Носовое произношение свойственно для французского языка. Конечное “с” часто не произносится> и дальше, вверх по дороге, через Лишан (он сказал “Лишанс”, выговаривая конечное “с” и без всякого носового призвука), а там уж свернуть вправо, на дорогу, ведущую к холмам Эшебара.
– Только не вздумайте свернуть влево, а то попадете в Лик.
– Это далеко отсюда?
– Да нет, в общем-то не так уж далеко. Но вам ведь не нужно в Лик, не правда ли?
– Я имела в виду Эшебар! Далеко отсюда до Эшебара?! – Ханна страшно устала, ее нервы были напряжены до предела, и даже такое невинное занятие, как вытягивание из баска простейшей информации, показалась ей непосильным трудом.
– Нет, недалеко. Километра два за Лишаном.
– А до Лишана сколько? Хозяин пожал плечами:
– Ну, пожалуй, километра два после Абанс-д’о будет. Да вы мимо не пройдете. Если только, конечно, не свернете влево. Тогда уж вы его не найдете точно! Никак не сможете, потому что будете в Лике, понимаете?
Старики, игравшие в мусс, оставили свою игру и столпились за спиной хозяина кафе, с интересом наблюдая за всей этой неразберихой, причиной которой была молоденькая иностранная туристка. Они коротко посовещались между собой, говоря по-баскски, и сошлись наконец на том, что, если девушка повернет налево, она рано или поздно действительно окажется в Лике. Что ж, в конце концов, Лик не такое уж плохое местечко. Разве не там произошла эта знаменитая история с Ликским мостом, построенным с помощью лилипутов, которые спустились с гор, а затем…
– Послушайте! – взмолилась Ханна. – Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы довезти меня до Шато Эшебар?
Владелец кафе и игроки в мусс сбились в кучку и загалдели. Они галдели до тех пор, пока отношение к делу каждого из собравшихся не было окончательно выяснено и неоднократно подтверждено. Тогда хозяин кафе выразил всеобщее мнение:
– Нет.
Все решили, что эта молоденькая иностранка в шортах и с рюкзаком – одна из тех туристок-спортсменок, которые известны любезностью и доброжелательностью, но чаевых от них не дождешься. Посему не нашлось ни одного желающего везти ее в Эшебар, кроме самого старого из игроков в мусс; тот, может, и рискнул бы, понадеявшись на удачу, – да вот беда – у него не было машины.
Со вздохом Ханна подняла с полу свой рюкзак. Хозяин кафе заметил ей, что она еще не расплатилась за кофе, и тут девушка вспомнила, что у нее совсем нет французских денег. Она попыталась объяснить ему это с выражениями шутливого раскаяния, натужно смеясь над нелепостью ситуации. Однако тот продолжал, не отрываясь, в скорбном молчании смотреть на чашку с остатками кофе, за который не было заплачено. Игроки в мусс начали с воодушевлением обсуждать этот новый поворот событий. Как? Туристка выпила кофе, не имея денег, чтобы заплатить за него? Быть может, для таких случаев существуют какие-нибудь законы?
Наконец хозяин кафе с долгим, прерывистым вздохом поднял на Ханну влажные глаза, в которых застыли горе и безнадежность. Неужели она действительно хочет сказать ему, что у нее не найдется двух франков, чтобы заплатить за кофе, – забудем про чаевые – всего лишь два франка за чашку кофе? Дело даже не в деньгах – тут важен принцип. В конце концов, он ведь платил за этот товар; и он оплачивал газ, для того чтобы вскипятить воду; да еще регулярно, раз в два года, он платит лудильщику, чтобы тот чинил кофейник. Он не из тех, кто не платит своих долгов. В отличие от других, которых он мог бы прямо сейчас назвать.
Ханну душило раздражение, и в то же время ее разбирал смех. Ей просто не верилось, что весь этот спектакль с его мелодраматической декламацией и трагическими жестами затеян из-за двух франков. (Она не знала, что чашка кофе на самом деле стоит одинфранк.) Никогда прежде она не сталкивалась с этим чисто французским видом жадности, когда деньги – мелкие монеты и бумажки – становятся центром внимания, приобретая большее значение, чем товары, удобства, достоинство. Когда они становятся даже важнее, чем подлинное богатство. Ханна не могла знать, что, несмотря на свои баскские имена и внушительный вид, эти крестьяне, в сущности, уже ничем не отличаются от основной массы французов, и так же, как все, они находятся под постоянным прессингом средств массовой информации, радио и телевидения, а также системы государственного образования, с помощью которой современная история творчески интерпретируется, с тем чтобы подсластить горькую пилюлю правды для населения Пятой республики.
