.. — И сразу оборвал себя: — Бежать хочешь, друг?! Сам — спастись, а людей оставить наедине с бомбой, беззащитных женщин, детей, стариков?!»
Он повернулся и, шагнув мимо Савельева, обратился к сидевшим в темноте людям:
— Товарищи, мне нужна отвертка… нет, отвертка не годится, нужно что-то вроде стамески… Словом, какой-то инструмент с широким лезвием. Может, есть у кого-нибудь что-то подходящее?
— Дядя Баня! — раздался женский голос. — Ты же здесь водопроводчиком работал, может, у тебя есть?..
— Я инструмент с собой не таскаю, — угрюмо ответил мужчина.
— Послушайте, дядя Ваня, — сказал Суровцев. — Тут же, судя по всему, какая-то котельная была! Может, что-нибудь найдется? Вроде стамески, понимаете?! — Последние слова он произнес почти с мольбой.
Люди в подвале зашумели, задвигались…
— Тихо, не ходить! — прикрикнул Суровцев, опасаясь, что от движения людей произойдет сотрясение перекрытий, в которых застряла бомба. — Сейчас принесут фонарь…
Он обернулся к Савельеву:
— Там, в углу, груда железного лома. Иди пошуруй, только быстро!
Лучик света запрыгал по каменному полу. Суровцев с удовлетворением отметил, что его приказ выполнен: вблизи провала никого нет, все перебрались к противоположной стене.
Внезапно наверху опять раздался взрыв и снова загрохотали зенитки. Суровцев бросился к бомбе и обхватил ее обеими руками — здоровой и больной, не сознавая бессмысленности своего стремления в случае чего удержать бомбу на весу.
Он слышал, что позади что-то звякнуло. Видимо, Савельев перебирал металлическую рухлядь. Какая-то женщина радостно крикнула:
— Вот стамеска!
— Никакая это не стамеска, а долото! — ответил мужчина, судя по голосу — тот самый дядя Ваня.
— Сюда, давайте сюда! — обрадовался Суровцев, но тут же спохватился: — Стоп! Никому не подходить! Савельев, дай-ка сюда, чего там нашли.
Через минуту Савельев передал ему инструмент. Это и впрямь было долото — старое, покрытое ржавчиной, с деревянной ручкой.
Суровцев попробовал вложить широкое плоское лезвие в углубление на боковом взрывателе. Получилось.
— Мотай отсюда, — тихо сказал он Савельеву, не оборачиваясь.
— Почему? — недоуменно спросил тот.
— Без разговоров! Поставь фонарь и уходи.
— Но почему, капитан?
— Потому, — со злобой, но почти шепотом произнес Суровцев, — что взрыватель может быть установлен на неизвлекаемость. Жить тебе надоело, что ли?
— Не уйду, — упрямо сказал Савельев.
— Младший лейтенант, выполняй приказ. Назад!
— Не… не выполню, товарищ капитан! — с каким-то отчаянием ответил Савельев и добавил, почему-то перейдя на «вы»: — Вам одной рукой не справиться.
— Ну черт с тобой, — в сердцах сказал Суровцев и попробовал повернуть долото.
Но и на этот раз красная стрелка не сдвинулась с места.
«Э-э, будь что будет», — мысленно произнес Суровцев и уже с силой попытался повернуть ручку, но опять безуспешно.
— Держите фонарь, — снова обращаясь к Суровцеву на «вы», сказал Савельев. — Я попробую. Ну… держите!
И Суровцев понял, что иного выхода нет. Может быть, все дело в том, что он просто устал? Молча передал долото Савельеву и взял у него фонарь. Тот вставил лезвие в углубление, спросил:
— Куда поворачивать? Вправо? Влево?
— Влево. Но чуть-чуть! Чтобы только сдвинулась…
Он поднял фонарь на уровень взрывателя и впился глазами в полированную поверхность дна стакана.
Савельев ухватил ручку долота обеими руками, лицо его мгновенно стало мокрым от пота, хотя он еще и не пытался ее повернуть…
Но вот он отступил на полшага, нажал сильнее. И Суровцев увидел, как поблескивающая при свете фонаря выкрашенная красным лаком стрелка чуть отклонилась от буквы «S».
— Стоп! — крикнул Суровцев.
— Что, капитан? Ведь пошла!
— Вижу, что пошла! Но теперь я сам. Все. Уходи. И без разговоров. Обоим погибать ни к чему.
— Уходи сам, если хочешь, а я никуда не уйду, — грубо ответил ему Савельев и поднял фонарь.
Суровцев молча повернулся, снова вложил долото в риску и, в ту же секунду забыв обо всем на свете, как бы слившись воедино с зажатым в руке долотом, плавно повернул его один раз, затем — второй. Взрыва не последовало.
Суровцев знал, что радоваться еще рано. Для того чтобы вывинтить стакан-взрыватель, надо было сделать еще несколько оборотов, и каждый из них, возможно, грозил смертью.
Он повернул еще и еще раз.
