— Я думала об этом задолго до сегодняшнего вечера. Смотри. — Она указала на пакет, что стоял на столе у дивана. — Я прихватила с собой бутылку вина. Она дожидалась своего момента целую неделю. Я думала, что однажды, когда мы засидимся на работе…
Она взмахнула рукой и этим, казалось, обрубила нить, связующую нас, я же, как мне представилось, незаметно отступил.
— Бекки, я очень тронут, и меня ужасно тянет к тебе, но я не могу воспользоваться ситуацией, потому что все еще нуждаюсь в твоей помощи больше, чем… в наслаждении, которое ты хочешь мне доставить.
Она рассмеялась над моим словесным оборотом. Она выглядела растерянной, но смех спасал ее. Она совладала со своими чувствами и заговорила спокойно, скрестив руки на груди, что можно было оценить как конец нашей близости.
— Почему бы нам не совместить и то и другое?
Я не стал подбирать слова, а ответил прямо.
— Я привлек тебя к этому делу, потому что доверяю, мы ведь раньше не работали вместе. Все, на кого я полагался, подвели меня. Физическая близость свяжет нас, возникнет личный контакт. Я не смогу тебе больше доверять.
Тревога отразилась на ее лице.
— Вот по каким законам ты существуешь? — спросила она.
— Последнее время — да.
Я лукавил. Дело было в другом. Я оказался в идиотском положении. Я уже сейчас жалел об отказе. Но раскаяние в любом случае овладело бы мною. Приблизив Бекки к себе, я бы томился от обмана, ибо она не смогла бы рассеять мое одиночество. Я бы использовал ее. Неизбежно настала бы разлука, и Бекки поняла бы, что я растратил ее молодость. Хуже того, она бы, подобно мне сейчас, предпочла бы работу всему остальному. И даже если бы она не возненавидела меня за это, я бы никогда не простил себя.
Мы помолчали. Бекки уставилась в потолок, не размыкая скрещенных рук.
— Я сейчас ускользну под покровом ночи, и мы сделаем вид, что ничего не произошло, — прошептала она. Беспечный тон выдавал ее готовность разрыдаться.
Я взял ее за руку.
— Я рад, что ты пришла, — сказал я. — Ты мне правда нужна. Это дело очень сложное. Только с тобой я могу быть откровенным. Останемся партнерами?!
Я говорил негромко, и она так же тихо ответила:
— Хорошо.
Я включил свет. Бекки выглядела прелестно. На ней было платье, не слишком роскошное, но и не из тех деловых костюмов, к которым я привык. Она чувствовала себя скованно. А я, как неисправимый эгоист, не отпускал ее, она действительно была мне необходима. Мне нужен был совет. И первое же мною произнесенное слово, мой жест в сторону лежащих на столе документов, разрушил атмосферу вечера. Бекки как-то сникла и все свое внимание сосредоточила на бумагах. Доставая блокнот, она нечаянно задела мою руку и не заметила этого. Мы были настоящими юристами, позже подумал я. Романтика — романтикой, но дело прежде всего.
— Просто задавай вопросы, — говорила Бекки оживленно. — Мы не можем проиграть. Если они позволят нам углубиться в это, поведай его историю. Присяжные заинтересуются, я гарантирую. Сорокатрехлетний мужчина, Ни разу не имевший серьезных отношений с женщиной?
— Может, он придет в суд с подружкой? — предположил я.
— Если так, мы вызовем ее в качестве свидетеля, — вышла из положения Бекки.
Я засмеялся, машинально дотронулся до ее руки и отдернул ее прежде, чем она успела среагировать. Мы сварили кофе. Запечатанная бутылка вина все еще стояла на краю стола, как укор нашей беспечности.
Правда заключалась в том, что меня больше влекло к ней во время нашего спора, чем когда я обнимал ее. Это напомнило мне старые времена с Линдой. Мне хотелось дотронуться до Бекки, спросить, не утратило ли силу ее предложение. Разум не дал волю чувствам. Я не желал двусмысленности в отношениях.
— Нам надо поговорить, — сказал по телефону Остин Пейли.
— Хорошо. В офисе твоего адвоката? Или в моем?
— Нет. Это очень личное. — Он говорил тихо, я бы сказал, преодолевая отчаяние, это было не похоже на его обычный развязный тон.
Он удивил меня, дав адрес дома, где я никогда не бывал, на южной окраине города.
— Что это за место? — спросил я.
— Дом, о котором никто не знает.
— Остин. Скажи, зачем я тебе нужен.
Наступило молчание. Остин, похоже, что-то скрывал от меня.
— Марк, ты действительно думаешь, что тебя встретит убийца? Или голая шлюха? Скажи своему заместителю, куда направляешься, или кому-то другому, кому можно доверять. Но не заходи дальше. И приходи один.
