Весь день она молча размышляла, устремив глаза к потолку, а вечером задерживает мужа дольше обычного и говорит ему спокойно, как если бы речь шла о торговой сделке:
— Послушай, дружок, завтра ты сходишь за нотариусом. Он живет неподалеку, на улице Сен-Лазар.
— К чему это? — восклицает г-н Руссо. — Это совершенно лишнее, уверяю тебя!
Но она все так же спокойно и рассудительно продолжает:
— Возможно; но мне будет гораздо лучше, если я буду знать, что наши дела в порядке... Когда мы поженились, ни у тебя, ни у меня не было ничего. Сейчас, когда у нас кое-что есть, я не хочу, чтобы мои родные могли урвать у тебя хоть крупицу того, что мы нажили вместе. Агата, моя сестра, не так уж была добра ко мне, чтобы я хотела ее облагодетельствовать. Скорее я все заберу с собой, чем пойду на это.
Она упорствует, заставляет мужа обещать, что он завтра же исполнит ее просьбу. Нотариус приходит, и она долго расспрашивает его; она хочет, чтобы все было предусмотрено, чтобы родня не могла оспаривать ее последнюю волю. Когда завещание составлено и нотариус уходит, она, улегшись поудобнее, едва слышно говорит мужу:
— Теперь я могу спокойно умереть... Конечно, я заслужила отдых. Мне жаль, что не придется пожить в деревне. Но ты-то будешь там жить на покое! Обещай мне, что поселишься там, где мы хотели отдохнуть вместе. Знаешь, в той деревушке, где родилась твоя мать, под Меленом. Это мне будет приятно.
Господин Руссо плачет горькими слезами. Жена утешает его, дает ему добрые советы: если одиночество станет его тяготить, пусть женится вторично; но только на женщине в летах, ведь молодые девушки выходят за вдовцов из голого расчета. Она сама называет одну знакомую, — если он женится на ней, она будет спокойна за него.
Ночью наступает мучительная агония; Адель задыхается, просит открыть окно. Франсуаза дремлет, сидя на стуле. Г-н Руссо стоит у изголовья; единственное, что он может сделать, это обеими руками сжимать руку умирающей, чтобы дать ей почувствовать, что он с ней, что он не отходит от нее. Утром ей вдруг становится гораздо легче; она лежит белая как полотно, с закрытыми глазами и тихо, ровно дышит. Муж решает, что он может вместе с Франсуазой сойти вниз, открыть магазин. Вернувшись в спальню, он видит, что жена, все такая же бледная, лежит в той же позе, вытянувшись во весь рост, но теперь глаза у нее широко раскрыты. Она умерла.
Слишком уж давно г-н Руссо ждал этой утраты; он не плачет, он всего-навсего изнемогает от усталости. Он вторично спускается вниз и смотрит, как Франсуаза снова закрывает ставни, затем пишет на листке бумаги: «Закрыто по случаю смерти» — и четырьмя облатками прикрепляет листок к ставням средней витрины.
Наверху, в спальне, Франсуаза все утро чистит и прибирает. Она вытерла тряпкой пол, вынесла пузырьки, поставила у кровати зажженную свечу и чашку со святой водой; ждут сестру покойной, пресловутую Агату, женщину с ядовитым языком, и служанка не хочет, чтобы сказали, что хозяйство у нее запущено.
Г-н Руссо послал одного из приказчиков выполнить все необходимые формальности. Сам он отправляется в церковь и в бюро похоронных процессий. Он долго спорит из-за цены. Если у него горе, это не значит, что он даст себя обжулить. Он очень любил свою жену, и если она еще может его видеть, ей, наверное, приятно, что он торгуется со священниками и гробовщиками. Однако он из-за своей доброй репутации в квартале хочет устроить приличное погребение. Наконец сговариваются: он заплатит сто шестьдесят франков за отпевание и триста — за похороны. Г-н Руссо подсчитывает, что вместе с мелкими расходами ему придется выложить не меньше пятисот франков.
Придя домой, он застает у тела жены свояченицу Агату, рослую сухопарую женщину с красноватыми глазами, с иссиня-бледными тонкими губами. Года три назад чета Руссо поссорилась с ней и перестала бывать у нее. Она величественно встает и обнимает шурина. Перед лицом смерти все распри забываются. Взглянув на умершую, у которой нос за эти часы заострился еще больше, а побелевшие щеки ввалились так, что ее трудно узнать, г-н Руссо, утром не проронивший ни слезинки, разражается рыданиями, Агата не плачет. Усевшись в самое удобное кресло, она медленно обводит глазами спальню, словно составляя подробнейшую опись обстановки. Пока она еще не заводила речи о денежных делах, но по всему видно, что она встревожена, что ей не терпится узнать, есть ли завещание.
