Доктор Казэнов добился того, что мать Кюша согласились принять в больницу для хронически больных в Байе, а сама Полина отложила сто франков на экипировку мальчика и нашла ему место на шербургской железной дороге.
Пока она говорила, мальчик стоял, опустив голову, и недоверчиво слушал ее.
— Так решено, правда? — продолжала Полина. — Ты проводишь мать, а затем отправишься на место.
Но как только Полина приблизилась к нему, он отскочил назад, не спуская с нее прищуренных глаз; ему показалось, что она хочет схватить его за руки.
— Что ты? — удивленно спросила девушка.
— Вы меня схватите и запрете… — проговорил он, глядя на нее, как затравленный дикий зверь. — Не хочу.
С этой минуты все уговоры были бесполезны. Он не перебивал ее и, казалось, соглашался со всеми ее доводами; но стоило Полине подняться с места, как он бросался к дверям. Он упрямо качал головой, отказываясь за себя и за мать потому, что предпочитал терпеть голод, но жить на свободе.
— Вон отсюда, бездельник! — крикнул наконец возмущенный Шанто. — Напрасно ты возишься с таким негодяем, Полина!
Руки девушки дрожали; она сознавала всю бесплодность своего милосердия, ее любовь к ближнему бессильна, если люди сами не хотят выбраться из своей нищеты. Махнув рукой, она сказала снисходительно и устало:
— Что делать, дядя, они страдают, есть ведь и они хотят.
Она поманила Кюша, чтобы дать ему, как всегда, хлеба и сорок су. Он снова попятился назад и наконец сказал:
— Положите на пол, а сами отойдите. Тогда возьму.
Так и пришлось сделать. Мальчик осторожно приблизился, не сводя глаз с Полины. Затем, схватив хлеб и деньги, он пустился наутек так, что только пятки засверкали.
— Дикарь! — крикнул Шанто. — Как-нибудь ночью он придет и всех нас передушит… Он такой же, как и та, дочь каторжника: я руку дам на отсечение, что это она на днях украла у меня фуляровый платок.
Слова его относились к маленькой Турмаль, деда которой, как и отца, недавно посадили в тюрьму. На скамье ждала Полину сейчас лишь она да еще дочь Пруана, одурманенная вином. Дочка Турмаля встала, сделав вид, будто не слышала, что ее обвиняют в воровстве, и тотчас принялась хныкать:
— Сжальтесь, добрая барышня… Нас теперь осталось только двое, мама да я. Каждый вечер приходят жандармы и колотят нас… у меня на теле живого места нет… Ах, милая барышня, мама помирает, нам бы немного денег, крепкого бульона, хорошего вина…
Шанто был возмущен этим враньем и беспокойно ерзал в своем кресле. Но Полина готова была отдать последнюю рубашку.
— Замолчи! — прошептала она. — Ты получила бы больше, если б поменьше болтала… Оставайся здесь, я пойду приготовлю тебе корзинку.
Полина вернулась, держа в руке старое лукошко из-под рыбы, в которое она положила хлеб, две бутылки вина и мясо. На террасе ее уже ждали новые посетители: маленькая Гонен со своей дочкой, которой было уже около двух лет. Шестнадцатилетняя мать выглядела очень хрупкой и еще не сложившейся; казалось, старшая сестра вывела на прогулку младшую. Ей было тяжело нести девочку, но она все-таки притащила ее с собой, зная, что барышня обожает детей и ни в чем не может им отказать.
— Боже, какая толстушка! — воскликнула Полина, взяв ребенка на руки. — И подумать только, что она всего на шесть месяцев старше нашего Поля!
Невольно она перевела печальный взгляд на мальчика, все еще спавшего на одеяле. Эта девочка-мать, родившая так рано, должна быть счастлива, что у нее такой крупный ребенок. А между тем она жалуется.
— Если бы вы знали, сколько она ест, барышня! У меня нет белья, мне не во что ее одеть… К тому же, с тех пор как умер отец, мать со своим мужиком насели на меня. Они обращаются со мной, как с самой последней тварью, и говорят, что если уж родить ребенка, то он должен приносить доход, а никак не убыток.
Отца девушки, старого калеку Гонена, однажды утром нашли мертвым в ящике из-под угля. Все тело у него было сплошь покрыто кровоподтеками, и полиция чуть было не вмешалась в это дело. А теперь мать и ее любовник поговаривали о том, что надо бы придушить эту малявку, потому что она их только объедает.
— Бедная крошка! — тихо проговорила Полина. — Я отложила кое-какие вещи, а сейчас вяжу ей чулочки…. Ты бы ее приносила почаще, здесь всегда есть молоко, можно было бы давать ей кашку… Я как-нибудь зайду к твоей матери и припугну ее, чтобы она тебе больше не грозила.
