На этот раз она собиралась добиться по— дробного рассказа.
Горюн долго испепелял ее взглядом.
— Возможно, вы когда-нибудь узнаете. Да, ты такая же, как и я. Человек, задающий вопросы. Можно, я отвечу сначала на первый вопрос? Как я сюда попал? Не знаю. В один прекрасный день я просто очутился здесь. Больше ничего не помню. И вот я начал задавать вопросы. Но никто не хотел меня слушать. Всех интересовали только свои дела, они уходили как можно быстрее, не желая задумываться, что они творят. — Он шумно хлебнул чаю. — Но рыбалка дает время поразмыслить. И я думал. Слушал истории других людей, которые приходили, и все понял.
— Поняли что?— спросила Отрава. — Как я сюда попал, — ответил Горюн. — И как же?
— Спросите лучше у Иерофанта. — Почему вы не можете просто сказать мне? — Так не пойдет, — вздохнул Горюн с неподдельным огорчением. — Существуют законы, им надо следовать. Все подчинено законам. Пока для вашего же блага вам лучше не знать. Слишком рано.
Отрава разочарованно заскрипела зубами. — Теперь второй вопрос.
— Ах да. Как я уже говорил, все подчинено законам. У каждого свой путь, своя роль. И если перестать делать то, для чего ты предназначен, то испортится и все остальное. Мы все — звенья одной цепи, понимаешь? Мне полагается оставаться здесь. Я должен хранить ответы. Если человек заблудился, он приходит ко мне, и я направляю его в нужную сторону. Я даю им так называемый кратчайший путь, вот как вам. — Он ссутулился, даже как будто стал меньше ростом, и потупился, уставясь на кота, который вполглаза наблюдал за ним, притворяясь спящим. — Мне не положено странствовать. И когда я ушел, путники терялись, потому что некому было подсказать им дорогу. Все начало разваливаться.
— Потому что вы делали то, для чего не предназначены — удивленно спросила Перчинка.
— Потому что я понял суть вещей, — пробормотал Горюн. — У меня самого когда-то была история, но она мне не понравилась, и я пытался ее изменить. — Он всхлипнул. — Вот вам мой совет: никогда так не поступайте.
Следующему вопросу Отравы помешал внезапный порыв ветра, который поднялся снаружи, а затем послышалось цоканье копыт, и возле дома остановились лошади.
— Вам пора, — произнес Горюн, указывая шишковатым пальцем на дверь. — Кучер не станет ждать долго.
Перчинка подняла на руки кота, и они вышли. На берегу стояла карета. При виде ее глаза Перчинки загорелись. Не в первый раз Отраве пришлось напомнить себе, что нельзя поддаваться великолепию королевства эльфов. То, что предстало им, было настолько красиво, что могло заставить забыть об осторожности.
Карета была раскрашена в белый и серый цвета, с крестовинами из слоновой кости и золотыми спицам; ступицы изящно отделаны серебром. В карету были запряжены четыре грациозные лошади, облаченные в блестящие доспехи. Гривы лошадей белоснежными облаками колыхались на ветру, со спин свисали кольчужные попоны из золота. Завидев людей, лошади замотали головами и несколько раз щелкнули зубами. И все же безупречная красота этих животных была холодной, даже ледяной, и глаза их смотрели на людей с мрачным, надменным презрением.
Сам Кучер ссутулился на козлах, закутавшись в необъятный белый плащ с капюшоном, так что видны были только его руки, держащие поводья. В нем было все семь футов роста, даже Брэм рядом с ним казался карликом. Кучер свирепо взглянул на путников, и они увидели в капюшоне фарфоровое лицо — идеальные черты, высокие скулы, гладкая, бледная, без единого изъяна кожа. Но и от этой красоты сквозило холодом, потому что зеленые глаза Кучера смотрели на них, как на насекомых, и губы скривились в брезгливой усмешке.
Дверца кареты сама собой открылась. Перчинка обеспокоено посмотрела на Брэма и Отраву и крепче прижала Андерсена к груди. Отрава обернулась к Горюну, который с жалостью смотрел на нее.
— Навестите Иерофанта. У него есть ответы. Отрава не ответила. Они сели в карету и закрыли дверцу.
СДЕЛКА И ПУТЕШЕСТВИЕ
Дворец короля эльфов стоял на пересечении дюжины рек и ручейков и был прекрасным и изысканным, Его нефритовые стены вздымались над озерной долиной, устремляя к небу множество изящных шпилей и башенок разной высоты. Чем ближе к небесам— тем меньше башен. А выше и величественнее всех была та, что точно в центре замка: ее верхушка была изящной и острой, точно игла.
Слишком большое солнце эльфов только начинало свой путь по небосводу, когда Отрава и ее спутники прибыли, и с высоты, с янтарных небес, им открылся потрясающий вид. Зеленые стены дворца переливались в утренних лучах, а сети рек и озер, разрезавшие окрестности, блистали золотом.