В день погребения выясняется, что в бюро похоронных процессий произошла ошибка, — доставленный оттуда гроб слишком мал. Приходится послать за другим, а погребальная колесница уже прибыла; весь квартал в волнении. Для г-на Руссо эта проволочка — только лишняя мука. Ведь жена не воскреснет оттого, что ее так долго держат дома! Наконец прах бедняжки сносят вниз; гроб минут на десять выставляют в задрапированных черным дверях, на улице идет человек сто — соседние лавочники, жильцы дома, друзья и знакомые обоих супругов, несколько одетых по-воскресному рабочих. Похоронное шествие во главе с г-ном Руссо направляется к церкви.
По пути следования процессии женщины останавливаются на тротуарах, быстро крестятся, шепотом переговариваются: «Кого это хоронят?» — «Владелицу писчебумажного магазина». — «Совсем еще молодая...» — «Вся высохла, бедняжка. Кожа да кости остались!» — «Ну что ж! Ей покойно будет лежать в земле! Никто из нас не знает, что его ждет!» — «Зажиточные люди, работали, трудились, чтобы под старость пожить в свое удовольствие. Да, уж теперь она, можно сказать, получит удовольствие». Соседки сочувственно смотрят на г-на Руссо, одиноко, с обнаженной головой шагающего за гробом. Лицо его бледно, ветер треплет редкие волосы.
В церкви священник торопливо, за сорок минут, отправляет службу; Агата сидит в первом ряду с таким видом, словно считает зажженные свечи. По всей вероятности, она находит, что шурин слишком расщедрился; ведь если завещания нет и она унаследует половину состояния, ей придется заплатить свою долю расходов на похороны. Священники дочитывают последнюю молитву; кропило переходит из рук в руки, почти все расходятся. Дамы садятся в погребальные кареты, которых всего три. За колесницей следует г-н Руссо, по-прежнему без шляпы, да человек тридцать близких знакомых, которым неловко уйти. Гроб покрыт скромной черной пеленой с белыми кистями. Прохожие приподнимают шляпы и, не останавливаясь, идут своей дорогой.
У г-на Руссо нет фамильного склепа; он арендовал на пять лет место на кладбище Монмартр, рассчитывая позднее купить место получше и перенести туда прах жены. Тогда она действительно обретет вечный покой. Колесница останавливается в конце длинной аллеи; гроб на руках несут между рядами скромных памятников к могиле, вырытой в мокрой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127
— Послушай, дружок, завтра ты сходишь за нотариусом. Он живет неподалеку, на улице Сен-Лазар.
— К чему это? — восклицает г-н Руссо. — Это совершенно лишнее, уверяю тебя!
Но она все так же спокойно и рассудительно продолжает:
— Возможно; но мне будет гораздо лучше, если я буду знать, что наши дела в порядке... Когда мы поженились, ни у тебя, ни у меня не было ничего. Сейчас, когда у нас кое-что есть, я не хочу, чтобы мои родные могли урвать у тебя хоть крупицу того, что мы нажили вместе. Агата, моя сестра, не так уж была добра ко мне, чтобы я хотела ее облагодетельствовать. Скорее я все заберу с собой, чем пойду на это.
Она упорствует, заставляет мужа обещать, что он завтра же исполнит ее просьбу. Нотариус приходит, и она долго расспрашивает его; она хочет, чтобы все было предусмотрено, чтобы родня не могла оспаривать ее последнюю волю. Когда завещание составлено и нотариус уходит, она, улегшись поудобнее, едва слышно говорит мужу:
— Теперь я могу спокойно умереть... Конечно, я заслужила отдых. Мне жаль, что не придется пожить в деревне. Но ты-то будешь там жить на покое! Обещай мне, что поселишься там, где мы хотели отдохнуть вместе. Знаешь, в той деревушке, где родилась твоя мать, под Меленом. Это мне будет приятно.
Господин Руссо плачет горькими слезами. Жена утешает его, дает ему добрые советы: если одиночество станет его тяготить, пусть женится вторично; но только на женщине в летах, ведь молодые девушки выходят за вдовцов из голого расчета. Она сама называет одну знакомую, — если он женится на ней, она будет спокойна за него.
Ночью наступает мучительная агония; Адель задыхается, просит открыть окно. Франсуаза дремлет, сидя на стуле. Г-н Руссо стоит у изголовья; единственное, что он может сделать, это обеими руками сжимать руку умирающей, чтобы дать ей почувствовать, что он с ней, что он не отходит от нее. Утром ей вдруг становится гораздо легче; она лежит белая как полотно, с закрытыми глазами и тихо, ровно дышит. Муж решает, что он может вместе с Франсуазой сойти вниз, открыть магазин. Вернувшись в спальню, он видит, что жена, все такая же бледная, лежит в той же позе, вытянувшись во весь рост, но теперь глаза у нее широко раскрыты. Она умерла.
