Все соответствующие распоряжения, касающиеся времени начала обстрела и бомбардировки, были отданы авиационным частям и артиллерии заранее, и быстро перестроиться немецкая военная машина оказалась не в состоянии, тем более что торжественное заседание длилось меньше часа. Поэтому первые бомбы и снаряды упали на ленинградские улицы уже позже.
Но, пожалуй, еще ни разу после массированного налета на город, предпринятого фон Леебом одновременно с его попыткой обойти Пулковскую высоту, не было такой страшной бомбардировки, как в ночь на седьмое ноября. Морские электромагнитные мины, впервые примененные врагом в Ленинграде именно в ту ночь, обрушивались на город вперемежку с фугасными бомбами. Сотни саперов и электриков тут же, во время бомбежки, пытались обезвредить мины и нередко гибли при этом. В воздухе кружились, падая на пустынные заснеженные улицы, сброшенные с самолетов листовки с одной, большими черными буквами напечатанной фразой: «Сегодня будем вас бомбить, а завтра хоронить».
Наутро седьмого ноября бомбежка и обстрел возобновились с новой силой.
Тем не менее Ленинградский радиокомитет организовал трансляцию парада с начала его и до конца. Сквозь гул вражеских самолетов, взрывы бомб, зенитную стрельбу громкоговорители на улицах, в заводских цехах Ленинграда разносили слова выступавшего на Красной площади Сталина.
Он говорил, что Германия уже потеряла четыре с половиной миллиона своих солдат, и еще несколько месяцев, еще «полгода, может быть, годик» потребуется для того, чтобы она лопнула под тяжестью своих преступлений…
В те страшные дни никто не мог знать, что не полгода, не год, а еще долгие три с половиной года предстоит советскому народу вести смертельную борьбу с врагом…
— Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, — неслись из тысяч репродукторов слова Сталина. — Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
И казалось, именно для того, чтобы заглушить эти слова, с грохотом взрывались все новые и новые немецкие снаряды и бомбы, обрушивавшиеся на Ленинград — колыбель великой революции.
Но все было тщетно. Где бы ни находились в эти минуты ленинградцы — в цехах ли, не покидая своих рабочих мест, несмотря на вражеский налет, в убежищах или дома, — они слушали речь Сталина.
А когда грохот артиллерии, взрывы бомб заглушали его голос, люди старались домыслить то, чего не смогли, услышать, вкладывая в уста Сталина те слова, которые ждали от него.
Восьмого ноября Военный совет Ленинградского фронта собрался на заседание, чтобы заслушать очередное сообщение Лагунова о ходе строительства автотрассы Заборье — Новая Ладога.
Едва Лагунов начал говорить, зазвонил телефон ВЧ.
Сняв трубку, Жданов услышал голос Сталина:
— Хозин у вас?
— Да, товарищ Сталин, — ответил Жданов, — передаю ему трубку.
— Доложите обстановку на восточном берегу Невы, — сухо потребовал Сталин от Хозина.
Командующий стал перечислять меры, принимаемые Военным советом, чтобы, невзирая на осложнившуюся обстановку, попытаться прорвать блокаду.
— Подождите, — неожиданно изменившимся голосом прервал Хозина Сталин.
Командующий тотчас же умолк. Наступила пауза. Члены Военного совета настороженно смотрели на Хозина, по-прежнему прижимавшего трубку к уху.
Жданов не выдержал:
— В чем дело?
— Не знаю, — ответил Хозин, прикрыв микрофон ладонью. — Приказано подождать…
Прошло еще несколько секунд. Хозин осторожно спросил:
— Товарищ Сталин… вы меня слышите?..
Никакого ответа не последовало. В трубке раздавался лишь глухой гул, потрескивание.
— Товарищ Сталин, — громче повторил Хозин, — докладывает Хозин! Вы меня слышите?..
Но тут исчез и гудящий далекий фон. Телефон был мертв.
Некоторое время Хозин еще сжимал в руке трубку. Потом опустил ее на рычаг и беспомощно развел руками:
— Связь прервана.
Жданов вскочил.
— Идемте на переговорный пункт, — сказал он Хозину, — попытаемся связаться по телефону. Остальных прошу не расходиться.
Жданов и Хозин поспешно спустились в подземное помещение, где располагался узел связи.
— Ставку! — приказал Жданов сидевшему за аппаратным столиком лейтенанту. — Товарища Сталина.
Лейтенант включил аппарат «Бодо» и стал выбивать на клавишах привычное «там ли? там ли? там ли?..». Дожидаясь ответа, опустил руки. Жданов и Хозин впились взглядами в умолкший аппарат.
