— Все хорошо.
Он, наверно, впервые плакал на глазах у посторонних, впервые после тех ночей в темноте. Он ужасно очерствел с тех пор, но душа оставалась живой. Томми нужен был не друг, а отец. Отец, который не будет толкать его во взрослый мир.
Я подумал о Дэвиде, мне показалось, что в последнюю нашу встречу этот мальчик в смокинге страстно желал, загнав эту мысль глубоко внутрь, чтобы его защищали, о нем заботились.
Я прижимал Томми к груди, загораживая его не только от Остина, но и ото всех в зале, пока его рыдания не затихли. Томми еще не был потерян. Я мог спасти его, но только с его помощью.
— Томми, — сказал я, хватая его за руку. Он испуганно взглянул на меня, губы сжаты. — Расскажи этим людям, что произошло.
— Мне придется протестовать, ваша честь, — спокойно произнес Элиот. — Мы не видим свидетеля, потому что прокурор загораживает его, обвиняемый лишен права смотреть на свидетеля. И кажется, окружной прокурор оказывает давление на Томми.
«Острый взгляд, Элиот». Пока он говорил, я сжимал руку Томми и потом произнес:
— Расскажи им правду.
Я вернулся на свое место.
Томми выглядел пугающе спокойным. Он смотрел на меня, как я и просил его, готовя к сегодняшнему заседанию на прошлой неделе. Я утвердительно кивнул.
— Уолдо все-таки вернулся в тот дом?
— Да, — отчетливо ответил Томми. Он неотрывно смотрел на меня.
— Через какое время?
— Не знаю.
— Через неделю? — спросил я. — Через месяц? Год?
— Через несколько дней, — сказал Томми.
Три, четыре, пять дней болезненного напряжения, мучительных догадок, навсегда ли бросил его друг.
— Ты был рад снова его увидеть?
— Да. — Можно было представить себе восторг Томми, когда он понял, что его друг вернулся, но сейчас в суде он не улыбался.
— Что вы делали вместе? — спросил я.
— То, что делают друзья: катались на машине, разговаривали, смеялись над анекдотами.
Остин дотрагивался до его руки или ноги, и Томми тут же пугался, но касания были невинными.
— Что-то еще произошло?
— Нет! — выпалил Томми.
Это была правда.
— Ты продолжал видеться с обвиняемым?
— Да.
Я рискнул.
— Тогда давай поговорим о том самом дне. Ты понимаешь, какой день я имею в виду, Томми. Какое это было число? Первый раз?
Томми не пришлось долго раздумывать. Он сглотнул, но лишь потому, что его голос еще не окреп. Он смотрел на меня, отвечая на вопрос.
— Двадцать третье мая, — сказал он. — Тысяча девятьсот девяностого года.
— Ты пошел к дому?
— Да.
— Ты пошел туда в первый раз?
— О нет. Я был там… много раз прежде.
— Ты уже разговаривал с Остином с глазу на глаз?
— Да.
— Он тебе нравился, Томми?
— Да, — снова сказал он.
Ответ на этот простой вопрос снова чуть не заставил его разрыдаться.
— Как он обращался с тобой?
Томми задумался.
— Он говорил со мной так, будто ему было интересно, о чем я думал. Иногда это было заметно, когда говорил кто-то другой, Уолдо как будто подмигивал: «Слушай! Что за дурень!» Мы смеялись, а все остальные не понимали, в чем дело.
Томми выдал все это как ребенок, рассказывающий про свое последнее увлечение.
— Так в тот день, двадцать третьего мая, когда ты пошел к дому, Уолдо был снаружи?
— Нет.
— Там играли другие дети?
— Нет. — Томми казался озадаченным.
— Что ты сделал?
— Я хотел вернуться домой. Но вместо этого постучал в дверь, просто чтобы… — он пожал плечами, — он открыл дверь и сказал, что ждал меня.
— В доме был кто-то еще?
— Нет.
— Как выглядел дом изнутри?
Томми наморщил нос.
— Было похоже, что там никто не живет. Там стоял диван и несколько складных стульев, вот и все. Я спросил Уолдо, не хочет ли он купить мебель, но он только засмеялся.