Слишком уж давно г-н Руссо ждал этой утраты; он не плачет, он всего-навсего изнемогает от усталости. Он вторично спускается вниз и смотрит, как Франсуаза снова закрывает ставни, затем пишет на листке бумаги: «Закрыто по случаю смерти» — и четырьмя облатками прикрепляет листок к ставням средней витрины.
Наверху, в спальне, Франсуаза все утро чистит и прибирает. Она вытерла тряпкой пол, вынесла пузырьки, поставила у кровати зажженную свечу и чашку со святой водой; ждут сестру покойной, пресловутую Агату, женщину с ядовитым языком, и служанка не хочет, чтобы сказали, что хозяйство у нее запущено.
Г-н Руссо послал одного из приказчиков выполнить все необходимые формальности. Сам он отправляется в церковь и в бюро похоронных процессий. Он долго спорит из-за цены. Если у него горе, это не значит, что он даст себя обжулить. Он очень любил свою жену, и если она еще может его видеть, ей, наверное, приятно, что он торгуется со священниками и гробовщиками. Однако он из-за своей доброй репутации в квартале хочет устроить приличное погребение. Наконец сговариваются: он заплатит сто шестьдесят франков за отпевание и триста — за похороны. Г-н Руссо подсчитывает, что вместе с мелкими расходами ему придется выложить не меньше пятисот франков.
Придя домой, он застает у тела жены свояченицу Агату, рослую сухопарую женщину с красноватыми глазами, с иссиня-бледными тонкими губами. Года три назад чета Руссо поссорилась с ней и перестала бывать у нее. Она величественно встает и обнимает шурина. Перед лицом смерти все распри забываются. Взглянув на умершую, у которой нос за эти часы заострился еще больше, а побелевшие щеки ввалились так, что ее трудно узнать, г-н Руссо, утром не проронивший ни слезинки, разражается рыданиями, Агата не плачет. Усевшись в самое удобное кресло, она медленно обводит глазами спальню, словно составляя подробнейшую опись обстановки. Пока она еще не заводила речи о денежных делах, но по всему видно, что она встревожена, что ей не терпится узнать, есть ли завещание.
В день погребения выясняется, что в бюро похоронных процессий произошла ошибка, — доставленный оттуда гроб слишком мал. Приходится послать за другим, а погребальная колесница уже прибыла; весь квартал в волнении. Для г-на Руссо эта проволочка — только лишняя мука. Ведь жена не воскреснет оттого, что ее так долго держат дома! Наконец прах бедняжки сносят вниз; гроб минут на десять выставляют в задрапированных черным дверях, на улице идет человек сто — соседние лавочники, жильцы дома, друзья и знакомые обоих супругов, несколько одетых по-воскресному рабочих. Похоронное шествие во главе с г-ном Руссо направляется к церкви.
По пути следования процессии женщины останавливаются на тротуарах, быстро крестятся, шепотом переговариваются: «Кого это хоронят?» — «Владелицу писчебумажного магазина». — «Совсем еще молодая...» — «Вся высохла, бедняжка. Кожа да кости остались!» — «Ну что ж! Ей покойно будет лежать в земле! Никто из нас не знает, что его ждет!» — «Зажиточные люди, работали, трудились, чтобы под старость пожить в свое удовольствие. Да, уж теперь она, можно сказать, получит удовольствие». Соседки сочувственно смотрят на г-на Руссо, одиноко, с обнаженной головой шагающего за гробом. Лицо его бледно, ветер треплет редкие волосы.
В церкви священник торопливо, за сорок минут, отправляет службу; Агата сидит в первом ряду с таким видом, словно считает зажженные свечи. По всей вероятности, она находит, что шурин слишком расщедрился; ведь если завещания нет и она унаследует половину состояния, ей придется заплатить свою долю расходов на похороны. Священники дочитывают последнюю молитву; кропило переходит из рук в руки, почти все расходятся. Дамы садятся в погребальные кареты, которых всего три. За колесницей следует г-н Руссо, по-прежнему без шляпы, да человек тридцать близких знакомых, которым неловко уйти. Гроб покрыт скромной черной пеленой с белыми кистями. Прохожие приподнимают шляпы и, не останавливаясь, идут своей дорогой.
У г-на Руссо нет фамильного склепа; он арендовал на пять лет место на кладбище Монмартр, рассчитывая позднее купить место получше и перенести туда прах жены. Тогда она действительно обретет вечный покой. Колесница останавливается в конце длинной аллеи; гроб на руках несут между рядами скромных памятников к могиле, вырытой в мокрой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127