— Нам вовсе ни к чему заходить в город, дойти бы только до берега моря — и мы будем счастливы.
Долф не понимал причину внезапной встревоженности Йоханнеса, Николас тоже во все глаза таращился на толстого монаха. Что это ему взбрело в голову?
Так или иначе, кордон стражи, отрезавший дорогу к городу, означал, что путникам придется делать петлю.
Двое всадников, отправившихся с ними в качестве провожатых, указывали путь. И вот в разгар полуденного зноя они увидели внизу море. Справа, окаймленная холмами и отрогами гор, в широкой долине лежала Генуя, нежась в солнечном сиянии. Сверху город напоминал бриллиант, добытый среди скалистых ущелий сказочным великаном. Бриллиант выпал у него из рук, скатился по склонам холмов да так и застрял здесь между горами и кромкой воды. Бесчисленные башенки сверкали под лучами солнца, словно грани бриллианта, а между ними рассыпались блестками крыши домов — целое море крыш! — и над всем этим великолепием вздымался купол собора, половина которого еще была скрыта строительными лесами.
Долф вместе с тысячами ребят, застывших на холме, изумленно рассматривал грандиозные укрепления, набережные, гавань и пристани. Перед ними вырос один из богатейших и наиболее влиятельных торговых центров Европы, который в тысяча двести двенадцатом году превосходил своим могуществом и усиливавшуюся Венецию, и древнюю Пизу. Город контрастов: величественные соборы соседствовали здесь с грязными харчевнями, дворцы — с трущобами, свалками, навозными кучами, и все это рядом! В городе множество бездомных собак, бродячих кошек, а сколько роскошных экипажей, драгоценных украшений, и повсюду нечистоты. На улицах Генуи можно было повстречать выходцев из разных стран: датчан и арабов, славян и греков, ирландцев, болгар, сирийцев. Попадались там крестоносцы, отставшие от своего войска, разорившиеся торговцы и зажиточные купцы, толпы попрошаек и бродяг. Средоточие тайн, заговоров, убийств — и одновременно сокровищница произведений искусства, доставленных сюда из всех известных в ту пору частей света. Исполин, купавшийся в роскоши и плодивший бедность. Мощная крепость, ослабленная впоследствии раздорами собственных жителей. Ожившее воплощение богатства и великолепия, однако мраморные ступени соборов были здесь усеяны нищими калеками. Во дворцах кишели крысы и блохи, и вшей было наверняка больше, чем людей. Город, которому суждено решить судьбу семи тысяч маленьких крестоносцев.
Позади домов открывалось море. Сверкающее, необозримое, оно блистало в жарких солнечных лучах, так что глазам было больно смотреть. Море терялось за линией горизонта, в синей дали сновали рыбацкие шхуны и гребные лодки, покачивались на волнах плоты, над ними с пронзительными криками кружили чайки, то ныряя в волны, то вновь взлетая над водой. Средиземное море… Во времена Долфа средиземноморское побережье неизменно привлекало туристов из северных стран. В средние века море было грозным врагом человека.
Дети застыли в безмолвном восторге. Никто больше не смотрел на огромный город внизу — они не могли оторвать взоров от моря, великолепного, лазурного и устрашающего моря. Пожалуй, никому из них не доводилось еще в своей жизни видеть моря, они не представляли себе, как оно выглядит. Действительность превзошла все ожидания.
Дети, открыв рты, воззрились на безграничную водную гладь. Еще немного, они спустятся к берегу, Николас возденет руки — и морская пучина расступится… Правда, теперь, когда они своими глазами увидели море, терявшееся где-то в необозримой дали, неясные сомнения закрались в душу. Неужели безбрежное море и впрямь отступит перед ними?
Малыши подумали, что город, раскинувшийся внизу, и есть долгожданный Иерусалим. Они разразились ликующими криками, они рвались поскорее спуститься к берегу, чтобы увидеть, как побегут сарацины. Старшие с трудом сдерживали лихорадочный напор малышни, но и терпению старших наступал предел. Они желали наконец увидеть обещанное им чудо. Подстегиваемые радостным ожиданием, крестоносцы ускорили шаг, устремляясь по склону холма вниз, к берегу моря.
Волнами обтекая скалистые уступы, колонна детей спустилась к пустынному побережью. На отмели, затененной кронами сосен, вырос походный лагерь. Некоторые ребята попытались проникнуть в город, но по пути были остановлены стражей и отправлены восвояси. Генуэзцы твердо вознамерились не подпускать близко крестоносцев.
Впрочем, те не особенно огорчались. С вожделением всматривались они в морскую даль: там, за горизонтом, ждет их Иерусалим, белоснежное чудо, созданное детской фантазией.
— Завтра, — звучно объявил Ансельм, — Николас явит нам чудо. Раскиньте шатер, дети, ему предстоят сутки поста и молитв.
И дети, измученные ожиданием, поняли его. Что это за чудо, которое происходит само по себе? Нет уж, чудотворец вначале должен подготовиться. Шатер поставили под тенистой сосной, и Николас молча удалился к себе. Ни один человек не нарушил уединения затворника, даже баронские дети не осмеливались войти к нему. Наблюдая все это, Долф поймал себя на том, что сочувствует бедняге: Николас-то и впрямь рассчитывал на чудо. Конечно, вера горами движет, но Средиземное море ей не осилить.
Вера утешает человека и несчастье, но против законов природы она бессильна. Долф знал, что затея Николаса обречена, но ему было горько от этой мысли. Радостное возбуждение, овладевшее детьми, страшило его. Как поведут они себя завтра, когда никакого чуда не произойдет?
Дон Йоханнес метался по лагерю, словно курица, которая пристраивается на насест. Долфу бросилось в глаза, что преподобный отец извелся от переживаний. Глаза его были полны слез, он с плачем гладил ребят по голове и приговаривал, обнимая их:
— Да сжалится над вами Господь, милые детки…
Долф решил, что монах просто-напросто рехнулся.
Напрасно Ансельм увещевал своего безутешного собрата:
— Успокойся, брат мой, иначе дети могут подумать, что им грозит какая-то опасность.
— А то как же… — содрогаясь от рыданий, выдавил Йоханнес.
Ансельм перебил его:
— Тише… Займи детей работой, мне нужно в город, пока не стемнело.
— Нет! Нет! — вскричал Йоханнес, бухаясь коленями прямо на камни и умоляюще протягивая руки к Aнсельму. — Прошу тебя: не делай этого!
Ничего не подозревающий Долф проходил мимо, монахи не заметили его, и он, ошарашенный, застыл на месте.
Ансельм с раздражением оттолкнул Йоханнеса ногой, да так, что тот едва не упал.
— Вставай, дурень, забыл ты, что ли, какое вознаграждение нам обещано?
В следующую секунду Ансельм замолчал: он приметил Долфа.
— А ты что здесь крутишься? Убирайся отсюда! Какое тебе дело до того, о чем беседуют между собой святые отцы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89