— Ты должна это увидеть, Перчинка! — воскликнула Отрава, но девочка даже не шевельнулась. Она свернулась калачиком, уткнувшись лицом в заднюю стенку кареты и закрыв глаза ладонями.
Перчинка сидела так с того самого мига, когда карета внезапно оторвалась от земли и взмыла в небо. Лошади били копытами по воздуху, словно это была твердая почва. Девочка тогда взвизгнула от удивления и в ужасе отпрянула от окон. Похоже, она панически боялась высоты, и Андерсен так и не смог уговорить ее выглянуть из кареты.
Лошади во весь опор неслись ко дворцу, и он становился все больше. Все путешествие заняло меньше часа, но почему-то ночь прошла, и уже настало утро, а пассажиры чувствовали себя так, словно хорошо выспались, хотя никто из них даже не вздремнул. Когда Отрава заметила это, Брэм повторил слова, которые произнес в ту ночь, когда она попрощалась с ним и отправилась в дом костяной ведьмы:
— Время здесь течет по-другому. Возможно, там, дома, прошла уже тысяча лет, и когда мы вернемся, мир изменится до неузнаваемости.
Отрава задумалась.
— Вряд ли я буду по кому-то скучать. Ну, кроме Паруса, конечно. И может, папы. Но он, скорее всего, гораздо счастливее без меня.
— Разве? Как у тебя только язык повернулся сказать такое! — укоризненно произнес Брэм.
— Но ведь это правда, — возразила Отрава. — Он и Мелисса, моя мачеха, только и хотели, что избавиться от меня. С тех самых пор, как поженились. Даже если изо всех сил притворялись, что это не так. — Девочка поймала его скептический взгляд. — Это не просто приступ подростковой обидчивости, Брэм. Я знаю что говорю. Я всегда была для них помехой. Отравой.
— А, так вот почему ты выбрала это имя. — Усы Брэма изогнулись, и кривая усмешка появилась на лице. — Мог бы догадаться.
— А тебе будет чего-то не хватать? — спросила девушка, снова выглянув в окно.
Карета уже приближалась к самой высокой башне дворца.
— Зависит от того, что изменится, — ответил Брэм. — Если к тому времени, как я вернусь, в Крепости в мясной лавке перестанут делать мои любимые сосиски, придется вернуться и сказать королю эльфов пару теплых слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Горюн долго испепелял ее взглядом.
— Возможно, вы когда-нибудь узнаете. Да, ты такая же, как и я. Человек, задающий вопросы. Можно, я отвечу сначала на первый вопрос? Как я сюда попал? Не знаю. В один прекрасный день я просто очутился здесь. Больше ничего не помню. И вот я начал задавать вопросы. Но никто не хотел меня слушать. Всех интересовали только свои дела, они уходили как можно быстрее, не желая задумываться, что они творят. — Он шумно хлебнул чаю. — Но рыбалка дает время поразмыслить. И я думал. Слушал истории других людей, которые приходили, и все понял.
— Поняли что?— спросила Отрава. — Как я сюда попал, — ответил Горюн. — И как же?
— Спросите лучше у Иерофанта. — Почему вы не можете просто сказать мне? — Так не пойдет, — вздохнул Горюн с неподдельным огорчением. — Существуют законы, им надо следовать. Все подчинено законам. Пока для вашего же блага вам лучше не знать. Слишком рано.
Отрава разочарованно заскрипела зубами. — Теперь второй вопрос.
— Ах да. Как я уже говорил, все подчинено законам. У каждого свой путь, своя роль. И если перестать делать то, для чего ты предназначен, то испортится и все остальное. Мы все — звенья одной цепи, понимаешь? Мне полагается оставаться здесь. Я должен хранить ответы. Если человек заблудился, он приходит ко мне, и я направляю его в нужную сторону. Я даю им так называемый кратчайший путь, вот как вам. — Он ссутулился, даже как будто стал меньше ростом, и потупился, уставясь на кота, который вполглаза наблюдал за ним, притворяясь спящим. — Мне не положено странствовать. И когда я ушел, путники терялись, потому что некому было подсказать им дорогу. Все начало разваливаться.
— Потому что вы делали то, для чего не предназначены — удивленно спросила Перчинка.
— Потому что я понял суть вещей, — пробормотал Горюн. — У меня самого когда-то была история, но она мне не понравилась, и я пытался ее изменить. — Он всхлипнул. — Вот вам мой совет: никогда так не поступайте.
Следующему вопросу Отравы помешал внезапный порыв ветра, который поднялся снаружи, а затем послышалось цоканье копыт, и возле дома остановились лошади.
— Вам пора, — произнес Горюн, указывая шишковатым пальцем на дверь. — Кучер не станет ждать долго.
