ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Кипчак дрожал от страха.
— Говори! — приказал Субудай.
— Не смею, — весь трепеща, пробормотал кипчак.
— Говори!
— Он не будет петь.
— Почему? — Глаз Субудая начал наливаться кровью.
— Он голоден.
Субудай успокоился. Певцов надо кормить: они поют тем, кто дает им мясо, или тем, кто обещает дать мясо,
— Дай ему мяса.
Кипчак подполз к белой урусской ткани, уставленной глиняными чашками с едой, взял кусок баранины, но урус отрицательно покачал головой.
— Он не ест мяса, — робко сказал кипчак. — У них великое неедение, пост.
Субудай задумался, а кипчак ждал, что будет дальше,
— Пусть подойдет и возьмет сам что хочет.
Урус сделал шаг вперед, опустился на колени, взял со скатерти немного хлеба и горсть сушеных яблок, сел в темном углу. Кипчак заметил, что руки у него совсем не дрожали. Субудай сидел, опустив голову, и, казалось, засыпал, а толмач с удивлением наблюдал, как неторопливо жует и обирает с бороды крошки урус. Но вот певец закончил трапезу, вытер тряпицей губы, помахал перед ними двумя пальцами, сложенными вместе, и Субудай увидел, что он принял из рук кипчака деревянное корытце, на которое были туго натянуты тонкие желтые жилы.
Раб положил корытце на колени, перебрал жилы быстрыми пальцами и, чуть покачиваясь, запел первым, горловым голосом, как поют все эти кипчаки, хорезмийцы, индийцы, персы, джурдже и гурджии. А на родине Субудая поют стоя, чтоб вмещалось побольше воздуха для голоса второго, что идет из глубокой середины груди. Так нигде во вселенной не поют, подумал Субудай с гордостью, и под убаюкивающий рокот жил стал думать о богатом городе, укрывшемся за льдами и снегами, и самом богатом городе Урусов Кивамань, о семи урусских братьях-княжичах, потом начал вспоминать чингизидов, вышедших с ним в этот поход, который получался под конец таким тяжелым.
Не сосчитал Субудай Кулькана, самого младшего сына Темучина, потому что его уже не было совсем, — он принял под урусской крепостью смерть. Субудай не стал считать и Бури, правнука Темучина, и внука Темучина Гуюка, сына каана Угедея, потому что они, как все чингизиды, больше всего любят соколиную охоту и вино, а своими распрями с Бату мешают Субудаю — приходится их тут посылать на покорение дальних маленьких селений. Не загнул он пальца, вспомнив Монке и Бучека, внуков Темучина, сыновей его четвертого сына Толуя, потому что их не было здесь. Субудай уничтожил с Толуем-отцом народ джурдже, и Монке с Бучеком тоже воины — рыщут в просторных степях, и враги рассыпаются перед ними, как стада маленьких диких кипчакских коз, которых не догнать и на мерине хорошего хода. И хотя Субудаю как воину было все равно, здесь Бату, внук Темучина, сын его старшего сына Джучи, или не здесь, он начал счет с него, потому что тот был здесь. Дальше шли его братья, внуки Темучина Орда, Шейбани и Тангут, и еще два внука Темучина — сын Джагатая Байдар и второй сын каана Кадан. Сосчитал и сына Эльчжигидая Аргасуна, который не был чингизидом — его дед Качиун приходился братом Темучину, но Аргасун здесь, тоже заносится перед Бату, и его надо считать. Четыре, два и один — семь… Тоже семь!
— О чем он пел? — спросил Субудай, взглянув смолкшему певцу в глаза, вдруг застывшие, как лед.
— О великом князе урусов Ульдемире, что жил в те времена, когда предки кипчаков еще не знали этой страны, не разделенной на улусы, и урусском батыре Иль-я, отрубающем врагу семь голов.
— Семь? — помрачнел Субудай и, чтоб услышала охрана, повысил голос: — Сломайте ему спину!
Раба взяли за слабые руки, повели — пусть расскажет своим богам, что Субудай может быть благодарным за то, что они сохранили для него спасительное зерно. За пологом юрты тоскливо, тягуче завыла собака урусского певца. Внезапно, словно озаренный, Субудай вскинул голову и подал телохранителю знак, отменяющий приказ. Тот кинулся наружу, крикнул слово, и оно передалось в сторону леса, удаляясь, Субудай впился глазом в колышущийся полог юрты — успеют или нет? Урус может пригодиться, он знает все эти места.
Надо скорей уходить отсюда в степь! Фуража мало, потому что длинные урусские строения с зерном горели, когда войско ворвалось в город, и Субудай впервые за всю свою жизнь приказал не поджигать, а гасить. Подгорелого этого зерна не хватило на всех коней, и часть войска во главе с Бурундаем ушла вперед, к большому урусскому озеру. Разведка доносила, что селения стали редки, безлюдны и корма в них нет… Как там Урянктай?
Реку Полу, «божий подарок» в рассказе Ивана, я запомнил, на Крестцах же поставил крест. Орда там не могла быть, хотя, повторяю, и Соловьев, и Семенов-ТянШанский с коллегами выводили ее именно туда. А В. Ян в романе «Батый» направил основные силы орды после битвы на Сити прямо к Игначу кресту, неизвестно где расположенному, минуя Торжок…
Если даже допустить, что орда попыталась пройти к Новгороду напрямую — лесами, попутными речными, болотными и озерными ледяными дорогами, как отряд Бурундая от Сити до Селигерского пути, то напрашивается множество аргументов, каждый из которых, а особенно все вместе, решительно отвергает этот маршрут.
1. Лесной прямопуток через район теперешних Крестцов был труднопроходимым, ненаселенным, а уставшая и поредевшая степная конница очень спешила и нуждалась в прокорме.
2. Игнач крест был хорошо известен в средневековой Руси, очевидно, как ориентирующий знак, устанавливаемый обычно на важных точках водных путей. Орография же местности и течение реки Холовы в районе Крестцов ничем особым не были примечательны.
3. Такие события, как нашествие орды, кровавое ристалище по дороге на Новгород и финальная остановка страшного врага, должны бы отложиться в народной памяти и местной топонимике. Живущие по Сити крестьяне из поколения в поколение и до сего дня хранят предания о том, что в селе Становище был княжеский стан, Юрьевское стоит вблизи места убиения Юрия Всеволодовича, в Судьбище казнили захваченных живыми русских воинов, на Бабью гору вышли навстречу орде с вилами и топорами бабы и девки, узнавшие о гибели своих мужей, отцов, братьев, сыновей, женихов, — они предпочли скорую смерть поруганию… В окрестностях же Крестцов не услышишь даже намека на события весны 1238 года.
4. От Игнача креста до Новгорода было сто средневековых, то есть двухкилометровых с небольшим, верст — чуть поболе двухсот километров. От Крестцов же до Новгорода, если даже считать по современному спрямленному пути, — менее восьмидесяти.
5. Селение Крестцы появилось в поздние времена, и название это определилось скрещением здесь дорог, а в соседней Ямской Слободе содержались конюшни и жили ямщики, обслуживающие дороги.
6. Субудай, командовавший набегом, имел за плечами огромный опыт военных походов в гигантском треугольнике между низовьями Амура и Хуанхэ, верховьями Тигра и Евфрата, истоками Волги, Днепра и Западной Двины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214