— Ты не сказал зачем.
— Потому что ты хочешь знать правду, — сказал он.
Как всегда, уходить из здания суда в дневное время доставляло мне удовольствие, сопряженное с чувством вины. Здание суда — мой дом, более чем любое другое здание в моей жизни, но здесь мне постоянно нужно работать. Я уезжал с чувством мальчишки, прогуливающего школу. В эту среду погода наконец изменилась, наступила осень, характерная для юга Техаса.
Воздух не потерял утренней свежести, но солнце пригревало. Днем стояла почти летняя погода, не слишком жаркая. Дети к полудню стаскивали надетые утром свитера.
Я крутился на машине, пытаясь отыскать дом в лабиринте улиц, столь характерном для Сан-Антонио, где улица имеет два названия: в начале и конце — или, располагаясь параллельно другой улице, вдруг изгибается и утыкается в нее. Везде тупики. Один из таких тупиков оказался искомым: короткая и узкая улица с восемью домами, по четыре на каждой стороне. Нужный мне оказался в конце, крошечный деревянный домишко с покосившейся верандой. Дом был не лучше окружавших его построек. Его не мешало бы покрасить; давно немытые окна вполне обходились без занавесок.
Я предположил, что это было одно из многих пристанищ Остина, логовищ, которые он устраивал по всему городу, чтобы заманивать туда детей. Я не мог представить его в таком месте.
Но он действительно был там. Прежде чем я постучал, дверь со скрипом распахнулась. За ней стоял Остин, в таком виде я его еще не заставал: он был одет по-домашнему. На нем были брюки, желтая рубашка с открытым воротом и коричневые тапочки на босу ногу. Желтый цвет не шел Остину. Он, казалось, поглощал соки лица, из-за чего Остин выглядел изнуренным. Даже его улыбка не была сердечной. Он походил на свою неудачную копию.
— Марк. Проходи. Извини за обстановку. Ни к чему не притрагивайся, подцепишь заразу.
Он не пожал мне руки, но в остальном был гостеприимен, пригласил меня в темную гостиную, загроможденную старомодной мебелью, среди которой выделялось потрепанное массивное кресло и деревянные стулья с накидками. Дневной свет остался за дверьми. В маленькой комнатке как будто царила ночь. Остин включил торшер, слабый свет только подчеркнул его бледность.
Мне не приходило в голову, что Остин мог быть болен или напуган. Я привык думать о его двуличии. Он просто надел соответствующую маску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Она взмахнула рукой и этим, казалось, обрубила нить, связующую нас, я же, как мне представилось, незаметно отступил.
— Бекки, я очень тронут, и меня ужасно тянет к тебе, но я не могу воспользоваться ситуацией, потому что все еще нуждаюсь в твоей помощи больше, чем… в наслаждении, которое ты хочешь мне доставить.
Она рассмеялась над моим словесным оборотом. Она выглядела растерянной, но смех спасал ее. Она совладала со своими чувствами и заговорила спокойно, скрестив руки на груди, что можно было оценить как конец нашей близости.
— Почему бы нам не совместить и то и другое?
Я не стал подбирать слова, а ответил прямо.
— Я привлек тебя к этому делу, потому что доверяю, мы ведь раньше не работали вместе. Все, на кого я полагался, подвели меня. Физическая близость свяжет нас, возникнет личный контакт. Я не смогу тебе больше доверять.
Тревога отразилась на ее лице.
— Вот по каким законам ты существуешь? — спросила она.
— Последнее время — да.
Я лукавил. Дело было в другом. Я оказался в идиотском положении. Я уже сейчас жалел об отказе. Но раскаяние в любом случае овладело бы мною. Приблизив Бекки к себе, я бы томился от обмана, ибо она не смогла бы рассеять мое одиночество. Я бы использовал ее. Неизбежно настала бы разлука, и Бекки поняла бы, что я растратил ее молодость. Хуже того, она бы, подобно мне сейчас, предпочла бы работу всему остальному. И даже если бы она не возненавидела меня за это, я бы никогда не простил себя.
Мы помолчали. Бекки уставилась в потолок, не размыкая скрещенных рук.
— Я сейчас ускользну под покровом ночи, и мы сделаем вид, что ничего не произошло, — прошептала она. Беспечный тон выдавал ее готовность разрыдаться.
Я взял ее за руку.
— Я рад, что ты пришла, — сказал я. — Ты мне правда нужна. Это дело очень сложное. Только с тобой я могу быть откровенным. Останемся партнерами?!
Я говорил негромко, и она так же тихо ответила:
— Хорошо.
