Топтуна, который в это время принимал телефонные звонки, к себе не допускал. Ленку — тоже.
Ещё секунду назад на экране метались испанские футболисты, стремясь сравнять счёт, а теперь уже два огромных негра наносили друг другу зубодробительные удары. Потом стройные пловчихи синхронно задирали вверх ноги. И снова футбол.
Ни разу Ленке и в голову не могло придти, что она вышла замуж за любителя спортивных зрелищ.
Как-то, потеряв терпение, она встала перед ним, загородив экран.
— Что происходит? — спросила Ленка. — Что с тобой происходит?
— Я отдыхаю после работы, — сквозь зубы процедил Федор Фёдорович. — У меня тяжёлая работа. Не мешай.
Она выбежала, пряча лицо.
Утром муж вскакивал, в глазах обнаруживался прежний стальной блеск, бежал в бассейн, до третьего пота выжимал рукоятки тренажёра, принимал душ и садился завтракать — с овсяной кашей, блюдцем кураги и земляники, чашкой зелёного чая. Когда же появлялся адъютант и с еле слышным шёпотом протягивал ему телефон, муж менялся на глазах.
Лицо становилось бледным, он брал трубку и говорил:
— Слушаю.
Однажды Ленка спросила:
— Тебе трудно?
Он ответил с неожиданной искренностью, не бывшей между ними уже давно:
— Я никогда не мог представить себе, что это такой кошмар.
— Но ты же служишь.
— Кому? — горько спросил он.
— Ну… Стране… России.
— Я не знаю, что это, — признался Федор Фёдорович. — Я не знаю, что ей нужно. А те, кто знают, — не говорят.
Он, притянув к себе, взлохматил ей волосы. Но тут вошёл адъютант, и всё закончилось, не начавшись.
Ленка как-то чуть было не сказала мужу: «Брось все, это не твоё», но вовремя спохватилась. Не потому даже, что с этой работы не уходят просто так. А потому, что вспомнила, как в точности эти же слова были сказаны ею Серёжке Терьяну перед роковой поездкой в Питер. Какая-то большая беда придвинулась совсем вплотную, и называть её по имени было страшно.
Тем более важно стало для Ленки увидеть хоть кого-то из прошлого, получить подпитку и поддержку.
Она не могла сама позвонить Марии. Но круг её пристрастий был известен. И Ленка решила появляться в местах, где Мария бывает чаще всего. Вот так и получилось, что они встретились.
Шеф протокола и начальник Федеральной службы охраны наперебой требовали, чтобы Елена Леонидовна загодя сообщала о культурных и иных объектах, которые намерена посетить. Потому что необходимо выявить круг возможного общения, заблаговременно выслать группу охраны… Приготовиться и подготовить что положено.
Когда Ленка в первый раз сказала, что хотела бы пообедать в ресторане «Пушкин», расстарались на славу. В дверь она вошла через коридор из кремлёвских охранников, оттеснивших обалдевшего швейцара в ливрее. Перекрытая бравыми людьми в штатском лестница оказалась пуста, а третий этаж, куда Ленку сопроводил ещё один страж, загодя очистили от публики. Ленка разозлилась, меню смотреть не стала. Спросила чашку чая, просидела над ней с полчаса и ушла, решив пожаловаться мужу.
— А что это тебя в «Пушкин» потянуло? — подозрительно спросил Эф Эф. — И потом. Существует установленный порядок. Его никто изменить не может, даже я. Люди отвечают за своё дело.
— То-то они пол-Москвы перекрывают, когда начальство едет, — парировала Ленка. — Я вроде не слышала, чтобы за это кто-нибудь ответил. Понимаю, конечно, ты меня из дворняжек взял, в высоких материях не очень разбираюсь… Только все ужас как противно. Ты прямо как Брежнев, только молодой…
Федор Фёдорович покраснел от гнева, но сдержался.
— Ты и вправду пока ещё мало в чём разбираешься, — сказал он. — Давай договоримся. Ты считаешь, что мне нужна мишура? Сейчас решается исключительно серьёзная задача будущего государственного устройства. Чтобы она решилась успешно, по десяти, двадцати, по сотне позиций должен быть достигнут успех. А чтобы все провалить, достаточно одного дурацкого промаха. В том числе и по обеспечению безопасности.
— Я ведь сказала, что мало в чём разбираюсь. В том числе и в дурацкой благотворительности, которой ты меня заставил заниматься. Я только хочу сказать, что либо я должна сидеть здесь, в Горках, взаперти, либо давай думать, как я могу нормально бывать, где мне хочется. Без вселенского шмона и зачистки ресторана. В конце концов, если уж речь идёт о вселенских проблемах, ты своим охранникам на все сто доверяешь? Почему я им должна за сутки сообщать, куда хочу поехать? Их же целая армия. Пусть будут человека два, но надёжных, сядут, скажем, за соседним столиком, возьмут кофе и делают своё дело, за которое отвечают. И люди, между прочим, раздражаться не будут. Вот, скажут, мы тут зашли перекусить, а за соседним столиком супруга самого большого начальника спокойно и демократично чай пьёт. Так можно? Потому что если нет, то я больше из дома ни ногой! И ни в какие детские дома не поеду, гори они огнём, всё равно никто ничего сделать не может. Сплошная показуха.
