Да и эти работяги в грязных сапогах изрядно надоели, снуют повсюду. Ну, и согреемся наконец.
– Вы считаете, что сейчас холодно? – недоуменно спросил Путин.
Уже в который раз Рамиус подумал, что Путин истинный замполит. Его нарочито громкий голос и самоуверенная манера держаться никому ни на минуту не позволяют забыть, кто он такой. Идеальный политрук, но человек в высшей степени не безопасный.
– Я слишком долго плаваю на подводных лодках, мой друг, так что привык к умеренной температуре и надёжной палубе под ногами. – Путин не заметил скрытого намёка на свою слабость – его перевели на подводные лодки после того, как выяснилось, что хроническая морская болезнь не позволяет ему служить на эсминцах. А может быть, ещё и потому, что замполит не страдал клаустрофобией, боязнью замкнутого пространства, невыносимой для многих внутри подводных лодок.
– Подумать только, Марк Александрович, сейчас в Горьком розы цветут!
– Что вы имеете в виду, товарищ замполит? – спросил Рамиус, не отрываясь от бинокля. Был полдень, но солнце едва поднялось из-за горизонта на юго-востоке, отбрасывая оранжевые косые лучи и пурпурные тени на отвесные скалистые берега вдоль залива.
– Морозные розы, разумеется, – громко рассмеялся Путин. – В такой день у детей и женщин расцветает румянец во всю щеку, пар от дыхания, а водка особенно хороша! Вот бы сейчас туда!
Этому подонку надо в Интуристе работать, подумал Рамиус, только вот Горький закрыт для иностранцев. Сам он бывал там дважды. Горький показался ему обычным советским городом – ветхие дома, грязные улицы, серые, плохо одетые люди. Как и в большинстве советских городов, зима там – лучшее время года. Под снегом не видно грязи. Рамиус, полулитовец по национальности, вынес куда более приятные воспоминания о месте, где вырос, прибрежном селении с рядами чистеньких построек – наследии ганзейских времён.
Находиться на борту советского военного корабля – больше того, командовать им – было в высшей степени необычно для нерусского. Однако отец Марка, Александр Рамиус, был видным партийным деятелем, правоверным коммунистом и служил Сталину верой и правдой. Когда Советский Союз в 1940 году оккупировал Литву, Рамиус-старший активно участвовал в арестах недовольных, священников, владельцев фабрик и магазинов, а также всех тех, кто оказались неугодными новому режиму. Арестованных вывезли неизвестно куда, и теперь даже Москва могла всего лишь гадать о постигшей их судьбе. Когда год спустя на страну напали немцы, Александр пошёл на фронт, стал комиссаром, отличился в боях под Ленинградом. В 1944 году он вернулся на родную землю с передовыми частями Одиннадцатой Гвардейской армии и начал беспощадно карать всех тех, кто сотрудничали с немцами или кого в этом подозревали. Отец Марка был просоветски настроенным человеком, и Марк испытывал за него глубокий стыд. Здоровье матери было подорвано длительной блокадой Ленинграда, и она умерла при родах. Мальчика растила бабушка, мать отца, жившая в Литве, в то время как сам отец важно расхаживал по Центральному комитету партии в Вильнюсе в расчёте на повышение и перевод в Москву. В конце концов это свершилось. Он был уже кандидатом в члены Политбюро, когда скоропостижно умер от сердечного приступа.
Но с именем отца у Марка было связано не только чувство стыда. Видное положение родителя позволило ему достичь нынешнего собственного высокого положения. И сейчас Марк намерен был осуществить свой план, считая, что возмездие окажется достаточным, чтобы упокоить души тысяч соотечественников, погибших ещё до его рождения.
– Там, куда мы идём, Иван Юрьевич, ещё холоднее.
Путин похлопал капитана по плечу. Интересно, его расположение ко мне притворное или искреннее? – подумал капитан. Пожалуй, это все же не игра. Будучи честным человеком, Рамиус не мог отказать этому низкорослому крикливому типу во всех человеческих чувствах.
– Скажите, товарищ командир, почему, выходя в море, вы всегда с такой радостью покидаете родные берега?
По лицу Рамиуса, скрытому биноклем, скользнула улыбка.
– У моряка, Иван Юрьевич, одна родина, зато две жены. Вам этого не понять. Вот и сейчас я отправляюсь к своей второй жене, холодной и бессердечной, которой принадлежит моя душа. – Рамиус замолчал, лицо его сделалось жёстким. – Тем более что теперь это моя единственная жена.
