они были безграничны, и в продолжение многих веков не имели конца» (пер. Б.А. Тураева).
Очевидно, у финикийцев существовало своего рода священное писание – собрание мифов и исторических преданий. Его записывали псевдоиероглифами – тайнописью, доступной лишь посвященным, и хранили в специальной комнате в храме. Это писание включало те же разделы, что и Ветхий Завет: собрание мифов («Бытие»), исторические хроники, речи пророков. «И иудейско-из-раильская, и финикийская словесность развивались в рамках общей литературной системы и, несомненно, общего литературного процесса», – подчеркивал Ю.Б. Циркин.
Вообще говоря, в последние десятилетия постоянно возникает вопрос о влиянии финикийской литературы на Книгу книг – Библию. Мы уже не раз подчеркивали культурное превосходство финикийцев на рубеже I тысячелетия до нашей эры над израильскими племенами, захватившими Ханаан. Последние, в частности, усвоили финикийский линейный алфавит. «Но это значит, – делал вывод И.Ш. Шифман на страницах книги «Ветхий Завет и его мир», – что в Иудее и Израиле имела хождение и читалась финикийская литература. Многие особенности ветхозаветного стиля – лаконичность, точность, отсутствие внешней орнаментировки и экспрессии – сложились, по всей видимости, под влиянием финикийской прозы, какою она предстает перед нами из составленных на финикийском языке надписей исторического содержания».
К сожалению, собственно исторические части книги Санхунйа-тона не сохранились. Некоторые представления о тирских летописях дают лишь выписки, сделанные Иосифом Флавием, правда, не из них, а из цитировавших их эллинистических писателей – Менандра Эфесского и Дия, живших около II века до нашей эры и писавших на греческом языке. В сохранившихся отрывках идет речь о царствовании Хирама и мятеже Элулая. Кроме того, приводятся списки царей, наследовавших Хираму, и списки судей, правивших Тиром незадолго до прихода персов.
Итак, фальшивое и подлинное разделено. Сейчас ученые больше спорят о том, когда именно жил Санхунйатон. В сохранившихся цитатах самого финикийского историка есть некоторые подсказки. Так, он упоминает железо и способы его обработки, появившиеся лишь в конце II тысячелетия до нашей эры: «От них произошли два брата, которые открыли железо и изобрели его обработку… Крон приготовил из железа серп и копье» (I, 11, 18). В другом месте он говорит о царствовании одного из финикийских богов над Африкой, Сицилией и западными землями. А это было возможно только после первого этапа финикийской колонизации.
Немецкий историк Отто Айсфельдт отмечал, что имя Санхунй-атона, как и имя угаритского писца Илимильку, по праву могло бы находиться в известном библейском списке мудрецов: «И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян. Он был мудрее всех людей, мудрее и Ефана Езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Махола» (3 Цар. 4,30 – 31).
Сочинения Санхунйатона содержали историю финикийского народа и излагали его верования. В первой книге говорилось о происхождении мира и богов, о борьбе различных поколений богов, а во второй книге – о деяниях «молодых богов».
В Финикии – стране, раздробленной на множество городов-государств, так и не сложилось единой мифологии. Существовало несколько ее версий. Все финикийцы почитали одних и тех же богов, хотя в разных городах бытовали различные рассказы о них. Как полагают современные историки, Санхунйатон придерживался библской, тирской и отчасти берутской традиций.
В то же время финикийцы всегда ощущали свое этническое единство. Поэтому история всей Финикии не могла не появиться у этого народа. Вероятно, Санхунйатон переходил к изложению земной истории в своей третьей книге. Его труд мог напоминать произведения греческих логографов – например, жившего в VI веке до нашей эры Гекатея, – соединявших описание мифической древности с конкретной земной историей и доводивших ее вплоть до современности.
Еще меньше мы знаем о другом финикийском авторе доэлли-нистической эпохи: его звали Мох, или Малх. Его имя упоминает Иосиф Флавий; на него ссылается философ Дамаский, «последний официальный представитель языческой науки» (Б.А. Тураев). Мох был известен античному читателю как философ, мудрец и автор космогоний. По словам греческого философа Секста Эмпирика, учение об атомах, из которых состоит все сущее, создано задолго до Демокрита, которого мы считаем его основоположником, и подлинным творцом атомистической теории был финикиец Мох.