Ленка никогда не думала, что ключевая, по инфокаровским меркам, должность советника, на которой Федор Фёдорович верой и правдой отпахал не один год, наложила на него неизгладимый отпечаток, раз и навсегда отбив навык принятия самостоятельных решений. На своём высоком посту он уже никому советовать не мог, мог только приказывать. А это у бывшего полковника получалось не так чтобы очень. Поэтому он и не приказывал, а все ещё советовал, но облекал это в промежуточную форму поручения.
Понятно, что подобный стиль общения у людей, привыкших к железной государственной дисциплине, вряд ли найдёт понимание, но пока холопы лишь недоуменно перешёптывались за спиной.
Как-то Ленка включила телевизор. Там показывали старый фильм «Член правительства», и замшелый враг народа зловещим шёпотом говорил Вере Марецкой:
— А там тебе придётся формулировать в письменном виде. Ты знаешь, что такое — формулировать в письменном виде?
И Ленке стало жалко мужа, взвалившего на неприспособленного себя неизвестную ей, но фантастически тяжёлую ношу.
Скорее всего, он в очередной раз нечто посоветовал или поручил, потому что ситуация с охраной резко изменилась. Людей больше не разгоняли, шоу с живыми коридорами не устраивали, а дали Ленке четверых в сопровождение. Двое минут за пятнадцать оказывались на объекте, все готовили к её появлению, а другие двое провожали до столика и тихо удалялись на приличное расстояние, чтобы не мозолить глаза, но быть наготове.
Выиграв этот раунд, Ленка выждала приличное время и сменила точку дислокации. Вместо осточертевшего и ей, и охране «Пушкина», и так уже сверх всякой меры прославленного журналистами в качестве любимого ресторана супруги и. о. первого человека государства, она переместилась на Чистые Пруды. Помимо известного нам ресторана «Ностальжи», там имелось ещё одно место, где Мария появлялась более или менее регулярно, — церковь Федора Стратилата в Архангельском переулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Ещё секунду назад на экране метались испанские футболисты, стремясь сравнять счёт, а теперь уже два огромных негра наносили друг другу зубодробительные удары. Потом стройные пловчихи синхронно задирали вверх ноги. И снова футбол.
Ни разу Ленке и в голову не могло придти, что она вышла замуж за любителя спортивных зрелищ.
Как-то, потеряв терпение, она встала перед ним, загородив экран.
— Что происходит? — спросила Ленка. — Что с тобой происходит?
— Я отдыхаю после работы, — сквозь зубы процедил Федор Фёдорович. — У меня тяжёлая работа. Не мешай.
Она выбежала, пряча лицо.
Утром муж вскакивал, в глазах обнаруживался прежний стальной блеск, бежал в бассейн, до третьего пота выжимал рукоятки тренажёра, принимал душ и садился завтракать — с овсяной кашей, блюдцем кураги и земляники, чашкой зелёного чая. Когда же появлялся адъютант и с еле слышным шёпотом протягивал ему телефон, муж менялся на глазах.
Лицо становилось бледным, он брал трубку и говорил:
— Слушаю.
Однажды Ленка спросила:
— Тебе трудно?
Он ответил с неожиданной искренностью, не бывшей между ними уже давно:
— Я никогда не мог представить себе, что это такой кошмар.
— Но ты же служишь.
— Кому? — горько спросил он.
— Ну… Стране… России.
— Я не знаю, что это, — признался Федор Фёдорович. — Я не знаю, что ей нужно. А те, кто знают, — не говорят.
Он, притянув к себе, взлохматил ей волосы. Но тут вошёл адъютант, и всё закончилось, не начавшись.
Ленка как-то чуть было не сказала мужу: «Брось все, это не твоё», но вовремя спохватилась. Не потому даже, что с этой работы не уходят просто так. А потому, что вспомнила, как в точности эти же слова были сказаны ею Серёжке Терьяну перед роковой поездкой в Питер. Какая-то большая беда придвинулась совсем вплотную, и называть её по имени было страшно.
Тем более важно стало для Ленки увидеть хоть кого-то из прошлого, получить подпитку и поддержку.
Она не могла сама позвонить Марии. Но круг её пристрастий был известен. И Ленка решила появляться в местах, где Мария бывает чаще всего. Вот так и получилось, что они встретились.