Усвоив образ мыслей petit commercant<Мелкого лавочника (франц.)>, эти крестьяне, никуда не выезжавшие из своей баскской деревни, разделяли теперь и взгляды французов на деньги: ведь удовольствие от полученной за труды сотни франков – ничто по сравнению с невыносимыми страданиями, которые испытывает человек, потерявший сантим.
В конце концов, сообразив, видимо, что пантомима с выражением немой скорби и разочарования ничего ему не даст и не поможет выжать законные два франка из молодой иностранки, владелец кафе, извинившись перед Ханной, с саркастической вежливостью сказал, что ему нужно на минутку отлучиться.
Вернувшись через двадцать минут, после напряженной дискуссии с женой в задней комнате, он обратился к девушке с вопросом:
– Мистер Хел – ваш друг?
– Да, – солгала Ханна, не желая углубляться в подробности.
– Хорошо. В таком случае, надеюсь, что мистер Хел заплатит за вас, если уж вы так бедны.
Он вырвал листок из блокнота с эмблемой какой-то компании и что-то черкнул на нем. Затем аккуратно сложил его дважды, тщательно загладив ногтем места сгибов.
– Передайте это, пожалуйста, мистеру Хелу, – холодно сказал он, протягивая листок девушке.
Глаза его больше не скользили по груди Ханны и по ее стройным ногам. Есть на свете вещи и поважнее флирта.
Ханна битый час перебиралась по мосту д’Абанс через горный поток, разливавшийся в дождливое время года, а сейчас мирно сверкавший внизу под лучами солнца; затем медленно начала подниматься по узкой гудроновой дороге, вьющейся среди Баскских холмов; черный гудрон размяк от жары. С двух сторон дорогу сдавливали древние каменные стены, и юркие ящерицы, бегавшие по ним, скрывались в щели, завидев приближающегося человека. На лугах паслись овцы; ягнята робко жались поближе к своим матерям; красновато-коричневые vaches de Pyrenees<Пиренейские коровы (франц.)> лениво бродили в тени запущенных яблоневых деревьев, глядя на проходящую Ханну своими кроткими, ласковыми и невероятно глупыми глазами. Узкая долина казалась очень уютной благодаря окружавшим ее круглым холмам, поросшим папоротником, за седловинами которых вздымались покрытые снегом вершины гор; их острые гребни врезались в высокое голубое небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
– Только не вздумайте свернуть влево, а то попадете в Лик.
– Это далеко отсюда?
– Да нет, в общем-то не так уж далеко. Но вам ведь не нужно в Лик, не правда ли?
– Я имела в виду Эшебар! Далеко отсюда до Эшебара?! – Ханна страшно устала, ее нервы были напряжены до предела, и даже такое невинное занятие, как вытягивание из баска простейшей информации, показалась ей непосильным трудом.
– Нет, недалеко. Километра два за Лишаном.
– А до Лишана сколько? Хозяин пожал плечами:
– Ну, пожалуй, километра два после Абанс-д’о будет. Да вы мимо не пройдете. Если только, конечно, не свернете влево. Тогда уж вы его не найдете точно! Никак не сможете, потому что будете в Лике, понимаете?
Старики, игравшие в мусс, оставили свою игру и столпились за спиной хозяина кафе, с интересом наблюдая за всей этой неразберихой, причиной которой была молоденькая иностранная туристка. Они коротко посовещались между собой, говоря по-баскски, и сошлись наконец на том, что, если девушка повернет налево, она рано или поздно действительно окажется в Лике. Что ж, в конце концов, Лик не такое уж плохое местечко. Разве не там произошла эта знаменитая история с Ликским мостом, построенным с помощью лилипутов, которые спустились с гор, а затем…
– Послушайте! – взмолилась Ханна. – Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы довезти меня до Шато Эшебар?
Владелец кафе и игроки в мусс сбились в кучку и загалдели. Они галдели до тех пор, пока отношение к делу каждого из собравшихся не было окончательно выяснено и неоднократно подтверждено. Тогда хозяин кафе выразил всеобщее мнение:
– Нет.
Все решили, что эта молоденькая иностранка в шортах и с рюкзаком – одна из тех туристок-спортсменок, которые известны любезностью и доброжелательностью, но чаевых от них не дождешься. Посему не нашлось ни одного желающего везти ее в Эшебар, кроме самого старого из игроков в мусс; тот, может, и рискнул бы, понадеявшись на удачу, – да вот беда – у него не было машины.