Наконец он застрекотал, короткими толчками выбрасывая ленту. Лейтенант подхватил ее, прочел и, не оборачиваясь, доложил:
— Связь имеется.
— Передайте: у аппарата Жданов и Хозин, — волнуясь, проговорил Жданов. — Просим товарища Сталина.
Лейтенант снова застучал по клавишам.
Ответ пришел сразу:
— У аппарата Василевский. Товарищ Сталин занят. Что доложить?
— Хозин только что докладывал товарищу Сталину обстановку, — продиктовал Жданов. — Но связь прервалась.
— Минуту… — ответила лента.
Через мгновение «Бодо» снова застрекотал:
— У аппарата Сталин. Враг только что захватил Тихвин. Телефонный провод проходил там. Принимаем меры. Направляем танки и еще одну полнокровную стрелковую дивизию. Теперь вам должно быть окончательно ясно, что враг хочет создать вторую линию окружения Ленинграда. Вы обязаны во что бы то ни стало прорвать кольцо. Промедление подобно смерти. У меня все.
Жданов и Хозин молча вернулись на второй этаж.
— Товарищи, — упавшим голосом сказал Жданов, обращаясь к членам Военного совета. — Тихвин захвачен немцами.
Наступила гробовая тишина.
Все последние дни руководители ленинградской обороны жили под угрозой того, что враг может завладеть Тихвином. Тем не менее слабая надежда, что этот город удастся отстоять, все же жила в сердце каждого из них.
И вот теперь этой надежды больше не существовало.
Новая трасса Заборье — Новая Ладога — Леднево еще не была закончена. Ладога еще не стала. Тиски голода сжались на горле Ленинграда.
Жданов медленно подошел к столу и сел в кресло. Опустив голову, он продолжил:
— Товарищ Сталин указывает, что наше спасение теперь только в одном — в прорыве блокады. Какие будут предложения?
Все молчали. Да и какие новые предложения могли внести сейчас члены Военного совета? Все возможные меры по усилению Невской оперативной группы были приняты. Работа на строительстве новой автотрассы велась круглые сутки…
— Разрешите мне слово, — неожиданно сказал Павлов.
Жданов кивнул.
— В Ленинграде осталось муки на неделю, крупы на восемь дней, жиров на четырнадцать, — перечислил Павлов. — Это примерно треть всего имеющегося у нас продовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
Но, пожалуй, еще ни разу после массированного налета на город, предпринятого фон Леебом одновременно с его попыткой обойти Пулковскую высоту, не было такой страшной бомбардировки, как в ночь на седьмое ноября. Морские электромагнитные мины, впервые примененные врагом в Ленинграде именно в ту ночь, обрушивались на город вперемежку с фугасными бомбами. Сотни саперов и электриков тут же, во время бомбежки, пытались обезвредить мины и нередко гибли при этом. В воздухе кружились, падая на пустынные заснеженные улицы, сброшенные с самолетов листовки с одной, большими черными буквами напечатанной фразой: «Сегодня будем вас бомбить, а завтра хоронить».
Наутро седьмого ноября бомбежка и обстрел возобновились с новой силой.
Тем не менее Ленинградский радиокомитет организовал трансляцию парада с начала его и до конца. Сквозь гул вражеских самолетов, взрывы бомб, зенитную стрельбу громкоговорители на улицах, в заводских цехах Ленинграда разносили слова выступавшего на Красной площади Сталина.
Он говорил, что Германия уже потеряла четыре с половиной миллиона своих солдат, и еще несколько месяцев, еще «полгода, может быть, годик» потребуется для того, чтобы она лопнула под тяжестью своих преступлений…
В те страшные дни никто не мог знать, что не полгода, не год, а еще долгие три с половиной года предстоит советскому народу вести смертельную борьбу с врагом…
— Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова, — неслись из тысяч репродукторов слова Сталина. — Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!
И казалось, именно для того, чтобы заглушить эти слова, с грохотом взрывались все новые и новые немецкие снаряды и бомбы, обрушивавшиеся на Ленинград — колыбель великой революции.
Но все было тщетно. Где бы ни находились в эти минуты ленинградцы — в цехах ли, не покидая своих рабочих мест, несмотря на вражеский налет, в убежищах или дома, — они слушали речь Сталина.
А когда грохот артиллерии, взрывы бомб заглушали его голос, люди старались домыслить то, чего не смогли, услышать, вкладывая в уста Сталина те слова, которые ждали от него.
