Осторожно допустим среднесуточную скорость Бурундая в тридцать километров-в таком случае он должен был выйти к завершающей точке нашего перевернутого вопросительного знака в последней декаде марта, когда большие реки еще стояли подо льдом и снегом. В XIX ве-." ке, располагавшем систематическими научными гидрометеорологическими данными, Ока у Калуги вскрывалась в среднем 6 апреля. Учтя значительную задержку весны в средневековье, о чем достаточно сказано ранее, мы придем к выводу, что авангард орды, двигаясь на юго-восток от верховьев Ужати и Деминой, постепенно входил в сужающийся клин водораздела еще по снегу. Спуски в поймы справа и слева становились все ближе к главной тропе. Под кручей слева еще лежал лед. Он рыхлел и уже, наверное, не держал ни конского копыта, ни ноги воина. За ним ширилась белая долина. Справа, в другую долину, что была еще шире, вел пологий спуск с топким снегом и тот же непреодолимый лед вдали извивался под солнцем серебряно-матовым змеем.
— Что же это были за реки?
— Слева — Серена с ее широкой поймой, но потом путь к ней пересекла долина другой реки— Клютомы. Справа же — Другусна.
— А что имеется в виду под заключительной точкой нашего второго вопросительного знака?
— Другусна и Клютома сближали да сближали свои долины, и вот при впадении в Жиздру их русла почти сливаются… Посмотрите на карту.
— Козельск!
— Он. Только этим маршрутом остатки орды могли выйти на Козельск!
— В самом деле-заключительная точка. Да какая! Но неужели никто из историков не проложил этого основного маршрута?
— Мне таких работ найти не удалось… Ипатьевская летопись, пренебрегая подробностями, пишет кратко, обобщенно и правильно о том, что Батый «поплени града Соуждальскиие и приде ко граду Козельскоу». В путеводителе Семенова-Тян-Шанского «Россия» верно указано южкое направление, но без подробностей, объясняющих выход орды на Козельск.
Редело войско, если эту медленную и беспорядочную цепочку спешившихся всадников с бредущими за ними костлявыми лошадьми еще можно было назвать войском. Вконец оголодали кони и обессилели люди. Изнывал от нетерпения и неизвестности внук Темучина сын Джучи. Устал Субудай, чьей главной задачей в этом исходе из урусских лесов стало сохранить чингизидов, коней, добычу, жизнь свою и своих сыновей.
И вот на пути подарок — нетронутый город, где можно отдохнуть, обсушиться-обогреться, подкормить коней. Из последних сил тянули они за своими хозяевами, бредущими по рыхлому, вязкому снегу.
Любознательный Читатель. Снег еще лежал?
— Его защищали от солнечных лучей здешние густые хвойные леса, задерживающие в средней полосе, даже по данным XIX века, окончательное исчезновение снежного покрова иногда до середины мая! Передовой отряд Субудая вышел к Козельску примерно 25 марта.
23
Субудай проснулся на рассвете и вышел из своей маленькой юрты, чтоб в третий раз за эту ночь малым облегчением нарушить монгольскую ясу. Делал он это украдкой, в густом кустарнике, однако неусыпные охранники ханской ставки все видели, но, жалея его, прощали ему обыкновенную стариковскую слабость.
Хорошее место для ставки! Большой лесной остров тут кончался. В редколесье и дальше, на белой открытой покатости, стояли нетронутые холмики хорошо просушенной пахучей травы, ласкающие глаз своей похожестью на степные юрты. Бурундай, правда, стравил своим коням две такие юрты, зато у других оставил охрану, чтоб отъелись прежде всего кони гвардии и ханской ставки. И тут же с двух сторон взгорка били из-под земли два вечных источника холодной и прозрачной воды, почти такой, какая гложет камни родных гор Субудая. Ручьи, проточившие снег до земли, растекались в разные стороны к этим сходящимся речным долинам, а вдоль них чуть дымились уснувшие ночью костры.
Редкое место! Есть пища для костров и коней, есть вода, и там, где светлеет небо, скоро появится над темной лесной гривой солнце, ослепительно засияет снег на покатости. Первозданную нетронутость ее портил только след Бурундая, у которого, знать, не совсем уж баранья голова, если он неделю назад выбрал такое место для ставки.