Шеф протокола и начальник Федеральной службы охраны наперебой требовали, чтобы Елена Леонидовна загодя сообщала о культурных и иных объектах, которые намерена посетить. Потому что необходимо выявить круг возможного общения, заблаговременно выслать группу охраны… Приготовиться и подготовить что положено.
Когда Ленка в первый раз сказала, что хотела бы пообедать в ресторане «Пушкин», расстарались на славу. В дверь она вошла через коридор из кремлёвских охранников, оттеснивших обалдевшего швейцара в ливрее. Перекрытая бравыми людьми в штатском лестница оказалась пуста, а третий этаж, куда Ленку сопроводил ещё один страж, загодя очистили от публики. Ленка разозлилась, меню смотреть не стала. Спросила чашку чая, просидела над ней с полчаса и ушла, решив пожаловаться мужу.
— А что это тебя в «Пушкин» потянуло? — подозрительно спросил Эф Эф. — И потом. Существует установленный порядок. Его никто изменить не может, даже я. Люди отвечают за своё дело.
— То-то они пол-Москвы перекрывают, когда начальство едет, — парировала Ленка. — Я вроде не слышала, чтобы за это кто-нибудь ответил. Понимаю, конечно, ты меня из дворняжек взял, в высоких материях не очень разбираюсь… Только все ужас как противно. Ты прямо как Брежнев, только молодой…
Федор Фёдорович покраснел от гнева, но сдержался.
— Ты и вправду пока ещё мало в чём разбираешься, — сказал он. — Давай договоримся. Ты считаешь, что мне нужна мишура? Сейчас решается исключительно серьёзная задача будущего государственного устройства. Чтобы она решилась успешно, по десяти, двадцати, по сотне позиций должен быть достигнут успех. А чтобы все провалить, достаточно одного дурацкого промаха. В том числе и по обеспечению безопасности.
— Я ведь сказала, что мало в чём разбираюсь. В том числе и в дурацкой благотворительности, которой ты меня заставил заниматься. Я только хочу сказать, что либо я должна сидеть здесь, в Горках, взаперти, либо давай думать, как я могу нормально бывать, где мне хочется. Без вселенского шмона и зачистки ресторана. В конце концов, если уж речь идёт о вселенских проблемах, ты своим охранникам на все сто доверяешь? Почему я им должна за сутки сообщать, куда хочу поехать? Их же целая армия. Пусть будут человека два, но надёжных, сядут, скажем, за соседним столиком, возьмут кофе и делают своё дело, за которое отвечают. И люди, между прочим, раздражаться не будут. Вот, скажут, мы тут зашли перекусить, а за соседним столиком супруга самого большого начальника спокойно и демократично чай пьёт. Так можно? Потому что если нет, то я больше из дома ни ногой! И ни в какие детские дома не поеду, гори они огнём, всё равно никто ничего сделать не может. Сплошная показуха.
Ленка никогда не думала, что ключевая, по инфокаровским меркам, должность советника, на которой Федор Фёдорович верой и правдой отпахал не один год, наложила на него неизгладимый отпечаток, раз и навсегда отбив навык принятия самостоятельных решений. На своём высоком посту он уже никому советовать не мог, мог только приказывать. А это у бывшего полковника получалось не так чтобы очень. Поэтому он и не приказывал, а все ещё советовал, но облекал это в промежуточную форму поручения.
Понятно, что подобный стиль общения у людей, привыкших к железной государственной дисциплине, вряд ли найдёт понимание, но пока холопы лишь недоуменно перешёптывались за спиной.
Как-то Ленка включила телевизор. Там показывали старый фильм «Член правительства», и замшелый враг народа зловещим шёпотом говорил Вере Марецкой:
— А там тебе придётся формулировать в письменном виде. Ты знаешь, что такое — формулировать в письменном виде?
И Ленке стало жалко мужа, взвалившего на неприспособленного себя неизвестную ей, но фантастически тяжёлую ношу.
Скорее всего, он в очередной раз нечто посоветовал или поручил, потому что ситуация с охраной резко изменилась. Людей больше не разгоняли, шоу с живыми коридорами не устраивали, а дали Ленке четверых в сопровождение. Двое минут за пятнадцать оказывались на объекте, все готовили к её появлению, а другие двое провожали до столика и тихо удалялись на приличное расстояние, чтобы не мозолить глаза, но быть наготове.
Выиграв этот раунд, Ленка выждала приличное время и сменила точку дислокации. Вместо осточертевшего и ей, и охране «Пушкина», и так уже сверх всякой меры прославленного журналистами в качестве любимого ресторана супруги и. о. первого человека государства, она переместилась на Чистые Пруды. Помимо известного нам ресторана «Ностальжи», там имелось ещё одно место, где Мария появлялась более или менее регулярно, — церковь Федора Стратилата в Архангельском переулке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126