— Что вы там делали?
— Мы разговаривали, играли в игры. Другие дети стучали в дверь, но Уолдо не пустил их. Мы стояли у двери и как заговорщики шептались.
— Как он объяснил, что не хочет их впускать?
— Просто нам одним было хорошо.
— Вы остались дома?
— Уолдо все говорил, что слишком жарко, чтобы что-то делать во дворе.
— Было жарко?
— Пожалуй.
— Ты помнишь, что на тебе было надето?
— Шорты, по-моему, и майка. В общем, то, что я всегда надеваю после школы.
— Где были твои родители, Томми?
— Они еще не пришли с работы к тому времени.
— Но ты был дома.
— Обычно я оставался на продленку после школы, но иногда, два раза в неделю, приходила няня, которая присматривала за мной, пока папа и мама не придут с работы.
— Но она отпускала тебя играть на улицу?
— Да.
Родители Томми сидели в зале. Я не повернулся, чтобы посмотреть, как они отреагировали, и Томми не обернулся назад. Возможно, среди публики были родители, которые почувствовали себя виноватыми, может быть, даже среди присяжных.
— В чем был Уолдо? — спросил я.
— Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.
— Вы куда-нибудь выходили в тот день?
— Через некоторое время Уолдо сказал: «Я знаю, что мы будем делать» — и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.
— Ты пошел с ним?
— Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.
Томми выглядел смущенным.
— Что он надел?
— Шорты и рубашку.
— И что было дальше?
— Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.
— Там был кто-то еще?
— Нет. На доме висела табличка, что он продается.
— Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?
— О нет, — сказал Томми.
Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.
— Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.
— Это дом обвиняемого?
— Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.
— Но он знал, где что находится.
— О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.
— А потом что вы делали?
Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.
— Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.
— И?
— Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «В чем дело?», и я тоже снял одежду. — Он скрестил руки. — Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.
— Там были соседи?
— Вокруг дома была высокая ограда.
Я кивнул.
— Вы купались?
— Да.
— Тебе понравилось?
Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.
— Да, — наконец сказал он, потупив взгляд. — Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Он, наверно, впервые плакал на глазах у посторонних, впервые после тех ночей в темноте. Он ужасно очерствел с тех пор, но душа оставалась живой. Томми нужен был не друг, а отец. Отец, который не будет толкать его во взрослый мир.
Я подумал о Дэвиде, мне показалось, что в последнюю нашу встречу этот мальчик в смокинге страстно желал, загнав эту мысль глубоко внутрь, чтобы его защищали, о нем заботились.
Я прижимал Томми к груди, загораживая его не только от Остина, но и ото всех в зале, пока его рыдания не затихли. Томми еще не был потерян. Я мог спасти его, но только с его помощью.
— Томми, — сказал я, хватая его за руку. Он испуганно взглянул на меня, губы сжаты. — Расскажи этим людям, что произошло.
— Мне придется протестовать, ваша честь, — спокойно произнес Элиот. — Мы не видим свидетеля, потому что прокурор загораживает его, обвиняемый лишен права смотреть на свидетеля. И кажется, окружной прокурор оказывает давление на Томми.
«Острый взгляд, Элиот». Пока он говорил, я сжимал руку Томми и потом произнес:
— Расскажи им правду.
Я вернулся на свое место.
Томми выглядел пугающе спокойным. Он смотрел на меня, как я и просил его, готовя к сегодняшнему заседанию на прошлой неделе. Я утвердительно кивнул.
— Уолдо все-таки вернулся в тот дом?
— Да, — отчетливо ответил Томми. Он неотрывно смотрел на меня.
— Через какое время?
— Не знаю.
— Через неделю? — спросил я. — Через месяц? Год?
— Через несколько дней, — сказал Томми.
Три, четыре, пять дней болезненного напряжения, мучительных догадок, навсегда ли бросил его друг.
— Ты был рад снова его увидеть?
— Да. — Можно было представить себе восторг Томми, когда он понял, что его друг вернулся, но сейчас в суде он не улыбался.
— Что вы делали вместе? — спросил я.
— То, что делают друзья: катались на машине, разговаривали, смеялись над анекдотами.
