дмитрич, вы бывали в Алексине? — спрашиваю я.
— Как же! Много раз. Дворец Доминико Жилярди, храм Матвея Казакова, барельефы Федота Шубина… Замечательный памятник архитектуры! Я его застал в сравнительно хорошем состоянии. В парке еще последний павлин бродил… Однако все приходило в запустенье, и мы, два чудака на весь уезд, мало что могли сделать…
— А кто второй?
— Пришвин.
— Какой Пришвин?
— Михаил Михайлович.
— Вы были знакомы! — вскрикнул я. — А что он тут делал?
— Жил и работал. Я пытался создать в Болдине музей народной деревянной скульптуры, а он был хранителем музея усадебного быта в Алексине. В имении сохранялась прекрасная библиотека, старинная мебель и посуда, роспись, лепка, драпировка… Пришвин в те годы не печатался, но что-то писал, я знаю…
Удивительные все же совпадения случаются в жизни! Ровно через два года после той нашей поездки в журнале «Север» было впервые опубликовано замечательное эссе М. М. Пришвина «Мирская чаша», где он пишет об Алексине, о музее и его судьбе, о собственных печальных страстях, выраженных через героя своего Алпатова, о грязевых и снежных хлябях, окружавших Алексино в те далекие уже годы… «И в таких-то снегах, по такой-то дороге, собрав возле себя целый обоз, едет из города человек иной жизни… Он едет спасти несколько книг и картин, больше ему ничего не нужно, и за это дело он готов зябнуть, голодать и даже вовсе погибнуть, есть такой на Руси человек, влюбленный в ту сторону прошлого, где открыты ворота для будущего…»
22
Дорогобуж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214