Путин осёкся, и это не ускользнуло от внимания капитана. Замполит присутствовал на похоронах и по-настоящему плакал, когда сосновый полированный гроб скользнула печь крематория. Для него смерть Натальи Богдановны Рамиус была волей судьбы, но ещё и безжалостным перстом Божьим, существование которого он так настойчиво отрицал. Рамиус же считал смерть жены преступлением отнюдь не Бога, а государства. Бессмысленным, чудовищным преступлением, которое требовало возмездия.
– Льдина! – вперёдсмотрящий протянул руку в направлении опасности.
– Дрейфующие льды, откололись от правого берега, а возможно, от ледника на восточной стороне. Пройдём без труда, – отозвался Комаров.
– Товарищ командир, радиограмма из штаба флота, – донёсся из динамика металлический голос.
– Читайте, – приказал Рамиус.
– Район учений свободен. Вражеские суда не обнаружены. Действуйте согласно приказам. Подпись: Коров, командующий Северным флотом.
– Принято, – отозвался Рамиус. Раздался щелчок, и динамик отключился. – Значит, американцев поблизости нет?
– Вы сомневаетесь в информации командующего флотом? – спросил Путин.
– Надеюсь, он прав. – Рамиус ответил вполне искренне, чему замполит не очень поверил. – Но вы ведь помните, что нам говорили при инструктаже.
Путин переминался с ноги на ногу. Возможно, и от холода.
– Я имею в виду американские подлодки – 688-е, типа «лос-анджелес», Иван Юрьевич. Помните, что сказал один из их офицеров нашему разведчику? Такая подлодка может подкрасться к, китихе и трахнуть её, прежде чем она это почувствует. Интересно, каким образом КГБ получил такую информацию? Не иначе тут не обошлось без какой-нибудь прелестной шпионки, блондинки, тощей как вобла, в западном вкусе, такие особенно нравятся империалистам… – проворчал капитан, делая вид, что испытывает удовольствие от собственной шутки. – Скорее всего, американский офицер просто прихвастнул, чтобы произвести впечатление. Да и наверняка был навеселе, как это водится у моряков. И всё-таки нам следует остерегаться американских «лос-анджелесов» и новых британских «трафальгаров». Они представляют для нас немалую опасность.
– У американцев хорошие инженеры, товарищ командир, – заметил Путин, – но не следует преувеличивать их способности. Американская технология не такая уж и потрясающая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Вы считаете, что сейчас холодно? – недоуменно спросил Путин.
Уже в который раз Рамиус подумал, что Путин истинный замполит. Его нарочито громкий голос и самоуверенная манера держаться никому ни на минуту не позволяют забыть, кто он такой. Идеальный политрук, но человек в высшей степени не безопасный.
– Я слишком долго плаваю на подводных лодках, мой друг, так что привык к умеренной температуре и надёжной палубе под ногами. – Путин не заметил скрытого намёка на свою слабость – его перевели на подводные лодки после того, как выяснилось, что хроническая морская болезнь не позволяет ему служить на эсминцах. А может быть, ещё и потому, что замполит не страдал клаустрофобией, боязнью замкнутого пространства, невыносимой для многих внутри подводных лодок.
– Подумать только, Марк Александрович, сейчас в Горьком розы цветут!
– Что вы имеете в виду, товарищ замполит? – спросил Рамиус, не отрываясь от бинокля. Был полдень, но солнце едва поднялось из-за горизонта на юго-востоке, отбрасывая оранжевые косые лучи и пурпурные тени на отвесные скалистые берега вдоль залива.
– Морозные розы, разумеется, – громко рассмеялся Путин. – В такой день у детей и женщин расцветает румянец во всю щеку, пар от дыхания, а водка особенно хороша! Вот бы сейчас туда!
Этому подонку надо в Интуристе работать, подумал Рамиус, только вот Горький закрыт для иностранцев. Сам он бывал там дважды. Горький показался ему обычным советским городом – ветхие дома, грязные улицы, серые, плохо одетые люди. Как и в большинстве советских городов, зима там – лучшее время года. Под снегом не видно грязи. Рамиус, полулитовец по национальности, вынес куда более приятные воспоминания о месте, где вырос, прибрежном селении с рядами чистеньких построек – наследии ганзейских времён.
