ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

В Польше политик, женатый во второй раз, может стать, самое большее, войтом в деревне. И то лишь в деревне близ Варшавы или Познани. А вот в окрестностях Кракова уже точно нет. Фишер даже пошутил, что во главе немецкого правительства сейчас стоят трое мужчин, у которых в сумме было одиннадцать жен. И похоже, так оно и есть. Шредер, когда стал канцлером, был женат уже в четвертый раз. В комментарии – а это было самое интересное в интервью – Фишер признал, что бег приводит его в состояние, близкое к эйфории. Все речи, произнесенные за последний год, он мысленно готовил во время бега. И еще он добавил, что не является исключением: большинство людей, регулярно занимающихся бегом, через некоторое время испытывают нечто наподобие наркотического возбуждения, а в этом состоянии обостряются чувства и язык становится метким и язвительным, что и нужно политику. Марцину запомнились из этого интервью многочисленные жены, а также наркотическое возбуждение бегуна. Вскоре оказалось, что и про жен, и про бег Фишер, хоть он и политик, не врал. Германский министр экономики Оскар Лафонтен добавил трех своих бывших жен и одну нынешнюю к одиннадцати, а наркотическое возбуждение бегуна оказалось реальным нейробиологическим явлением, которое открыл и подтвердил достоверными данными коллега Перт, американский физиолог Питер Фарелл. Он брал у бегунов кровь до и после интенсивного джоггинга. Оказалось, что как после оргазма, так и после бега уровень внутренних морфинов в крови исследуемых мужчин и женщин чуть ли не троекратно возрастает. То, что люди, кошки, мыши и блохи, будучи напуганными, в панике убегают, получило научное истолкование. Его бегство от Марты тоже.
Такая тесная – ибо дальше химических частиц пойти не удается – природная связь механизмов страха и сексуального влечения казалась ему странной. Он, электрик по образованию с политехническим дипломом, уж скорее связывал бы с сексуальным влечением не страх, а боль. Хотя, возможно, какая-нибудь очередная Перт уже связала их, только он об этом ничего не знает. Может быть, с половым влечением связана каждая эмоция. Глядя на рекламы в ярких, красочных журналах, вполне можно это предположить. Надо будет как-нибудь спросить об этом у Блажея. Во всяком случае, при воспоминании о сидящей перед ним Марте, счесывающей капли воды на обнаженную грудь, он ощутил не страх, а настоящую пронзительную боль. Неужели, черт побери, он до конца жизни обречен все соотносить с Мартой? Неужели эта женщина…
– Пан директор! – услышал он. – Вам звонят!
Марцин быстро прошел мимо вахтерши, стоящей в дверях музея, и стал торопливо подниматься на второй этаж.
– Пан директор, погодите! – остановил его голос вахтерши. – Какая-то женщина позвонила на мой номер и спрашивала про вас. Внутреннего вашего номера она не знала, а раз вы стояли на лестнице, я подумала, что не стоит переключать звонок к вам в кабинет. Если что-то важное, я попрошу ее…
– Спасибо, пани Ванда. Не стоит. Я поговорю с вашего телефона.
Он сбежал по лестнице и вошел в тесную каморку. Взял со стола склеенную грязным скотчем телефонную трубку:
– Слушаю. Чем я могу быть вам полезен?
– Марцин? – услышал он тихий, испуганный женский голос. – Почему тебя нет? Три дня уже нет… Может быть, я что-нибудь не то, не так сказала? Почему тебя нет? Ты всегда был… я так беспокоилась о тебе.
Не отнимая трубку от уха, он пинком закрыл дверь:
– Эмилия?
– Эмилия. Да. Эмилия.
– Я был в Гданьске.
Он чувствовал, как дергается правое веко, и ощущал сухость во рту. Марцин приник лбом к висящему над столиком календарю и изо всех сил прижал трубку к губам.
– Я был в Гданьске у Блажея и только что вернулся… Я не хотел тебя будить… что я говорю… В общем, я не хотел тебя…
– Но сегодня ты захочешь, правда?
– Было уже поздно. Я еще вчера так хотел все рассказать тебе, но Каролина прислала письмо, и я нашел в сети Я куба и стал читать, а он так красиво написал о ВТЦ, и я подумал, что хотел бы… – Это был поток незаконченных фраз, как у ребенка, который загулялся и хочет поскорее оправдаться перед родителями.
– Я буду сегодня ждать тебя.
– Эмилия…
В трубке зазвучали гудки.
– Подожди! Прошу тебя!
Несколько секунд Марцин молча смотрел на телефонную трубку. Он не мог поверить в только что произошедшее. Эмилия позвонила ему! Без предупреждения. «Какая-то женщина позвонила…» – вспомнил он слова вахтерши. Что за глупость! Эмилия – это не «какая-то женщина»!
Да, он иначе представлял этот момент. Более торжественным и праздничным. Это не должно было произойти в спешке, неожиданно, в мрачной каморке. Марцину хотелось, чтобы это случилось после спокойного дня, наполненного мыслями о ней, вечером, когда он будет один в полутемном кабинете. Для него это должно было быть жданным, а не неожиданным. Ожидаемым с радостным, напряженным нетерпением, с каким дети поглядывают украдкой во время рождественской трапезы на подарки под елкой.
Он был уверен, что наступит день, когда ему будет уже недостаточно – и ей тоже, верил он – только читать слова на экране компьютера, и он в конце концов уступит любопытству и желанию услышать, как, каким голосом она эти слова произносит. Но пока еще он не был готов и потому отодвигал этот момент. Вероятно, она тоже: в их разговорах ни разу не возникала просьба сообщить номер телефона. Очевидно, Эмилия нашла номер музея в телефонной книге.
Точно так же, совершенно по-другому, представлялся ему их первый разговор. Сколько раз он в мыслях проигрывал его! Он знал, что скажет вначале, о чем спросит и даже как спросит. Иногда он знал даже ее ответы. А теперь? Теперь он толком не помнит, что сказал ей минуту назад. Но зато помнит, какой у нее голос. Низкий, тихий, чувственный, встревоженный, скорее девичий, чем женский. И печальный. Точно такой, какой он и представлял. Единственное, чего он не ожидал, было характерное «р», раскатистое, грассирующее. Такое явно французское.
В принципе этого-то он должен был ожидать. После пяти лет учебы на романском факультете, оконченного с отличием, должно было остаться горловое, грассирующее «р». Он ведь, как только узнал, чем профессионально занимается Эмилия, стал учить французский. Ей он, правда, в этом не признался и еще какое-то время не признается. Он купил в книжном на рынке учебники, кассеты для автомашины, компакт-диски для дома и кабинета и каждый день читает, делает все заданные упражнения, слушает и повторяет произношение, заучивает наизусть слова и громко произносит их. «Р» у него еще кошмарное. Но он работает над ним. Учится в машине, вечером в музее, дома перед сном. Однажды он напишет ей длинное письмо на французском. Не какой-нибудь там мейл! Настоящее письмо! Которое можно взять в руки, погладить, понюхать, облить вином или жасминовым чаем, прикоснуться губами, спрятать под подушку или в коробку, перевязанную ленточкой, положить в сумку, омочить слезами или порвать в клочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77