Субудаи совершил в ручье омовение рук и лица, чему он научился в другой далекой стране, и по возможности делал это время от времени, потому что его ровесиик-джурдже, которого он когда-то пощадил за втирания, умаляющие в спине боль, говорил, будто свежая вода, омывшая кожу, омолаживает человека на день или даже на два. Прежде чем войти в юрту, Субудаи еще раз оглядел взгорок, на котором стояла большая юрта внука Темучина сына Джучи, и белую покатость, зовущую на родину, навстречу солнцу, и заметил черную точку вдали-не гонец ли от Бурундая? Пора бы. Субудаи вошел в юрту, посреди которой уже была разостлана белая ткань, и слабеющие кривые ноги его сами привычно подогнулись подле.
Субудаи не думал, что этот последний город урусов так близко, — обычный разрыв в три дневных перехода его личные гонцы не успели преодолеть на ослабевших конях, их опередил Бурундай. Воины Бурундая заслужили свежую добычу, а их кони — лучшего корма, но случилось, кажется, то, чего так опасался Субудаи. Не дождавшись главных сил, Бурундай попытался, вырвавшись из леса, взять город с наскока, чтоб самому преподнести его внуку Темучина сыну Джучи. Не сумел, баранья голова, и потому сейчас сидит перед Субудаем, виновато молчит, ждет, когда его спросят о подробностях, а Субудаи, которому подробности были неинтересны, тоже молчит — пусть голодный и усталый Бурундай, добравшись за день и ночь до ханской ставки, сам все расскажет внуку Темучина сыну Джучи, когда тот проснется.
— Сколько сотен пало на стенах? — решил Субудаи задать единственный вопрос и тут же уточнил: — Сколько ты загубил воинов?
— Ни одного.
Субудаи крикнул, чтоб подавали мясо.
— Урусы оставили город?
— Нет.
— Сдали? — обрадовался Субудаи, даже не веря в такое счастье — впереди корм, рабы, нежная пища, бань-я и открытый путь в степь! Главное — корм; он весь в этом городе, потому что жителей и скота в узком междуречье не осталось, селения были брошены, а весь фураж, кроме этих последних куч сухой травы, вывезен урусами.
— Город богатый?
— Да, — Бурундай совсем помрачнел и наконец решился: — Они его не сдали.
Субудаи вперил в него неподвижный зрак, в котором стояло досадливое недоумение.
— В городе черная смерть? — догадался он.
— Нет.
— Бурундай поступил мудро. Урусы сделали вылазку, их было больше, и Бурундай ушел назад?
— Нет, вылазки нам навстречу сделать нельзя, а я не пытался взять город.
Бурундай все еще не осмеливался взглянуть на хозяина юрты, вождя похода и повелителя всех событий этой зимы. Он ожидал яростного вскрика или жеста, означающего конец разговора, последующего часа тревожного неведения и непредусмотримого решения внука Темучина сына Джучи, когда старец-воитель на свой лад преподнесет хану столь дерзкую весть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214
— Что же это были за реки?
— Слева — Серена с ее широкой поймой, но потом путь к ней пересекла долина другой реки— Клютомы. Справа же — Другусна.
— А что имеется в виду под заключительной точкой нашего второго вопросительного знака?
— Другусна и Клютома сближали да сближали свои долины, и вот при впадении в Жиздру их русла почти сливаются… Посмотрите на карту.
— Козельск!
— Он. Только этим маршрутом остатки орды могли выйти на Козельск!
— В самом деле-заключительная точка. Да какая! Но неужели никто из историков не проложил этого основного маршрута?
— Мне таких работ найти не удалось… Ипатьевская летопись, пренебрегая подробностями, пишет кратко, обобщенно и правильно о том, что Батый «поплени града Соуждальскиие и приде ко граду Козельскоу». В путеводителе Семенова-Тян-Шанского «Россия» верно указано южкое направление, но без подробностей, объясняющих выход орды на Козельск.
Редело войско, если эту медленную и беспорядочную цепочку спешившихся всадников с бредущими за ними костлявыми лошадьми еще можно было назвать войском. Вконец оголодали кони и обессилели люди. Изнывал от нетерпения и неизвестности внук Темучина сын Джучи. Устал Субудай, чьей главной задачей в этом исходе из урусских лесов стало сохранить чингизидов, коней, добычу, жизнь свою и своих сыновей.
И вот на пути подарок — нетронутый город, где можно отдохнуть, обсушиться-обогреться, подкормить коней. Из последних сил тянули они за своими хозяевами, бредущими по рыхлому, вязкому снегу.
Любознательный Читатель. Снег еще лежал?