Вероятнее всего, Мох тоже написал историю, в которой сначала изложил сидонскую версию возникновения мира, затем рассказал о богах и, наконец, остановился на событиях земной истории. По Стра-бону, Мох жил до Троянской войны, однако это означает лишь, что он жил очень давно. Труды Санхунйатона и Моха позволяют говорить о наличии в Финикии своей оригинальной историографии.
У финикийцев существовала также довольно обширная и разнообразная философская литература. Диоген Лаэртский в своей книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» упоминает некоторых финикийских писателей. Среди них – стоик Боэф, автор книг «О судьбе» и «О природе», называвший сущностью бога круг неподвижных звезд; Антипатр Тирский, автор книги «О мире», считавший, что весь мир есть живое существо, и стоик Аполлоний Тирский.
Наконец, уроженцем кипрского города Кития, где проживали финикийцы, был основатель стоической школы – Зенон. По легенде, в тридцать лет он «плыл из Финикии в Пирей с грузом пурпура и потерпел кораблекрушение» (пер.М.Л. Гаспарова). Добравшись до Афин, он решительно переменил жизнь и стал, несмотря на насмешки (его звали «финикийчиком»), учиться философии. Впоследствии он говорил: «Как хорошо, что Удача сама толкает нас в философию!»
Со временем афиняне полюбили Зенона и оказали ему почет. «Они даже вручили ему ключ от городских стен и удостоили его золотого венка и медной статуи». Соотечественники тоже почитали его – и в Китии, и в Сидоне.
Жил он просто и не по-эллински бережливо. Любил ученые споры, склонен был к тонким рассуждениям. «Чтобы овладеть науками, – говорил он, – самое нежелательное – это самомнение, а самое надобное – это время». Нужно приучить ум к извлечению пользы. «Кто умеет хорошо выслушать совет и воспользоваться им, более достоин похвалы, чем тот, кто все соображает сам». Был он закален и неприхотлив, пищу ел сырую, а плащ носил тонкий. Диоген Лаэртский приводит следующие стихи о нем:
Ни ледяная зима, ни льющийся дождь бесконечный
Не укрощают его, ни зной, ни жало болезней,
Ни многолюдные праздники духа его не расслабят:
Ночью и днем прилежит он душой к обретению знанья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Очевидно, у финикийцев существовало своего рода священное писание – собрание мифов и исторических преданий. Его записывали псевдоиероглифами – тайнописью, доступной лишь посвященным, и хранили в специальной комнате в храме. Это писание включало те же разделы, что и Ветхий Завет: собрание мифов («Бытие»), исторические хроники, речи пророков. «И иудейско-из-раильская, и финикийская словесность развивались в рамках общей литературной системы и, несомненно, общего литературного процесса», – подчеркивал Ю.Б. Циркин.
Вообще говоря, в последние десятилетия постоянно возникает вопрос о влиянии финикийской литературы на Книгу книг – Библию. Мы уже не раз подчеркивали культурное превосходство финикийцев на рубеже I тысячелетия до нашей эры над израильскими племенами, захватившими Ханаан. Последние, в частности, усвоили финикийский линейный алфавит. «Но это значит, – делал вывод И.Ш. Шифман на страницах книги «Ветхий Завет и его мир», – что в Иудее и Израиле имела хождение и читалась финикийская литература. Многие особенности ветхозаветного стиля – лаконичность, точность, отсутствие внешней орнаментировки и экспрессии – сложились, по всей видимости, под влиянием финикийской прозы, какою она предстает перед нами из составленных на финикийском языке надписей исторического содержания».
К сожалению, собственно исторические части книги Санхунйа-тона не сохранились. Некоторые представления о тирских летописях дают лишь выписки, сделанные Иосифом Флавием, правда, не из них, а из цитировавших их эллинистических писателей – Менандра Эфесского и Дия, живших около II века до нашей эры и писавших на греческом языке. В сохранившихся отрывках идет речь о царствовании Хирама и мятеже Элулая. Кроме того, приводятся списки царей, наследовавших Хираму, и списки судей, правивших Тиром незадолго до прихода персов.
Итак, фальшивое и подлинное разделено. Сейчас ученые больше спорят о том, когда именно жил Санхунйатон. В сохранившихся цитатах самого финикийского историка есть некоторые подсказки. Так, он упоминает железо и способы его обработки, появившиеся лишь в конце II тысячелетия до нашей эры: «От них произошли два брата, которые открыли железо и изобрели его обработку… Крон приготовил из железа серп и копье» (I, 11, 18). В другом месте он говорит о царствовании одного из финикийских богов над Африкой, Сицилией и западными землями. А это было возможно только после первого этапа финикийской колонизации.