Восьмого ноября Военный совет Ленинградского фронта собрался на заседание, чтобы заслушать очередное сообщение Лагунова о ходе строительства автотрассы Заборье — Новая Ладога.
Едва Лагунов начал говорить, зазвонил телефон ВЧ.
Сняв трубку, Жданов услышал голос Сталина:
— Хозин у вас?
— Да, товарищ Сталин, — ответил Жданов, — передаю ему трубку.
— Доложите обстановку на восточном берегу Невы, — сухо потребовал Сталин от Хозина.
Командующий стал перечислять меры, принимаемые Военным советом, чтобы, невзирая на осложнившуюся обстановку, попытаться прорвать блокаду.
— Подождите, — неожиданно изменившимся голосом прервал Хозина Сталин.
Командующий тотчас же умолк. Наступила пауза. Члены Военного совета настороженно смотрели на Хозина, по-прежнему прижимавшего трубку к уху.
Жданов не выдержал:
— В чем дело?
— Не знаю, — ответил Хозин, прикрыв микрофон ладонью. — Приказано подождать…
Прошло еще несколько секунд. Хозин осторожно спросил:
— Товарищ Сталин… вы меня слышите?..
Никакого ответа не последовало. В трубке раздавался лишь глухой гул, потрескивание.
— Товарищ Сталин, — громче повторил Хозин, — докладывает Хозин! Вы меня слышите?..
Но тут исчез и гудящий далекий фон. Телефон был мертв.
Некоторое время Хозин еще сжимал в руке трубку. Потом опустил ее на рычаг и беспомощно развел руками:
— Связь прервана.
Жданов вскочил.
— Идемте на переговорный пункт, — сказал он Хозину, — попытаемся связаться по телефону. Остальных прошу не расходиться.
Жданов и Хозин поспешно спустились в подземное помещение, где располагался узел связи.
— Ставку! — приказал Жданов сидевшему за аппаратным столиком лейтенанту. — Товарища Сталина.
Лейтенант включил аппарат «Бодо» и стал выбивать на клавишах привычное «там ли? там ли? там ли?..». Дожидаясь ответа, опустил руки. Жданов и Хозин впились взглядами в умолкший аппарат.
Наконец он застрекотал, короткими толчками выбрасывая ленту. Лейтенант подхватил ее, прочел и, не оборачиваясь, доложил:
— Связь имеется.
— Передайте: у аппарата Жданов и Хозин, — волнуясь, проговорил Жданов. — Просим товарища Сталина.
Лейтенант снова застучал по клавишам.
Ответ пришел сразу:
— У аппарата Василевский. Товарищ Сталин занят. Что доложить?
— Хозин только что докладывал товарищу Сталину обстановку, — продиктовал Жданов. — Но связь прервалась.
— Минуту… — ответила лента.
Через мгновение «Бодо» снова застрекотал:
— У аппарата Сталин. Враг только что захватил Тихвин. Телефонный провод проходил там. Принимаем меры. Направляем танки и еще одну полнокровную стрелковую дивизию. Теперь вам должно быть окончательно ясно, что враг хочет создать вторую линию окружения Ленинграда. Вы обязаны во что бы то ни стало прорвать кольцо. Промедление подобно смерти. У меня все.
Жданов и Хозин молча вернулись на второй этаж.
— Товарищи, — упавшим голосом сказал Жданов, обращаясь к членам Военного совета. — Тихвин захвачен немцами.
Наступила гробовая тишина.
Все последние дни руководители ленинградской обороны жили под угрозой того, что враг может завладеть Тихвином. Тем не менее слабая надежда, что этот город удастся отстоять, все же жила в сердце каждого из них.
И вот теперь этой надежды больше не существовало.
Новая трасса Заборье — Новая Ладога — Леднево еще не была закончена. Ладога еще не стала. Тиски голода сжались на горле Ленинграда.
Жданов медленно подошел к столу и сел в кресло. Опустив голову, он продолжил:
— Товарищ Сталин указывает, что наше спасение теперь только в одном — в прорыве блокады. Какие будут предложения?
Все молчали. Да и какие новые предложения могли внести сейчас члены Военного совета? Все возможные меры по усилению Невской оперативной группы были приняты. Работа на строительстве новой автотрассы велась круглые сутки…
— Разрешите мне слово, — неожиданно сказал Павлов.
Жданов кивнул.
— В Ленинграде осталось муки на неделю, крупы на восемь дней, жиров на четырнадцать, — перечислил Павлов. — Это примерно треть всего имеющегося у нас продовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97