— Его защищали от солнечных лучей здешние густые хвойные леса, задерживающие в средней полосе, даже по данным XIX века, окончательное исчезновение снежного покрова иногда до середины мая! Передовой отряд Субудая вышел к Козельску примерно 25 марта.
23
Субудай проснулся на рассвете и вышел из своей маленькой юрты, чтоб в третий раз за эту ночь малым облегчением нарушить монгольскую ясу. Делал он это украдкой, в густом кустарнике, однако неусыпные охранники ханской ставки все видели, но, жалея его, прощали ему обыкновенную стариковскую слабость.
Хорошее место для ставки! Большой лесной остров тут кончался. В редколесье и дальше, на белой открытой покатости, стояли нетронутые холмики хорошо просушенной пахучей травы, ласкающие глаз своей похожестью на степные юрты. Бурундай, правда, стравил своим коням две такие юрты, зато у других оставил охрану, чтоб отъелись прежде всего кони гвардии и ханской ставки. И тут же с двух сторон взгорка били из-под земли два вечных источника холодной и прозрачной воды, почти такой, какая гложет камни родных гор Субудая. Ручьи, проточившие снег до земли, растекались в разные стороны к этим сходящимся речным долинам, а вдоль них чуть дымились уснувшие ночью костры.
Редкое место! Есть пища для костров и коней, есть вода, и там, где светлеет небо, скоро появится над темной лесной гривой солнце, ослепительно засияет снег на покатости. Первозданную нетронутость ее портил только след Бурундая, у которого, знать, не совсем уж баранья голова, если он неделю назад выбрал такое место для ставки.
Субудаи совершил в ручье омовение рук и лица, чему он научился в другой далекой стране, и по возможности делал это время от времени, потому что его ровесиик-джурдже, которого он когда-то пощадил за втирания, умаляющие в спине боль, говорил, будто свежая вода, омывшая кожу, омолаживает человека на день или даже на два. Прежде чем войти в юрту, Субудаи еще раз оглядел взгорок, на котором стояла большая юрта внука Темучина сына Джучи, и белую покатость, зовущую на родину, навстречу солнцу, и заметил черную точку вдали-не гонец ли от Бурундая? Пора бы. Субудаи вошел в юрту, посреди которой уже была разостлана белая ткань, и слабеющие кривые ноги его сами привычно подогнулись подле.
Субудаи не думал, что этот последний город урусов так близко, — обычный разрыв в три дневных перехода его личные гонцы не успели преодолеть на ослабевших конях, их опередил Бурундай. Воины Бурундая заслужили свежую добычу, а их кони — лучшего корма, но случилось, кажется, то, чего так опасался Субудаи. Не дождавшись главных сил, Бурундай попытался, вырвавшись из леса, взять город с наскока, чтоб самому преподнести его внуку Темучина сыну Джучи. Не сумел, баранья голова, и потому сейчас сидит перед Субудаем, виновато молчит, ждет, когда его спросят о подробностях, а Субудаи, которому подробности были неинтересны, тоже молчит — пусть голодный и усталый Бурундай, добравшись за день и ночь до ханской ставки, сам все расскажет внуку Темучина сыну Джучи, когда тот проснется.
— Сколько сотен пало на стенах? — решил Субудаи задать единственный вопрос и тут же уточнил: — Сколько ты загубил воинов?
— Ни одного.
Субудаи крикнул, чтоб подавали мясо.
— Урусы оставили город?
— Нет.
— Сдали? — обрадовался Субудаи, даже не веря в такое счастье — впереди корм, рабы, нежная пища, бань-я и открытый путь в степь! Главное — корм; он весь в этом городе, потому что жителей и скота в узком междуречье не осталось, селения были брошены, а весь фураж, кроме этих последних куч сухой травы, вывезен урусами.
— Город богатый?
— Да, — Бурундай совсем помрачнел и наконец решился: — Они его не сдали.
Субудаи вперил в него неподвижный зрак, в котором стояло досадливое недоумение.
— В городе черная смерть? — догадался он.
— Нет.
— Бурундай поступил мудро. Урусы сделали вылазку, их было больше, и Бурундай ушел назад?
— Нет, вылазки нам навстречу сделать нельзя, а я не пытался взять город.
Бурундай все еще не осмеливался взглянуть на хозяина юрты, вождя похода и повелителя всех событий этой зимы. Он ожидал яростного вскрика или жеста, означающего конец разговора, последующего часа тревожного неведения и непредусмотримого решения внука Темучина сына Джучи, когда старец-воитель на свой лад преподнесет хану столь дерзкую весть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214