– Тебя бросила жена? – тут же услышал я.
– Да, но, если хочешь, можно считать, что она выставила меня вон. Попросила уехать.
– Из-за другого? У нее кто-то был?
– Точно не знаю. – Я посмотрел на Венке. – Не знаю, был ли он уже тогда. Думаю, что да. Я редко бывал дома, много работал. Я работал в управлении по розыску пропавших детей, часто уезжал, работал вечерами. Искал этих малюток. Иногда находил, отводил домой, а там долгие, за полночь, разговоры с родителями. Возвращался, когда она уже спала, а по утрам за завтраком ей не о чем было со мной говорить. Она молчала и только смотрела на меня. Я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
– У вас есть дети?
– Мальчик, немного младше Роара. Осенью пойдет в школу… Томас. – Теперь была моя очередь разглядывать свое отражение на дне чашки, пробовать отыскать там лицо, которого уже давно не видел, услышать голос, давно для меня умолкший.
Из гостиной вышел Роар.
– Варьг, ты останешься с нами смотреть детектив по телевизору?
Венке Андресен приоткрыла рот. Я смущенно улыбнулся.
– Спасибо, нет. Кошмары я предпочитаю смотреть во сне. Мне пора домой.
Роар огорчился, но ничего не сказал.
Я поднялся.
– Спасибо за кофе. Было приятно побеседовать, – сказал я Венке, сидевшей напротив, и, повернувшись к Роару и потрепав его по волосам, добавил: – Рад был с тобой познакомиться.
В прихожую мы вышли все вместе. Я надел куртку, нащупал в кармане ключи от машины, погладил Роара по голове и протянул руку его матери. Я задержал ее ладонь в своей.
– Спасибо за помощь, – начала она, – сколько мы тебе должны?
– Считайте это дружеской услугой. А ты, Роар, теперь хорошенько приглядывай за велосипедом. Всего доброго.
– Пока, – проговорил Роар.
– Всего хорошего и спасибо за все, – сказала Венке.
Я быстро прошел по балкону и в одиночестве спустился на лифте. Мне казалось, что я спускаюсь в преисподнюю.
От подъезда я направился к машине. Захлопывая дверцу, я поглядел наверх. За окном с бело-зелеными шторами, прижавшись носом к стеклу, стоял мальчик. Он махал мне рукой. Я помахал в ответ и взялся за руль. За углом дома я увидел движущиеся длинные тени, семь или восемь. Наверное, это была компания подростков, а может быть, игра света и тени.
7
Суббота и воскресенье прошли, как обычно проходят дни на изломе февраля к марту – как будто бродишь в глубоком снегу. Почти не рассветало… Серые низкие облака накрыли город, и поездка на Флеен была похожа на путешествие сквозь мокрую и грязную вату.
В воскресенье я решил прогуляться по Нурднесу. Там, где когда-то, тесно прижавшись друг к другу, стояли небольшие деревянные домики, теперь возвышались тяжелые железобетонные башни, глядя на которые было трудно поверить, что в них могут жить люди. Там, где когда-то была детская площадка для игр и казавшийся беспредельным парк, построили здание аквариума с крошечными водоемами для огромных рыб. Рядом вздымалось здание исследовательского института по изучению морского дна – высокая бетонная башня, больше подходящая для изучения летающих, чем плавающих рыб. Там, где когда-то я сам прогуливался с девушкой и носком башмака смущенно ковырял в песке, не было никакого песка, а только голый асфальт.
В понедельник утром я пошел на работу. Молчаливый телефон напоминал окаменевшую черепаху. Время текло, как вода сквозь пальцы. Город за моими окнами жил своей жизнью без меня. Торговцы рыбой на площади хлопали в ладоши, чтобы согреться, и красными замерзшими руками нарезали большими кусками зеленовато-белую рыбу для покупательниц, одетых в голубые плащи, с коричневыми нейлоновыми сумками в руках. Продавцы цветов были похожи на свой жухлый товар. Поодаль, на овощном рынке, стоял единственный продавец и торговал морковью из Италии, цветной капустой из Израиля и белокочанной капустой, сохранившейся у него, по-видимому, с прошлого столетия.
Дождь и туман повисли над городом, вода в заливе Воген поднялась и плескалась о набережную. День был из тех, когда лица людей становятся похожими на нервно сжатые кулаки и достаточно пустяка, чтобы началась свара.
День наступал лениво, как бы нехотя. Телефон продолжал молчать, а я сидел, глядя на него с ожиданием, хотя мог бы позвонить и сам…
Я мог бы позвонить своей престарелой матери, если бы она не умерла два с половиной года назад, а туда, где она теперь, вряд ли проведен телефон, и номер мне не известен.
Еще я мог бы позвонить знакомой девушке из муниципальной канцелярии, если бы она не преподнесла мне глупый сюрприз, когда я звонил ей в прошлый раз.
– Говорит Веум, – начал я.
– Какой Веум? – спросила она. – Тот, у которого есть телефон?
Прошло несколько дней, прежде чем я до конца понял и оценил юмор ситуации. Больше я ей не звонил.
Можно было позвонить журналисту Полу Финкелу и пригласить его пообедать или выпить вместе пивка. Пол будет говорить только о девушках, с которыми познакомился с тех пор, как мы не виделись. А для меня хуже нет, чем слушать о чужих девушках, когда наверняка знаешь, что все это выдумки. Финкел был разведен, как и я. Временами мне казалось, что все вокруг разведены.
В конце концов я набрал номер наобум. Мужской голос произнес: «Эбсен слушает».
– Скажите, я встречусь с фру Андресен? – спросил я.
– С кем?
– С фру Андресен.
– Вы ошиблись номером.
– О! Извините.
– Пожалуйста, – ответил мужчина и повесил трубку.
Я держал трубку и слушал гудок. Телефонный гудок – забавная штука. Если долго его слушать, то кажется, что кто-то тебя зовет: много голосов, хором, но толком ничего не разобрать. А если слишком долго держать снятую трубку, можно услышать голос телефонистки: «Будьте добры, положите трубку». Не дожидаясь этого, я бросил трубку и вышел из конторы.
Понедельник – странный день. Ты еще во власти воскресной депрессии, и тебя еще не захватила новая рабочая неделя. В сущности, можно обходиться без понедельников, а в моей профессии и без доброй половины дней недели.
Мне следовало остаться сегодня дома.
8
Я пообедал в кафетерии на втором этаже. Взял какое-то мясное блюдо, вкус которого оставлял желать лучшего. Но это была моя собственная вина. Я знал, куда иду, – я бывал здесь раньше.
Дома я заварил себе почечного чаю и удобно расположился с большой белой кружкой и биографией Хамфри Богарта , которую уже однажды читал. Фотографии в книге были сероватыми – они ведь были сделаны много лет назад в какой-то несуществующей сказочной стране. Да и таких, как Боги, больше нет. А появись он сейчас среди бела дня на площади, мы бы разодрали на куски его плащ английского покроя с погончиками. Я помню его грустные глаза, которые иногда становились жесткими из-за долгой болезни желудка (впоследствии оказалось – это рак), помню его голос с легким присвистом из-за искусственной челюсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76