Маленькая Гонен опять взяла на руки свою дочку, а Полина приготовляла для нее сверток. Молоденькая мать держала на коленях свое дитя неумело, как девочка, играющая в куклы. В ее светлых глазах как будто застыло удивление: как же это она могла стать матерью? И хотя она кормила ребенка, она так неловко держала его у своей плоской груди, что казалось, вот-вот уронит; Полина однажды строго разбранила ее: вздумала перебрасываться камнями с дочкой Пруана, а ребенка посадила у края дороги на кучу булыжника, На террасу взошел аббат Ортер.
— Вот и доктор вместе с господином Лазаром! — возвестил он.
В ту же минуту послышался стук колес. Пока Мартен, с деревянной ногой, отводил лошадь на конюшню, доктор Казэнов показался со двора. Войдя, он крикнул:
— Веду вам молодца, который, видимо, не ночевал дома. Надеюсь, вы ему не оторвете голову!
За ним шел Лазар, чуть улыбаясь. Он быстро постарел, согнулся, лицо у него было землистого цвета; его снедала и разрушала тайная тревога. Должно быть, он намеревался объяснить причину своего опоздания, но в эту минуту во втором этаже кто-то с яростью захлопнул окно, остававшееся полуоткрытым.
— Луиза еще не готова, — объяснила Полина. — Она выйдет сию минуту.
Все переглянулись. Наступило минутное замешательство; этот громкий стук предвещал ссору. Лазар направился было к лестнице, но теперь предпочел дожидаться внизу. Он поцеловал отца и маленького Поля. Затем, пытаясь скрыть свое беспокойство, стал приставать к Полине.
— Отправь ты поскорее отсюда этот сброд, — сказал он недовольным тоном. — Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда они вертятся тут под ногами.
Он говорил о трех девочках, сидевших на скамье. Полина поспешила дать приготовленный узелок маленькой Гонен.
— Ну, идите… — сказала она. — Вы обе проводите вашу подругу, а то она еще упадет… А ты будь умницей, хорошенько смотри за ребенком. Не забудь его на дороге…
Наконец они собрались уходить. Лазар заглянул в корзинку дочки Турмаля. Оказалось, она уже успела стянуть старый кофейник, который валялся где-то в углу. Наконец всех трех выпроводили со двора; пьяная девушка шла посредине; ноги у нее заплетались.
— Вот народ! — воскликнул священник, усаживаясь возле Шанто. — Поистине, бог отвернулся от них! После первого же причастия эти негодяйки рожают детей, пьют и воруют не хуже родителей… Ах, ведь я им предсказывал в свое время, что на них обрушатся все несчастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Пока она говорила, мальчик стоял, опустив голову, и недоверчиво слушал ее.
— Так решено, правда? — продолжала Полина. — Ты проводишь мать, а затем отправишься на место.
Но как только Полина приблизилась к нему, он отскочил назад, не спуская с нее прищуренных глаз; ему показалось, что она хочет схватить его за руки.
— Что ты? — удивленно спросила девушка.
— Вы меня схватите и запрете… — проговорил он, глядя на нее, как затравленный дикий зверь. — Не хочу.
С этой минуты все уговоры были бесполезны. Он не перебивал ее и, казалось, соглашался со всеми ее доводами; но стоило Полине подняться с места, как он бросался к дверям. Он упрямо качал головой, отказываясь за себя и за мать потому, что предпочитал терпеть голод, но жить на свободе.
— Вон отсюда, бездельник! — крикнул наконец возмущенный Шанто. — Напрасно ты возишься с таким негодяем, Полина!
Руки девушки дрожали; она сознавала всю бесплодность своего милосердия, ее любовь к ближнему бессильна, если люди сами не хотят выбраться из своей нищеты. Махнув рукой, она сказала снисходительно и устало:
— Что делать, дядя, они страдают, есть ведь и они хотят.
Она поманила Кюша, чтобы дать ему, как всегда, хлеба и сорок су. Он снова попятился назад и наконец сказал:
— Положите на пол, а сами отойдите. Тогда возьму.
Так и пришлось сделать. Мальчик осторожно приблизился, не сводя глаз с Полины. Затем, схватив хлеб и деньги, он пустился наутек так, что только пятки засверкали.
— Дикарь! — крикнул Шанто. — Как-нибудь ночью он придет и всех нас передушит… Он такой же, как и та, дочь каторжника: я руку дам на отсечение, что это она на днях украла у меня фуляровый платок.
Слова его относились к маленькой Турмаль, деда которой, как и отца, недавно посадили в тюрьму. На скамье ждала Полину сейчас лишь она да еще дочь Пруана, одурманенная вином. Дочка Турмаля встала, сделав вид, будто не слышала, что ее обвиняют в воровстве, и тотчас принялась хныкать:
— Сжальтесь, добрая барышня… Нас теперь осталось только двое, мама да я. Каждый вечер приходят жандармы и колотят нас… у меня на теле живого места нет… Ах, милая барышня, мама помирает, нам бы немного денег, крепкого бульона, хорошего вина…
Шанто был возмущен этим враньем и беспокойно ерзал в своем кресле. Но Полина готова была отдать последнюю рубашку.
