Среди скал, где солнце и ветер еще беспощаднее, пробиваются сквозь сухую землю крошечные цветы. И во всем этом – завершенность, порядок, подвластный лишь руке искусного садовода. Скрытый от чужого глаза Капри, куда человек попадает не сразу, а лишь после того, как с его одежды снимут ярлык туриста, этот Капри – народный, простоволосый: скалы, крохотные виноградники, простые, работящие, основательные люди – пленяет своим очарованием. Вот ты уже в родстве с его жизнью, с его людьми, вот тебя уже знают кучера и рыбаки, вот ты частица Капри, небогатого и незримого. И тебе охотно расскажут, где продают хорошее недорогое вино, где найти настоящие оливы, те, которые едят жители острова.
Быть может, и правда, что за высокими каменными стенами дворцов и вилл буйствует разврат, о котором пишут в романах. Но я жил счастливой жизнью среди непотревоженной тишины, среди самых простых людей на свете. Незабываемое время! По утрам я работал, а во второй половине дня Матильда переписывала мои стихи на машинке. Впервые мы с Матильдой жили под одним кровом. На этом хмельно прекрасном острове наша любовь стала еще сильнее. Больше мы не расставались.
Там на Капри я закончил книгу о любви, о страсти и страданиях, которая была опубликована в Неаполе под заглавием «Стихи Капитана».
А теперь я расскажу историю этой книги. Споров и толков о ней было много больше, чем о других моих книгах. Долгое время она была тайной, долгое время на ее обложке не стояло моего имени, словно я отрекся от нее или сама книга не знала, кто ее настоящий отец. Бывают внебрачные дети, рожденные свободной любовью. Таким внебрачным ребенком, рожденным в любви, была моя книга «Стихи Капитана».
Стихи, включенные в книгу, писались то тут, то там, в годы моей разлуки с Чили. Ее опубликовали в Неаполе в 1952 году. Любовь к Матильде, тоска по родине и чувство гражданской ответственности – вот чем полнятся страницы этой книги, которая издавалась анонимно несколько раз.
Для ее первого издания художник Паоло Риччи раздобыл прекрасную бумагу, старинный типографский шрифт «бодони» и гравюры помпейских ваз. С братской заботливостью он составлял список тех, кто хотел приобрести книгу. Вскоре вышли в свет пятьдесят прекрасно оформленных экземпляров. Мы отпраздновали это событие шумным застольем, где было много цветов, fnitti di mare, прозрачное, как вода, вино, которое дают виноградники Капри. И радость тех, кто любил нашу любовь.
Некоторые критики, страдающие подозрительностью, поспешили сообщить, что книга вышла анонимно по политическим соображениям. «Партия не соглашалась на издание этой книги. Партия не одобряет ее». Сущая ложь. К счастью, наша партия никогда не выступала против каких-либо форм выражения красоты.
Все дело в том, что мне не хотелось нанести этими стихами душевную рану Делии, с которой я расстался. Делиа дель Карриль, ласковая непоседа, ниточка из стали и меда, связавшая меня по рукам в мои звонкие годы, была мне прекрасной подругой восемнадцать лет подряд. А моя новая книга, пламенная и дерзкая в своей страсти, камнем бы ударила в ее нежную душу. Лишь по глубоко личным и вполне понятным, вполне уважительным причинам я скрыл тогда свое имя.
С годами моя книга – еще безымянная, бесфамильная – возмужала, повзрослела. Она сама пробила себе путь, и мне в конце концов пришлось признать ее. Теперь «Стихи Капитана» идут по разным дорогам – по книжным магазинам и библиотекам – с именем настоящего капитана.
Конец изгнания
Наступал конец моего изгнания. Был 1952 год. Через Швейцарию мы приехали в Канны, чтобы оттуда итальянским пароходом добраться до Монтевидео. На этот раз мы не думали встречаться с кем-либо во Франции. О том, что мы будем там проездом, я сообщил лишь Алис Гаскар – моей верной переводчице, с которой нас связывала давняя дружба. Тем не менее в Каннах нас ожидали удивительные встречи.
Возле агентства пароходной компании я вдруг увидел Поля Элюара и его жену Доминик. Они узнали о моем приезде и пришли позвать нас на обед, где должен был быть Пикассо. Потом мы встретились с чилийским художником Немесио Антунес и Инес Фигероа, его женой, которые тоже были приглашены на обед.
Это моя последняя встреча с Полем Элюаром. Я и сейчас вижу, как он стоит под солнцем Канн, в синем костюме, похожем на пижаму. Мне не забыть его обгоревшего лица, густой синевы его глаз, его бесконечно молодой улыбки в сиянии африканского зноя, затопившего искрящиеся улочки города. Элюар приехал из Сен-Тропеза, чтобы проститься со мной, случайно встретился с Пикассо и решил устроить в нашу честь обед. Нас ждал прекрасный праздник.
Но вдруг из-за какой-то ерунды все чуть было не разладилось. Поскольку Матильда не имела уругвайской визы, нам пришлось в первую очередь отправиться в консульство Уругвая. Мы приехали туда на такси, и я решил подождать Матильду на улице. Консул вышел к ней навстречу, и она улыбнулась ему широкой улыбкой. Молодой, приятный на вид консул провел ее в свой кабинет, напевая арию мадам Баттерфляй. Одет он был совсем не по протоколу – рубашка с короткими рукавами и шорты. Матильде и в голову не могло прийти, что этот тип, чем-то смахивающий на Пинкертона, превратится на ее глазах в наглого вымогателя, чинившего всевозможные препятствия с одной единственной целью – получить деньги. Ему удалось продержать нас в консульстве целое утро. Потом за обедом мне казалось, что знаменитый bouillabaise отдает горечью. Матильда потратила несколько часов, чтобы получить визу. Уругвайский Пинкертон придумывал все новые и новые дела – то сфотографироваться, то поменять доллары на франки, то оплатить телефонный разговор с Бордо. Кончилось тем, что сумма за транзитную визу – а она должна быть бесплатной – достигла ста двадцати долларов. Я уже стал думать, что Матильда не попадет на пароход и что я тоже никуда не поеду. Долгое время этот день казался мне одним из самых горьких в моей жизни.
Наброски к океанографии
Во всем, что касается моря, я – дилетант. Много лет я коллекционирую все, что узнаю о нем, хотя нет в том особой нужды, ибо плаваю я по земле.
Теперь я возвращаюсь в Чили, в мою океаническую страну. Наш пароход приближается к берегам Африки. Позади остались древние Геркулесовы столбы, одетые сегодня в броню, чтобы верно служить умирающему империализму.
Я смотрю на море без волнения, как смотрят на него океанографы, давно узнавшие все о его поверхности и глубинах. Я гляжу на море без поэтического настроя, просто смакую то, что знаю о его толщах не хуже кита.
Мне всегда нравились морские рассказы, и в моей библиотеке на одной из полок лежит рыбачья сеть.
На все свои вопросы о море я нахожу ответы в книгах Уильяма Бииба или в какой-нибудь основательной монографии, рассказывающей о морских просторах Антарктики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111