Ранее утопленный в теле бомбы, стакан уже на сантиметр возвышался над ее серой, мышиного цвета поверхностью…
Суровцев опять дважды или трижды повернул долото и, почувствовав, что резьба кончилась, бросил инструмент на пол и, обхватив пальцами гладкий латунный стакан, осторожно, бережно вынул его…
Голова у Суровцева кружилась. Он стоял, прижимая к груди взрыватель. Нетяжелый, до половины покрытый резьбой, а в нижней своей части совершенно гладкий, проклятый этот стакан был теперь никому не страшен.
Суровцев отдал его Савельеву:
— Посмотри игрушку.
Оставался еще один взрыватель. Он тоже мог быть установлен на неизвлекаемость. Но чувство опасности у Суровцева уже притупилось, напряжение спало.
— Будем извлекать второй, — как-то равнодушно сказал он.
Присел на корточки и, вставив долото в прорезь, сделал попытку повернуть стакан. У него опять ничего не вышло — одной рукой работать было трудно.
Он вылез из-под бомбы и сам протянул долото Савельеву:
— Давай действуй.
Теперь, сидя на корточках, Суровцев держал фонарь и неотрывно следил за каждым движением Савельева.
— Не спеши… Спокойно. Так… пошла, пошла! Отдохни… теперь отворачивай дальше…
Гладкий полированный стакан медленно вылезал наружу.
— Все, убери долото! — приказал Суровцев и стал вывинчивать стакан пальцами. Через мгновение он уже сжимал взрыватель в руке. Потом поставил его на цементный пол рядом о первым, в отдалении от бомбы.
— Сволочь… — Он глядел на взрыватели и повторял: — Сволочь… Вот сволочь!
Поднялся на затекших ногах и усталым, тусклым голосом сказал в темноту:
— Все, товарищи!
Затем вытащил из кармана часы.
— Наверное, поздно, капитан, — спросил Савельев, — никуда не успеем?
Андрей, видимо, все еще не отдавал себе отчета в том, что выбраться из подвала без посторонней помощи невозможно.
— Без пяти семь, — сказал Суровцев и прислушался. Наверху было тихо.
Он стоял, задумавшись и по-прежнему держа часы на раскрытой ладони. Потом неожиданно протянул их Савельеву:
— Возьми.
— Чего? — недоуменно переспросил Савельев.
— Часы, говорю, возьми.
— Зачем, капитан?
— Бери, говорю! — повторил Суровцев. — Ну… на память.
— Да ты что, капитан! Это ж боевые, дареные!
— Вот и будут дареные.
— Дак там же имя ваше написано!
— Имя, если хочешь, сотри. Рашпилем.
— Ну… спасибо, — улыбнулся Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Он повернулся и, шагнув мимо Савельева, обратился к сидевшим в темноте людям:
— Товарищи, мне нужна отвертка… нет, отвертка не годится, нужно что-то вроде стамески… Словом, какой-то инструмент с широким лезвием. Может, есть у кого-нибудь что-то подходящее?
— Дядя Баня! — раздался женский голос. — Ты же здесь водопроводчиком работал, может, у тебя есть?..
— Я инструмент с собой не таскаю, — угрюмо ответил мужчина.
— Послушайте, дядя Ваня, — сказал Суровцев. — Тут же, судя по всему, какая-то котельная была! Может, что-нибудь найдется? Вроде стамески, понимаете?! — Последние слова он произнес почти с мольбой.
Люди в подвале зашумели, задвигались…
— Тихо, не ходить! — прикрикнул Суровцев, опасаясь, что от движения людей произойдет сотрясение перекрытий, в которых застряла бомба. — Сейчас принесут фонарь…
Он обернулся к Савельеву:
— Там, в углу, груда железного лома. Иди пошуруй, только быстро!
Лучик света запрыгал по каменному полу. Суровцев с удовлетворением отметил, что его приказ выполнен: вблизи провала никого нет, все перебрались к противоположной стене.
Внезапно наверху опять раздался взрыв и снова загрохотали зенитки. Суровцев бросился к бомбе и обхватил ее обеими руками — здоровой и больной, не сознавая бессмысленности своего стремления в случае чего удержать бомбу на весу.
Он слышал, что позади что-то звякнуло. Видимо, Савельев перебирал металлическую рухлядь. Какая-то женщина радостно крикнула:
— Вот стамеска!
— Никакая это не стамеска, а долото! — ответил мужчина, судя по голосу — тот самый дядя Ваня.
— Сюда, давайте сюда! — обрадовался Суровцев, но тут же спохватился: — Стоп! Никому не подходить! Савельев, дай-ка сюда, чего там нашли.
Через минуту Савельев передал ему инструмент. Это и впрямь было долото — старое, покрытое ржавчиной, с деревянной ручкой.
Суровцев попробовал вложить широкое плоское лезвие в углубление на боковом взрывателе. Получилось.
— Мотай отсюда, — тихо сказал он Савельеву, не оборачиваясь.
— Почему? — недоуменно спросил тот.
— Без разговоров! Поставь фонарь и уходи.
— Но почему, капитан?
