– Короче говоря, подмешать в питье мышьяк не мог никто?
– Если только яд не подсыпали заранее в банку со смесью, но это легко проверить – банка у меня.
– Отлично.
– Возможно, вы допускаете, что мисс О. всыпала яд в лекарство – право, не знаю, сэр, но, по-моему, это очень маловероятно. Когда-то давно мисс Дездемона Анкред по ошибке дала сэру Генри вместо микстуры примочку, и с тех пор он никому не разрешал прикасаться к своим лекарствам. Изабель сказала, что лекарство было свежее, новый пузырек. Я отыскал его на помойке. Пробки в нем не оказалось, но на экспертизу сдать можно, для анализа там осталось достаточно.
– Значит, поручим доктору Кертису еще одно задание. А как насчет термоса?
– Его тщательно вымыли, прокипятили и убрали в кладовку. Я, конечно, прихватил его, но анализ, думаю, ничего не даст.
– Ведра и тряпки, вероятно, уже тоже стерильной чистоты?
– Да, от ведер толку не будет, но я нашел грязный обрывок одной из тряпок.
– И куда же вы сложили эти ваши аппетитные находки?
– Изабель раздобыла мне чемодан, – сухо сказал Фокс. – Я объяснил ей, что должен купить себе пижаму, поскольку вынужден заночевать в деревне, и намекнул, что мужчины не любят ходить со свертками под мышкой. Чемодан я обещал вернуть.
– Слуги не засекли вас, когда вы забирали свои трофеи?
– Нет. Видели только, как я взял банку со смесью. Но я дал им понять, что фирма, выпускающая эту смесь, находится на подозрении у полиции и мы хотим проверить доброкачественность ее продукции. Думаю, они мне не поверили. Учитывая, как ведут себя Анкреды, полагаю, слуги догадываются, в чем дело.
– Только дурак бы не догадался.
– Я выяснил еще два обстоятельства, которые могут нам пригодиться, сэр, – сказал Фокс.
Родерик очень живо представил себе его посиделки с горничными. Потягивая чай, Фокс, без сомнения, рассыпался в комплиментах, вежливо шутил, вовремя сочувствовал и, казалось, даже не задавал никаких вопросов, но получал все нужные ответы. В играх такого рода он был непревзойденным мастером. Подкинув своим радушным собеседницам пару безобидных намеков, он получал в награду кучу всяких сплетен.
– Создается впечатление, мистер Аллен, что мисс О., говоря словами Изабель, всего лишь дразнила сэра Генри, не более того.
– Вы хотите сказать?..
– Если верить Изабель, интимных отношений не было, – степенно сказал Фокс. – Как говорится, либо только после свадьбы, либо никогда.
– Ясно.
– Кроме того, Изабель утверждает, что до истории с анонимными письмами между мисс О. и сэром Седриком была взаимность.
– Что еще за взаимность? Говорите человеческим языком, бога ради!
– Мисс О. обронила несколько намеков, по которым Изабель догадалась, что после соблюдения приличествующего трауру срока мисс О. все равно превратилась бы в леди Анкред. Фигурально говоря, не мытьем, так катаньем.
– Боже мой! Что за созданье человек! – воскликнул Родерик. – Если это правда, то странные фортели молодого баронета во многом можно объяснить.
– Но предположим, мисс О. все-таки проделала какой-нибудь фокус с термосом. Тогда, мистер Аллен, нам придется уточнять, знал сэр Седрик о ее замысле или нет?
– Да, наверно, придется.
– Я понимаю, это глупо, – Фокс потер нос, – но всякий раз, когда расследование доходит до такой стадии, я неизбежно задаю себе вопрос: а подходит ли тот или иной человек по своему типу на роль убийцы? Я знаю, это глупо, потому что убийцы бывают разные и какого-то одного типа нет, но я все равно задаю себе этот вопрос.
– И сейчас вас интересует мисс Оринкорт?
– Да, сэр, совершенно верно.
– Ничего страшного я в этом не вижу. Да, действительно, всем убийцам присуща лишь одна общая черта – повышенное самомнение, а в остальном никто еще не вывел четкого и удобного стереотипа. Но если вы мысленно восклицаете: «Нет, по характеру этот человек никак не может быть убийцей!» – не нужно себя за это презирать. Характер, хорош он или плох, еще не показатель.
– Вы помните, что рассказывал Баркер про крыс в комнате мисс Оринкорт?
– Да.
– Он, в частности, упомянул, что предложение использовать крысиную отраву напугало мисс О. и она была категорически против этой идеи. Скажите, сэр, будет ли себя так вести молодая женщина, если у нее зреет замысел кого-нибудь отравить? Вряд ли. Тогда чем же объяснить ее поведение? Случайностью? Сомневаюсь. Скорее, она хотела создать впечатление, что яд вызывает у нее ужас, хотя, может быть, это предположение тоже очень далеко от истины. И разве призналась бы она с такой готовностью в авторстве этих глупых проказ? Вы ее, конечно, ловко поймали, однако у меня создалось впечатление, что больше всего ее встревожил сам факт изобличения в хулиганских проделках, но при этом она вовсе не тревожилась, что мы протянем логическую нить дальше и у нас возникнут подозрения другого толка.
– Больше всего на свете ее тревожил вопрос о завещании, – сказал Родерик. – Они с Седриком придумали все эти идиотские шутки с целью восстановить старика против Панталоши. Полагаю, акты вандализма – это тоже работа мисс Оринкорт, а Седрик, вероятно, предупредил ее, чтобы в своем художественном творчестве она ограничилась сухими участками холста. Мы твердо знаем, что это она купила «изюминку», а Седрик признался, что подложил «изюминку» в кресло. По моим догадкам, именно она намазала краской перила, с этого и началась серия шуток. Но задумали они все вдвоем. Он ведь почти сознался. И возможно, ее сейчас тревожит лишь одно: она боится, что про ее хулиганские штучки пронюхают газеты и это повлечет за собой опротестование завещания.
– Да, но…
– Знаю, знаю. Наконечник звонка – я помню. Хорошо, Фокс. Вы молодец, отлично поработали. А теперь, думаю, нам имеет смысл поговорить с миссис Миллеман Анкред.
IV
Беседа с Миллеман внесла в ход расследования некоторое разнообразие: в отличие от своих родственников Миллеман не страдала аффектированными театральными манерами, отвечала на вопросы прямо и не позволяла себе пространных отступлений. Родерика и Фокса она приняла в гостиной. Ее незатейливый туалет – вполне обычные блузка и юбка – плохо сочетался с обстановкой этой комнаты. Во время разговора Миллеман трудилась над вышивкой, той самой, которая ужаснула Агату своим чудовищно безвкусным сложным узором и которая, как утверждала Миллеман, подверглась преступному нападению Панталоши. Рассказ Миллеман не опровергал уже имевшуюся информацию, но и не подкреплял ее ничем существенным.
– Мне бы хотелось, чтобы вы поделились с нами вашим собственным мнением о случившемся, – дослушав ее, сказал Родерик.
– Вы имеете в виду смерть моего свекра? Вначале я считала, что его смерть – результат несдержанности за ужином и нервного срыва.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84