Немецкий историк Отто Айсфельдт отмечал, что имя Санхунй-атона, как и имя угаритского писца Илимильку, по праву могло бы находиться в известном библейском списке мудрецов: «И была мудрость Соломона выше мудрости всех сынов востока и всей мудрости Египтян. Он был мудрее всех людей, мудрее и Ефана Езрахитянина, и Емана, и Халкола, и Дарды, сыновей Махола» (3 Цар. 4,30 – 31).
Сочинения Санхунйатона содержали историю финикийского народа и излагали его верования. В первой книге говорилось о происхождении мира и богов, о борьбе различных поколений богов, а во второй книге – о деяниях «молодых богов».
В Финикии – стране, раздробленной на множество городов-государств, так и не сложилось единой мифологии. Существовало несколько ее версий. Все финикийцы почитали одних и тех же богов, хотя в разных городах бытовали различные рассказы о них. Как полагают современные историки, Санхунйатон придерживался библской, тирской и отчасти берутской традиций.
В то же время финикийцы всегда ощущали свое этническое единство. Поэтому история всей Финикии не могла не появиться у этого народа. Вероятно, Санхунйатон переходил к изложению земной истории в своей третьей книге. Его труд мог напоминать произведения греческих логографов – например, жившего в VI веке до нашей эры Гекатея, – соединявших описание мифической древности с конкретной земной историей и доводивших ее вплоть до современности.
Еще меньше мы знаем о другом финикийском авторе доэлли-нистической эпохи: его звали Мох, или Малх. Его имя упоминает Иосиф Флавий; на него ссылается философ Дамаский, «последний официальный представитель языческой науки» (Б.А. Тураев). Мох был известен античному читателю как философ, мудрец и автор космогоний. По словам греческого философа Секста Эмпирика, учение об атомах, из которых состоит все сущее, создано задолго до Демокрита, которого мы считаем его основоположником, и подлинным творцом атомистической теории был финикиец Мох.
Вероятнее всего, Мох тоже написал историю, в которой сначала изложил сидонскую версию возникновения мира, затем рассказал о богах и, наконец, остановился на событиях земной истории. По Стра-бону, Мох жил до Троянской войны, однако это означает лишь, что он жил очень давно. Труды Санхунйатона и Моха позволяют говорить о наличии в Финикии своей оригинальной историографии.
У финикийцев существовала также довольно обширная и разнообразная философская литература. Диоген Лаэртский в своей книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» упоминает некоторых финикийских писателей. Среди них – стоик Боэф, автор книг «О судьбе» и «О природе», называвший сущностью бога круг неподвижных звезд; Антипатр Тирский, автор книги «О мире», считавший, что весь мир есть живое существо, и стоик Аполлоний Тирский.
Наконец, уроженцем кипрского города Кития, где проживали финикийцы, был основатель стоической школы – Зенон. По легенде, в тридцать лет он «плыл из Финикии в Пирей с грузом пурпура и потерпел кораблекрушение» (пер.М.Л. Гаспарова). Добравшись до Афин, он решительно переменил жизнь и стал, несмотря на насмешки (его звали «финикийчиком»), учиться философии. Впоследствии он говорил: «Как хорошо, что Удача сама толкает нас в философию!»
Со временем афиняне полюбили Зенона и оказали ему почет. «Они даже вручили ему ключ от городских стен и удостоили его золотого венка и медной статуи». Соотечественники тоже почитали его – и в Китии, и в Сидоне.
Жил он просто и не по-эллински бережливо. Любил ученые споры, склонен был к тонким рассуждениям. «Чтобы овладеть науками, – говорил он, – самое нежелательное – это самомнение, а самое надобное – это время». Нужно приучить ум к извлечению пользы. «Кто умеет хорошо выслушать совет и воспользоваться им, более достоин похвалы, чем тот, кто все соображает сам». Был он закален и неприхотлив, пищу ел сырую, а плащ носил тонкий. Диоген Лаэртский приводит следующие стихи о нем:
Ни ледяная зима, ни льющийся дождь бесконечный
Не укрощают его, ни зной, ни жало болезней,
Ни многолюдные праздники духа его не расслабят:
Ночью и днем прилежит он душой к обретению знанья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71