Перчинка подняла на руки кота, и они вышли. На берегу стояла карета. При виде ее глаза Перчинки загорелись. Не в первый раз Отраве пришлось напомнить себе, что нельзя поддаваться великолепию королевства эльфов. То, что предстало им, было настолько красиво, что могло заставить забыть об осторожности.
Карета была раскрашена в белый и серый цвета, с крестовинами из слоновой кости и золотыми спицам; ступицы изящно отделаны серебром. В карету были запряжены четыре грациозные лошади, облаченные в блестящие доспехи. Гривы лошадей белоснежными облаками колыхались на ветру, со спин свисали кольчужные попоны из золота. Завидев людей, лошади замотали головами и несколько раз щелкнули зубами. И все же безупречная красота этих животных была холодной, даже ледяной, и глаза их смотрели на людей с мрачным, надменным презрением.
Сам Кучер ссутулился на козлах, закутавшись в необъятный белый плащ с капюшоном, так что видны были только его руки, держащие поводья. В нем было все семь футов роста, даже Брэм рядом с ним казался карликом. Кучер свирепо взглянул на путников, и они увидели в капюшоне фарфоровое лицо — идеальные черты, высокие скулы, гладкая, бледная, без единого изъяна кожа. Но и от этой красоты сквозило холодом, потому что зеленые глаза Кучера смотрели на них, как на насекомых, и губы скривились в брезгливой усмешке.
Дверца кареты сама собой открылась. Перчинка обеспокоено посмотрела на Брэма и Отраву и крепче прижала Андерсена к груди. Отрава обернулась к Горюну, который с жалостью смотрел на нее.
— Навестите Иерофанта. У него есть ответы. Отрава не ответила. Они сели в карету и закрыли дверцу.
СДЕЛКА И ПУТЕШЕСТВИЕ
Дворец короля эльфов стоял на пересечении дюжины рек и ручейков и был прекрасным и изысканным, Его нефритовые стены вздымались над озерной долиной, устремляя к небу множество изящных шпилей и башенок разной высоты. Чем ближе к небесам— тем меньше башен. А выше и величественнее всех была та, что точно в центре замка: ее верхушка была изящной и острой, точно игла.
Слишком большое солнце эльфов только начинало свой путь по небосводу, когда Отрава и ее спутники прибыли, и с высоты, с янтарных небес, им открылся потрясающий вид. Зеленые стены дворца переливались в утренних лучах, а сети рек и озер, разрезавшие окрестности, блистали золотом.
— Ты должна это увидеть, Перчинка! — воскликнула Отрава, но девочка даже не шевельнулась. Она свернулась калачиком, уткнувшись лицом в заднюю стенку кареты и закрыв глаза ладонями.
Перчинка сидела так с того самого мига, когда карета внезапно оторвалась от земли и взмыла в небо. Лошади били копытами по воздуху, словно это была твердая почва. Девочка тогда взвизгнула от удивления и в ужасе отпрянула от окон. Похоже, она панически боялась высоты, и Андерсен так и не смог уговорить ее выглянуть из кареты.
Лошади во весь опор неслись ко дворцу, и он становился все больше. Все путешествие заняло меньше часа, но почему-то ночь прошла, и уже настало утро, а пассажиры чувствовали себя так, словно хорошо выспались, хотя никто из них даже не вздремнул. Когда Отрава заметила это, Брэм повторил слова, которые произнес в ту ночь, когда она попрощалась с ним и отправилась в дом костяной ведьмы:
— Время здесь течет по-другому. Возможно, там, дома, прошла уже тысяча лет, и когда мы вернемся, мир изменится до неузнаваемости.
Отрава задумалась.
— Вряд ли я буду по кому-то скучать. Ну, кроме Паруса, конечно. И может, папы. Но он, скорее всего, гораздо счастливее без меня.
— Разве? Как у тебя только язык повернулся сказать такое! — укоризненно произнес Брэм.
— Но ведь это правда, — возразила Отрава. — Он и Мелисса, моя мачеха, только и хотели, что избавиться от меня. С тех самых пор, как поженились. Даже если изо всех сил притворялись, что это не так. — Девочка поймала его скептический взгляд. — Это не просто приступ подростковой обидчивости, Брэм. Я знаю что говорю. Я всегда была для них помехой. Отравой.
— А, так вот почему ты выбрала это имя. — Усы Брэма изогнулись, и кривая усмешка появилась на лице. — Мог бы догадаться.
— А тебе будет чего-то не хватать? — спросила девушка, снова выглянув в окно.
Карета уже приближалась к самой высокой башне дворца.
— Зависит от того, что изменится, — ответил Брэм. — Если к тому времени, как я вернусь, в Крепости в мясной лавке перестанут делать мои любимые сосиски, придется вернуться и сказать королю эльфов пару теплых слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65