Глава IX
МАЙОР СОБОЛЬ ОБЪЯВЛЯЕТ ШАХ
В двенадцатом часу ночи собеседники возвращались на центральную усадьбу. Кристев отказался от приглашения к ужину и, ссылаясь на недомогание, ушел к себе во флигель. Боровских незаметно сделал Алмазову знак задержаться. Они отстали от идущих впереди на несколько шагов.
— Савва Никитич, что вы наделали? — сказал Боровских. — Вы привезли его сюда?
— Да, Виктор Михайлович! Состояние его весьма удовлетворительное. Он так рвался сюда. Когда он пришел в себя, чуть ли не первой просьбой было — отвезти его в этот сад. Да и пребывание здесь, без сомнения, скажется на его окончательном выздоровлении самым благоприятным образом.
— Жаль, конечно, что я не мог предупредить вас, — сказал Боровских. — Ну, что сделано, то сделано. Нужно тотчас же поставить в известность Павла Ефимовича.
Они догнали Любушко. Алмазов, беря его под руку, шепнул:
— Пойдем к тебе, есть неотложный, серьезный разговор…
Когда Любушко, Алмазов и вошедший с ними Боровских оказались с глазу на глаз, академик опросил:
— Что за таинственность? Скажи, наконец, Савва Никитич, кого же ты привез ко мне?
— Профессора Кристева, — спокойно отвечал Алмазов.
— Как?! — ахнул Любушко, отступая на шаг. Он перевел взгляд с Алмазова на Боровских, нервно потер руки. — А этот профессор Кристев?
— Это — не профессор Кристев, — оказал Боровских. — Прошу, Павел Ефимович, извинить меня за небольшую, но необходимую, мистификацию. Я также не тот, за кого вы меня принимаете. Моя фамилия — не Боровских, и к мичуринской науке я имею очень отдаленное отношение. Я — майор Соболь.
Любушко внимательно посмотрел на него.
— Ага! Так, так. Начинаю понимать. Однако, дела: Кристев — не Кристев, Боровских — не Боровских… Может быть и профессор Алмазов — не Алмазов?
— Нет уж, за собственную достоверность могу поручиться, — засмеялся Алмазов.
— Но кто же все-таки тогда этот лже-профессор?
— Первоклассный негодяй, вполне достойный своих хозяев, — отвечал Соболь. — Так сказать, сильно уменьшенная копия: те убивают оптом и наживают миллиарды, этот убивает в розницу и получает сотни.
— Так что ж, изолировать его немедля, и дело с концом! — сказал Любушко. — Со боль покачал головой.
— Это было бы проще всего. Но пока придется повременить. Будьте начеку. Примите меры, чтобы подлинного Кристева никто не видел…
В этот момент на лестнице раздались тяжелые, спотыкающиеся шаги, дверь распахнулась, и в комнату ворвался дед Савчук — без фуражки, с разорванным воротом рубахи, с разбитым в кровь лицом.
— Сбежал! — крикнул он, задыхаясь.
— Кто? — в один голос воскликнули Любушко и Алмазов.
— Да цей чортов гестаповський прохвессор! — и Соболь схватил трубку телефона, подул в раковину.
— Так и следовало ожидать, — сказал он, кладя трубку обратно. — Уходя, он порвал провода.
…За двадцать минут, прошедшие с момента, когда мнимый Кристев покинул лужайку, разыгрались некоторые непредвиденные события. Трудно передать состояние лже-профессора, добравшегося, наконец, до отведенной ему комнаты: это было сложное сочетание растерянности и тревоги. Купить секрет было нельзя ни за какие деньги. Похитить — тоже, ибо секрета не существовало. Плод был здесь, он дразнил взгляд и воображение. Но взять его, унести, скрыть от людских взоров, лишить кого бы то ни было возможности пользоваться его чудесными свойствами было немыслимо. Это поразительное достижение науки уже составляло достояние множества людей, причастных к созданию «Рубиновой звезды». Яблоко не возвращало утраченной молодости, Любушко ясно сказал об этом. Мнимый Кристев чувствовал себя как человек, который протянул руку, чтобы схватить видимый предмет, и схватил воздух. И это рождало растерянность.
А тревогу вселяло все: перемена в отношении к нему Любушко после обеда — еле уловимая, но все же перемена, настойчивое стремление академика втянуть гостя в обсуждение очень специальных вопросов. Лже-профессору потребовалась вся изворотливость, чтобы уклониться от этих, может быть, намеренных ловушек. Тревожило внезапное исчезновение Твердохлеба, которому председатель облисполкома поручил его сопровождать. Чутье подсказывало старому волку, что он висит на волоске.
Нужно было действовать. Но как? Убить Любушко? Сам лже-профессор понимал всю бессмысленность такого поступка. В сознании мнимого Кристева не укладывалась мысль, что такое ценнейшее открытие может быть не засекречено. Должна же иметься какая-то технология, значит — должны быть записи, дневники, формулы, словом то, что явилось бы для него «оправдательными документами». Фрэнк не любил платить деньги даром. Эти документы и следовало взять.
Придя к такому выводу, мнимый Кристев решил действовать не медля ни минуты. Сейчас Любушко, его сотрудники и гости, видимо, ужинают. Момент был благоприятным. Лже-профессор достал из портфеля диковинный инструмент, напоминавший тот универсальный консервный нож, которым, как уверяет прилагаемая для покупателей инструкция, можно не только открывать жестяные банки, но и заколачивать гвозди, шинковать капусту и, кажется, даже тачать сапоги. Впрочем, инструмент имел отнюдь не мирное, хозяйственное назначение: перед этим последним творением гангстерской техники не мог устоять ни один замок, даже сейф представлял не больше затруднений, чем коробка с крабами. Мнимый Кристев пощупал — хорошо ли выходит из ножен финка, скрытая под левым бортом пиджака (этим оружием снабдил его Щербань). Потом повернул выключатель и вышел из комнаты.
В двухэтажном доме, в комнате Любушко, горел свет, и это неприятно поразило мнимого профессора. Он решил попытать счастья в лаборатории, занимавшей правое крыло нижнего этажа. «Гость» обогнул дом и увидел еще одно освещенное окно. Так как окна в первом этаже были расположены довольно высоко, он встал на выступ стены, схватился за открытую раму и подтянулся. То, что лже-профессор увидел в комнате, поразило его, как удар молнии. Видение продолжалось две-три секунды, но отпечаталось в мозгу с необычайной яркостью и рельефностью. В кресле, в профиль к окну, сидел одетый в пижаму смуглый, черноусый человек — настоящий, живой Кристев. Перед ним на столе стояла серебряная ваза с рубиновыми плодами.
Выпустив раму, мнимый Кристев почти свалился па землю. У Безымянного (вернем ему прежнюю кличку) все спуталось в голове: «Рубиновая звезда», Любушко, дед Савчук, Кристев мертвый и Кристев живой, документы… На миг он предположил, что помешался. Даже волшебная таблетка не внесла просветления в запылавший мозг. Понятным стало одно: он разоблачен! Сейчас, сию секунду его могут взять. Безусловно, его уже подстерегают во флигеле или снаружи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27