Остин дотрагивался до его руки или ноги, и Томми тут же пугался, но касания были невинными.
— Что-то еще произошло?
— Нет! — выпалил Томми.
Это была правда.
— Ты продолжал видеться с обвиняемым?
— Да.
Я рискнул.
— Тогда давай поговорим о том самом дне. Ты понимаешь, какой день я имею в виду, Томми. Какое это было число? Первый раз?
Томми не пришлось долго раздумывать. Он сглотнул, но лишь потому, что его голос еще не окреп. Он смотрел на меня, отвечая на вопрос.
— Двадцать третье мая, — сказал он. — Тысяча девятьсот девяностого года.
— Ты пошел к дому?
— Да.
— Ты пошел туда в первый раз?
— О нет. Я был там… много раз прежде.
— Ты уже разговаривал с Остином с глазу на глаз?
— Да.
— Он тебе нравился, Томми?
— Да, — снова сказал он.
Ответ на этот простой вопрос снова чуть не заставил его разрыдаться.
— Как он обращался с тобой?
Томми задумался.
— Он говорил со мной так, будто ему было интересно, о чем я думал. Иногда это было заметно, когда говорил кто-то другой, Уолдо как будто подмигивал: «Слушай! Что за дурень!» Мы смеялись, а все остальные не понимали, в чем дело.
Томми выдал все это как ребенок, рассказывающий про свое последнее увлечение.
— Так в тот день, двадцать третьего мая, когда ты пошел к дому, Уолдо был снаружи?
— Нет.
— Там играли другие дети?
— Нет. — Томми казался озадаченным.
— Что ты сделал?
— Я хотел вернуться домой. Но вместо этого постучал в дверь, просто чтобы… — он пожал плечами, — он открыл дверь и сказал, что ждал меня.
— В доме был кто-то еще?
— Нет.
— Как выглядел дом изнутри?
Томми наморщил нос.
— Было похоже, что там никто не живет. Там стоял диван и несколько складных стульев, вот и все. Я спросил Уолдо, не хочет ли он купить мебель, но он только засмеялся.
— Что вы там делали?
— Мы разговаривали, играли в игры. Другие дети стучали в дверь, но Уолдо не пустил их. Мы стояли у двери и как заговорщики шептались.
— Как он объяснил, что не хочет их впускать?
— Просто нам одним было хорошо.
— Вы остались дома?
— Уолдо все говорил, что слишком жарко, чтобы что-то делать во дворе.
— Было жарко?
— Пожалуй.
— Ты помнишь, что на тебе было надето?
— Шорты, по-моему, и майка. В общем, то, что я всегда надеваю после школы.
— Где были твои родители, Томми?
— Они еще не пришли с работы к тому времени.
— Но ты был дома.
— Обычно я оставался на продленку после школы, но иногда, два раза в неделю, приходила няня, которая присматривала за мной, пока папа и мама не придут с работы.
— Но она отпускала тебя играть на улицу?
— Да.
Родители Томми сидели в зале. Я не повернулся, чтобы посмотреть, как они отреагировали, и Томми не обернулся назад. Возможно, среди публики были родители, которые почувствовали себя виноватыми, может быть, даже среди присяжных.
— В чем был Уолдо? — спросил я.
— Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.
— Вы куда-нибудь выходили в тот день?
— Через некоторое время Уолдо сказал: «Я знаю, что мы будем делать» — и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.
— Ты пошел с ним?
— Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.
Томми выглядел смущенным.
— Что он надел?
— Шорты и рубашку.
— И что было дальше?
— Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.
— Там был кто-то еще?
— Нет. На доме висела табличка, что он продается.
— Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?
— О нет, — сказал Томми.
Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.
— Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.
— Это дом обвиняемого?
— Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.
— Но он знал, где что находится.
— О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.
— А потом что вы делали?
Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.
— Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.
— И?
— Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «В чем дело?», и я тоже снял одежду. — Он скрестил руки. — Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.
— Там были соседи?
— Вокруг дома была высокая ограда.
Я кивнул.
— Вы купались?
— Да.
— Тебе понравилось?
Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.
— Да, — наконец сказал он, потупив взгляд. — Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105