— Потому, — со злобой, но почти шепотом произнес Суровцев, — что взрыватель может быть установлен на неизвлекаемость. Жить тебе надоело, что ли?
— Не уйду, — упрямо сказал Савельев.
— Младший лейтенант, выполняй приказ. Назад!
— Не… не выполню, товарищ капитан! — с каким-то отчаянием ответил Савельев и добавил, почему-то перейдя на «вы»: — Вам одной рукой не справиться.
— Ну черт с тобой, — в сердцах сказал Суровцев и попробовал повернуть долото.
Но и на этот раз красная стрелка не сдвинулась с места.
«Э-э, будь что будет», — мысленно произнес Суровцев и уже с силой попытался повернуть ручку, но опять безуспешно.
— Держите фонарь, — снова обращаясь к Суровцеву на «вы», сказал Савельев. — Я попробую. Ну… держите!
И Суровцев понял, что иного выхода нет. Может быть, все дело в том, что он просто устал? Молча передал долото Савельеву и взял у него фонарь. Тот вставил лезвие в углубление, спросил:
— Куда поворачивать? Вправо? Влево?
— Влево. Но чуть-чуть! Чтобы только сдвинулась…
Он поднял фонарь на уровень взрывателя и впился глазами в полированную поверхность дна стакана.
Савельев ухватил ручку долота обеими руками, лицо его мгновенно стало мокрым от пота, хотя он еще и не пытался ее повернуть…
Но вот он отступил на полшага, нажал сильнее. И Суровцев увидел, как поблескивающая при свете фонаря выкрашенная красным лаком стрелка чуть отклонилась от буквы «S».
— Стоп! — крикнул Суровцев.
— Что, капитан? Ведь пошла!
— Вижу, что пошла! Но теперь я сам. Все. Уходи. И без разговоров. Обоим погибать ни к чему.
— Уходи сам, если хочешь, а я никуда не уйду, — грубо ответил ему Савельев и поднял фонарь.
Суровцев молча повернулся, снова вложил долото в риску и, в ту же секунду забыв обо всем на свете, как бы слившись воедино с зажатым в руке долотом, плавно повернул его один раз, затем — второй. Взрыва не последовало.
Суровцев знал, что радоваться еще рано. Для того чтобы вывинтить стакан-взрыватель, надо было сделать еще несколько оборотов, и каждый из них, возможно, грозил смертью.
Он повернул еще и еще раз.
Ранее утопленный в теле бомбы, стакан уже на сантиметр возвышался над ее серой, мышиного цвета поверхностью…
Суровцев опять дважды или трижды повернул долото и, почувствовав, что резьба кончилась, бросил инструмент на пол и, обхватив пальцами гладкий латунный стакан, осторожно, бережно вынул его…
Голова у Суровцева кружилась. Он стоял, прижимая к груди взрыватель. Нетяжелый, до половины покрытый резьбой, а в нижней своей части совершенно гладкий, проклятый этот стакан был теперь никому не страшен.
Суровцев отдал его Савельеву:
— Посмотри игрушку.
Оставался еще один взрыватель. Он тоже мог быть установлен на неизвлекаемость. Но чувство опасности у Суровцева уже притупилось, напряжение спало.
— Будем извлекать второй, — как-то равнодушно сказал он.
Присел на корточки и, вставив долото в прорезь, сделал попытку повернуть стакан. У него опять ничего не вышло — одной рукой работать было трудно.
Он вылез из-под бомбы и сам протянул долото Савельеву:
— Давай действуй.
Теперь, сидя на корточках, Суровцев держал фонарь и неотрывно следил за каждым движением Савельева.
— Не спеши… Спокойно. Так… пошла, пошла! Отдохни… теперь отворачивай дальше…
Гладкий полированный стакан медленно вылезал наружу.
— Все, убери долото! — приказал Суровцев и стал вывинчивать стакан пальцами. Через мгновение он уже сжимал взрыватель в руке. Потом поставил его на цементный пол рядом о первым, в отдалении от бомбы.
— Сволочь… — Он глядел на взрыватели и повторял: — Сволочь… Вот сволочь!
Поднялся на затекших ногах и усталым, тусклым голосом сказал в темноту:
— Все, товарищи!
Затем вытащил из кармана часы.
— Наверное, поздно, капитан, — спросил Савельев, — никуда не успеем?
Андрей, видимо, все еще не отдавал себе отчета в том, что выбраться из подвала без посторонней помощи невозможно.
— Без пяти семь, — сказал Суровцев и прислушался. Наверху было тихо.
Он стоял, задумавшись и по-прежнему держа часы на раскрытой ладони. Потом неожиданно протянул их Савельеву:
— Возьми.
— Чего? — недоуменно переспросил Савельев.
— Часы, говорю, возьми.
— Зачем, капитан?
— Бери, говорю! — повторил Суровцев. — Ну… на память.
— Да ты что, капитан! Это ж боевые, дареные!
— Вот и будут дареные.
— Дак там же имя ваше написано!
— Имя, если хочешь, сотри. Рашпилем.
— Ну… спасибо, — улыбнулся Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97