Находиться на борту советского военного корабля – больше того, командовать им – было в высшей степени необычно для нерусского. Однако отец Марка, Александр Рамиус, был видным партийным деятелем, правоверным коммунистом и служил Сталину верой и правдой. Когда Советский Союз в 1940 году оккупировал Литву, Рамиус-старший активно участвовал в арестах недовольных, священников, владельцев фабрик и магазинов, а также всех тех, кто оказались неугодными новому режиму. Арестованных вывезли неизвестно куда, и теперь даже Москва могла всего лишь гадать о постигшей их судьбе. Когда год спустя на страну напали немцы, Александр пошёл на фронт, стал комиссаром, отличился в боях под Ленинградом. В 1944 году он вернулся на родную землю с передовыми частями Одиннадцатой Гвардейской армии и начал беспощадно карать всех тех, кто сотрудничали с немцами или кого в этом подозревали. Отец Марка был просоветски настроенным человеком, и Марк испытывал за него глубокий стыд. Здоровье матери было подорвано длительной блокадой Ленинграда, и она умерла при родах. Мальчика растила бабушка, мать отца, жившая в Литве, в то время как сам отец важно расхаживал по Центральному комитету партии в Вильнюсе в расчёте на повышение и перевод в Москву. В конце концов это свершилось. Он был уже кандидатом в члены Политбюро, когда скоропостижно умер от сердечного приступа.
Но с именем отца у Марка было связано не только чувство стыда. Видное положение родителя позволило ему достичь нынешнего собственного высокого положения. И сейчас Марк намерен был осуществить свой план, считая, что возмездие окажется достаточным, чтобы упокоить души тысяч соотечественников, погибших ещё до его рождения.
– Там, куда мы идём, Иван Юрьевич, ещё холоднее.
Путин похлопал капитана по плечу. Интересно, его расположение ко мне притворное или искреннее? – подумал капитан. Пожалуй, это все же не игра. Будучи честным человеком, Рамиус не мог отказать этому низкорослому крикливому типу во всех человеческих чувствах.
– Скажите, товарищ командир, почему, выходя в море, вы всегда с такой радостью покидаете родные берега?
По лицу Рамиуса, скрытому биноклем, скользнула улыбка.
– У моряка, Иван Юрьевич, одна родина, зато две жены. Вам этого не понять. Вот и сейчас я отправляюсь к своей второй жене, холодной и бессердечной, которой принадлежит моя душа. – Рамиус замолчал, лицо его сделалось жёстким. – Тем более что теперь это моя единственная жена.
Путин осёкся, и это не ускользнуло от внимания капитана. Замполит присутствовал на похоронах и по-настоящему плакал, когда сосновый полированный гроб скользнула печь крематория. Для него смерть Натальи Богдановны Рамиус была волей судьбы, но ещё и безжалостным перстом Божьим, существование которого он так настойчиво отрицал. Рамиус же считал смерть жены преступлением отнюдь не Бога, а государства. Бессмысленным, чудовищным преступлением, которое требовало возмездия.
– Льдина! – вперёдсмотрящий протянул руку в направлении опасности.
– Дрейфующие льды, откололись от правого берега, а возможно, от ледника на восточной стороне. Пройдём без труда, – отозвался Комаров.
– Товарищ командир, радиограмма из штаба флота, – донёсся из динамика металлический голос.
– Читайте, – приказал Рамиус.
– Район учений свободен. Вражеские суда не обнаружены. Действуйте согласно приказам. Подпись: Коров, командующий Северным флотом.
– Принято, – отозвался Рамиус. Раздался щелчок, и динамик отключился. – Значит, американцев поблизости нет?
– Вы сомневаетесь в информации командующего флотом? – спросил Путин.
– Надеюсь, он прав. – Рамиус ответил вполне искренне, чему замполит не очень поверил. – Но вы ведь помните, что нам говорили при инструктаже.
Путин переминался с ноги на ногу. Возможно, и от холода.
– Я имею в виду американские подлодки – 688-е, типа «лос-анджелес», Иван Юрьевич. Помните, что сказал один из их офицеров нашему разведчику? Такая подлодка может подкрасться к, китихе и трахнуть её, прежде чем она это почувствует. Интересно, каким образом КГБ получил такую информацию? Не иначе тут не обошлось без какой-нибудь прелестной шпионки, блондинки, тощей как вобла, в западном вкусе, такие особенно нравятся империалистам… – проворчал капитан, делая вид, что испытывает удовольствие от собственной шутки. – Скорее всего, американский офицер просто прихвастнул, чтобы произвести впечатление. Да и наверняка был навеселе, как это водится у моряков. И всё-таки нам следует остерегаться американских «лос-анджелесов» и новых британских «трафальгаров». Они представляют для нас немалую опасность.
– У американцев хорошие инженеры, товарищ командир, – заметил Путин, – но не следует преувеличивать их способности. Американская технология не такая уж и потрясающая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165