— Замолчи! — прошептала она. — Ты получила бы больше, если б поменьше болтала… Оставайся здесь, я пойду приготовлю тебе корзинку.
Полина вернулась, держа в руке старое лукошко из-под рыбы, в которое она положила хлеб, две бутылки вина и мясо. На террасе ее уже ждали новые посетители: маленькая Гонен со своей дочкой, которой было уже около двух лет. Шестнадцатилетняя мать выглядела очень хрупкой и еще не сложившейся; казалось, старшая сестра вывела на прогулку младшую. Ей было тяжело нести девочку, но она все-таки притащила ее с собой, зная, что барышня обожает детей и ни в чем не может им отказать.
— Боже, какая толстушка! — воскликнула Полина, взяв ребенка на руки. — И подумать только, что она всего на шесть месяцев старше нашего Поля!
Невольно она перевела печальный взгляд на мальчика, все еще спавшего на одеяле. Эта девочка-мать, родившая так рано, должна быть счастлива, что у нее такой крупный ребенок. А между тем она жалуется.
— Если бы вы знали, сколько она ест, барышня! У меня нет белья, мне не во что ее одеть… К тому же, с тех пор как умер отец, мать со своим мужиком насели на меня. Они обращаются со мной, как с самой последней тварью, и говорят, что если уж родить ребенка, то он должен приносить доход, а никак не убыток.
Отца девушки, старого калеку Гонена, однажды утром нашли мертвым в ящике из-под угля. Все тело у него было сплошь покрыто кровоподтеками, и полиция чуть было не вмешалась в это дело. А теперь мать и ее любовник поговаривали о том, что надо бы придушить эту малявку, потому что она их только объедает.
— Бедная крошка! — тихо проговорила Полина. — Я отложила кое-какие вещи, а сейчас вяжу ей чулочки…. Ты бы ее приносила почаще, здесь всегда есть молоко, можно было бы давать ей кашку… Я как-нибудь зайду к твоей матери и припугну ее, чтобы она тебе больше не грозила.
Маленькая Гонен опять взяла на руки свою дочку, а Полина приготовляла для нее сверток. Молоденькая мать держала на коленях свое дитя неумело, как девочка, играющая в куклы. В ее светлых глазах как будто застыло удивление: как же это она могла стать матерью? И хотя она кормила ребенка, она так неловко держала его у своей плоской груди, что казалось, вот-вот уронит; Полина однажды строго разбранила ее: вздумала перебрасываться камнями с дочкой Пруана, а ребенка посадила у края дороги на кучу булыжника, На террасу взошел аббат Ортер.
— Вот и доктор вместе с господином Лазаром! — возвестил он.
В ту же минуту послышался стук колес. Пока Мартен, с деревянной ногой, отводил лошадь на конюшню, доктор Казэнов показался со двора. Войдя, он крикнул:
— Веду вам молодца, который, видимо, не ночевал дома. Надеюсь, вы ему не оторвете голову!
За ним шел Лазар, чуть улыбаясь. Он быстро постарел, согнулся, лицо у него было землистого цвета; его снедала и разрушала тайная тревога. Должно быть, он намеревался объяснить причину своего опоздания, но в эту минуту во втором этаже кто-то с яростью захлопнул окно, остававшееся полуоткрытым.
— Луиза еще не готова, — объяснила Полина. — Она выйдет сию минуту.
Все переглянулись. Наступило минутное замешательство; этот громкий стук предвещал ссору. Лазар направился было к лестнице, но теперь предпочел дожидаться внизу. Он поцеловал отца и маленького Поля. Затем, пытаясь скрыть свое беспокойство, стал приставать к Полине.
— Отправь ты поскорее отсюда этот сброд, — сказал он недовольным тоном. — Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда они вертятся тут под ногами.
Он говорил о трех девочках, сидевших на скамье. Полина поспешила дать приготовленный узелок маленькой Гонен.
— Ну, идите… — сказала она. — Вы обе проводите вашу подругу, а то она еще упадет… А ты будь умницей, хорошенько смотри за ребенком. Не забудь его на дороге…
Наконец они собрались уходить. Лазар заглянул в корзинку дочки Турмаля. Оказалось, она уже успела стянуть старый кофейник, который валялся где-то в углу. Наконец всех трех выпроводили со двора; пьяная девушка шла посредине; ноги у нее заплетались.
— Вот народ! — воскликнул священник, усаживаясь возле Шанто. — Поистине, бог отвернулся от них! После первого же причастия эти негодяйки рожают детей, пьют и воруют не хуже родителей… Ах, ведь я им предсказывал в свое время, что на них обрушатся все несчастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102