Со вздохом Ханна подняла с полу свой рюкзак. Хозяин кафе заметил ей, что она еще не расплатилась за кофе, и тут девушка вспомнила, что у нее совсем нет французских денег. Она попыталась объяснить ему это с выражениями шутливого раскаяния, натужно смеясь над нелепостью ситуации. Однако тот продолжал, не отрываясь, в скорбном молчании смотреть на чашку с остатками кофе, за который не было заплачено. Игроки в мусс начали с воодушевлением обсуждать этот новый поворот событий. Как? Туристка выпила кофе, не имея денег, чтобы заплатить за него? Быть может, для таких случаев существуют какие-нибудь законы?
Наконец хозяин кафе с долгим, прерывистым вздохом поднял на Ханну влажные глаза, в которых застыли горе и безнадежность. Неужели она действительно хочет сказать ему, что у нее не найдется двух франков, чтобы заплатить за кофе, – забудем про чаевые – всего лишь два франка за чашку кофе? Дело даже не в деньгах – тут важен принцип. В конце концов, он ведь платил за этот товар; и он оплачивал газ, для того чтобы вскипятить воду; да еще регулярно, раз в два года, он платит лудильщику, чтобы тот чинил кофейник. Он не из тех, кто не платит своих долгов. В отличие от других, которых он мог бы прямо сейчас назвать.
Ханну душило раздражение, и в то же время ее разбирал смех. Ей просто не верилось, что весь этот спектакль с его мелодраматической декламацией и трагическими жестами затеян из-за двух франков. (Она не знала, что чашка кофе на самом деле стоит одинфранк.) Никогда прежде она не сталкивалась с этим чисто французским видом жадности, когда деньги – мелкие монеты и бумажки – становятся центром внимания, приобретая большее значение, чем товары, удобства, достоинство. Когда они становятся даже важнее, чем подлинное богатство. Ханна не могла знать, что, несмотря на свои баскские имена и внушительный вид, эти крестьяне, в сущности, уже ничем не отличаются от основной массы французов, и так же, как все, они находятся под постоянным прессингом средств массовой информации, радио и телевидения, а также системы государственного образования, с помощью которой современная история творчески интерпретируется, с тем чтобы подсластить горькую пилюлю правды для населения Пятой республики.
Усвоив образ мыслей petit commercant<Мелкого лавочника (франц.)>, эти крестьяне, никуда не выезжавшие из своей баскской деревни, разделяли теперь и взгляды французов на деньги: ведь удовольствие от полученной за труды сотни франков – ничто по сравнению с невыносимыми страданиями, которые испытывает человек, потерявший сантим.
В конце концов, сообразив, видимо, что пантомима с выражением немой скорби и разочарования ничего ему не даст и не поможет выжать законные два франка из молодой иностранки, владелец кафе, извинившись перед Ханной, с саркастической вежливостью сказал, что ему нужно на минутку отлучиться.
Вернувшись через двадцать минут, после напряженной дискуссии с женой в задней комнате, он обратился к девушке с вопросом:
– Мистер Хел – ваш друг?
– Да, – солгала Ханна, не желая углубляться в подробности.
– Хорошо. В таком случае, надеюсь, что мистер Хел заплатит за вас, если уж вы так бедны.
Он вырвал листок из блокнота с эмблемой какой-то компании и что-то черкнул на нем. Затем аккуратно сложил его дважды, тщательно загладив ногтем места сгибов.
– Передайте это, пожалуйста, мистеру Хелу, – холодно сказал он, протягивая листок девушке.
Глаза его больше не скользили по груди Ханны и по ее стройным ногам. Есть на свете вещи и поважнее флирта.
Ханна битый час перебиралась по мосту д’Абанс через горный поток, разливавшийся в дождливое время года, а сейчас мирно сверкавший внизу под лучами солнца; затем медленно начала подниматься по узкой гудроновой дороге, вьющейся среди Баскских холмов; черный гудрон размяк от жары. С двух сторон дорогу сдавливали древние каменные стены, и юркие ящерицы, бегавшие по ним, скрывались в щели, завидев приближающегося человека. На лугах паслись овцы; ягнята робко жались поближе к своим матерям; красновато-коричневые vaches de Pyrenees<Пиренейские коровы (франц.)> лениво бродили в тени запущенных яблоневых деревьев, глядя на проходящую Ханну своими кроткими, ласковыми и невероятно глупыми глазами. Узкая долина казалась очень уютной благодаря окружавшим ее круглым холмам, поросшим папоротником, за седловинами которых вздымались покрытые снегом вершины гор; их острые гребни врезались в высокое голубое небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151