Я включил свет. Бекки выглядела прелестно. На ней было платье, не слишком роскошное, но и не из тех деловых костюмов, к которым я привык. Она чувствовала себя скованно. А я, как неисправимый эгоист, не отпускал ее, она действительно была мне необходима. Мне нужен был совет. И первое же мною произнесенное слово, мой жест в сторону лежащих на столе документов, разрушил атмосферу вечера. Бекки как-то сникла и все свое внимание сосредоточила на бумагах. Доставая блокнот, она нечаянно задела мою руку и не заметила этого. Мы были настоящими юристами, позже подумал я. Романтика — романтикой, но дело прежде всего.
— Просто задавай вопросы, — говорила Бекки оживленно. — Мы не можем проиграть. Если они позволят нам углубиться в это, поведай его историю. Присяжные заинтересуются, я гарантирую. Сорокатрехлетний мужчина, Ни разу не имевший серьезных отношений с женщиной?
— Может, он придет в суд с подружкой? — предположил я.
— Если так, мы вызовем ее в качестве свидетеля, — вышла из положения Бекки.
Я засмеялся, машинально дотронулся до ее руки и отдернул ее прежде, чем она успела среагировать. Мы сварили кофе. Запечатанная бутылка вина все еще стояла на краю стола, как укор нашей беспечности.
Правда заключалась в том, что меня больше влекло к ней во время нашего спора, чем когда я обнимал ее. Это напомнило мне старые времена с Линдой. Мне хотелось дотронуться до Бекки, спросить, не утратило ли силу ее предложение. Разум не дал волю чувствам. Я не желал двусмысленности в отношениях.
— Нам надо поговорить, — сказал по телефону Остин Пейли.
— Хорошо. В офисе твоего адвоката? Или в моем?
— Нет. Это очень личное. — Он говорил тихо, я бы сказал, преодолевая отчаяние, это было не похоже на его обычный развязный тон.
Он удивил меня, дав адрес дома, где я никогда не бывал, на южной окраине города.
— Что это за место? — спросил я.
— Дом, о котором никто не знает.
— Остин. Скажи, зачем я тебе нужен.
Наступило молчание. Остин, похоже, что-то скрывал от меня.
— Марк, ты действительно думаешь, что тебя встретит убийца? Или голая шлюха? Скажи своему заместителю, куда направляешься, или кому-то другому, кому можно доверять. Но не заходи дальше. И приходи один.
— Ты не сказал зачем.
— Потому что ты хочешь знать правду, — сказал он.
Как всегда, уходить из здания суда в дневное время доставляло мне удовольствие, сопряженное с чувством вины. Здание суда — мой дом, более чем любое другое здание в моей жизни, но здесь мне постоянно нужно работать. Я уезжал с чувством мальчишки, прогуливающего школу. В эту среду погода наконец изменилась, наступила осень, характерная для юга Техаса.
Воздух не потерял утренней свежести, но солнце пригревало. Днем стояла почти летняя погода, не слишком жаркая. Дети к полудню стаскивали надетые утром свитера.
Я крутился на машине, пытаясь отыскать дом в лабиринте улиц, столь характерном для Сан-Антонио, где улица имеет два названия: в начале и конце — или, располагаясь параллельно другой улице, вдруг изгибается и утыкается в нее. Везде тупики. Один из таких тупиков оказался искомым: короткая и узкая улица с восемью домами, по четыре на каждой стороне. Нужный мне оказался в конце, крошечный деревянный домишко с покосившейся верандой. Дом был не лучше окружавших его построек. Его не мешало бы покрасить; давно немытые окна вполне обходились без занавесок.
Я предположил, что это было одно из многих пристанищ Остина, логовищ, которые он устраивал по всему городу, чтобы заманивать туда детей. Я не мог представить его в таком месте.
Но он действительно был там. Прежде чем я постучал, дверь со скрипом распахнулась. За ней стоял Остин, в таком виде я его еще не заставал: он был одет по-домашнему. На нем были брюки, желтая рубашка с открытым воротом и коричневые тапочки на босу ногу. Желтый цвет не шел Остину. Он, казалось, поглощал соки лица, из-за чего Остин выглядел изнуренным. Даже его улыбка не была сердечной. Он походил на свою неудачную копию.
— Марк. Проходи. Извини за обстановку. Ни к чему не притрагивайся, подцепишь заразу.
Он не пожал мне руки, но в остальном был гостеприимен, пригласил меня в темную гостиную, загроможденную старомодной мебелью, среди которой выделялось потрепанное массивное кресло и деревянные стулья с накидками. Дневной свет остался за дверьми. В маленькой комнатке как будто царила ночь. Остин включил торшер, слабый свет только подчеркнул его бледность.
Мне не приходило в голову, что Остин мог быть болен или напуган. Я привык думать о его двуличии. Он просто надел соответствующую маску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105