Там?
Акбар поставил уши стоймя и шумно втянул носом воздух.
— Вперед, собачка, вперед!
С ловкостью завзятого скалолаза собака короткими, точными бросками взбиралась на камни. За ней поднимался Соболь. Луч фонаря осветил щель, заваленную обломками песчаника. Соболь принялся отваливать их. Перед ним открылось нечто вроде пещеры. Первой скользнула туда собака.
Соболь выглянул из пещеры и помахал фонариком.
— Савва Никитич! Здесь! Поднимайтесь справа, там есть что-то вроде ступенек…
На полу низкой и тесной пещеры лежало распростертое навзничь тело человека в одном белье. Смуглое, черноусое лицо было обращено вверх, смерть еще не побелила его. Над телом стоял Акбар и поглядывал на людей умными, почти человеческими глазами.
Соболь сразу же обратил внимание на странное обстоятельство: кругом не было ни капли крови.
— Светите! — сказал Алмазов, опускаясь на колени.
Он внимательно осмотрел тело.
— Задушен? — спросил Соболь.
— Нет. Картина представляется в следующем виде: его захлороформировали или с помощью какого-то похожего, очень сильного наркоза привели в бессознательное состояние. Затем его втащили в пещеру, раздели, и уже потом нанесли ножом удар в сердце.
— Понятно, — сказал Соболь. — Убийце были нужны его костюм и документы. Но почему же нет крови?
— Удар был нанесен с такой силой, что тонкий клинок, вроде стилета, сломался. Обломок сидит в теле, плотно запирая рану. Кровь даже не излилась в околосердечную сумку. При ранениях сердца смерть зачастую вызывается тем, что собравшаяся в перикардии кровь давит на сердце и не дает ему работать. Но он умер не по этой причине. В данном случае смерть последовала от травматического шока.
— Давно был нанесен удар?
— Часа полтора назад.
— Он умер тотчас же?
— Нет. Всего несколько минут назад. Может быть, пять — шесть.
— Как же он прожил столько времени с ранением сердца?
— Ничего удивительного. Я знал человека, который жил с обломком кинжала в груди полгода, не подозревая об этом и сохраняя трудоспособность…
— Значит — смерть?
— Да. Но…
Соболь с удивлением посмотрел на профессора: какое же может быть еще «но», когда человек мертв?
— Но пока это только клиническая смерть.
— Я не силен в медицине, Савва Никитич, но смерть есть смерть.
— Объясню потом. А сейчас повторю вам ваши собственные слова: дорог каждый миг. Коллега, скорее — шприц!..
Ассистент приподнял голову убитого, и профессор Алмазов ввел иглу под кожу за ухом. Соболь широко открыл глаза — он ждал от профессора чуда, ему представилось даже, что вот сейчас Кристев поднимет веки, вздохнет… Но ничего не произошло. Ассистент осторожно опустил голову, оставшуюся безжизненной.
С чрезвычайной осторожностью тело на плаще Соболя спустили вниз и положили на носилки. Все это выполнялось с какой-то особенно четкой, напряженной быстротой.
— Теперь — в институт! — скомандовал профессор, когда носилки были задвинуты в машину. Шофер дал полный газ.
— Вы хотели пояснений? — услышал Соболь голос Алмазова. — Так вот, вкратце, Виктор Михайлович. Если вы, например, прикажете долго жить, и у вас остановятся сердце и дыхание, то это и будет клиническая смерть. Конец ли это? Прежде, когда полагали, что смерть наступает мгновенно, это считали концом. Сегодня советская наука, глубоко изучающая этот критический момент, говорит иное. Переход от жизни к смерти совершается не сразу, не внезапно. Это сложный, длительный процесс, распадающийся на отдельные этапы.
Соболь слушал профессора с напряженным вниманием. Майор имел, конечно, представление о современных — научных воззрениях на этот вопрос. Но то, что говорил Алмазов сейчас, в этой обстановке, приобретало особый смысл. Передовая наука, которая борется за самое драгоценное в этом мире — за человеческую жизнь, передовая наука во всем своем могуществе устами профессора Алмазова должна была решить судьбу Кристева: быть или не быть?
— После остановки сердца и дыхания в теле некоторое время еще теплится жизнь, в клетках еще происходит обмен веществ, — продолжал Алмазов. — И хотя клетки уже не получают кислорода, который доставлялся им током крови, они еще продолжают жить за счет накопленных запасов. Это и есть клиническая, относительная смерть, точнее — первые шаги умирания.
Затем в клетках начинаются процессы разложения, распада. Наименее устойчивыми оказываются самые нежные, самые сложные, нервные клетки мозга, особенно коры больших полушарий. Более грубые, простые клетки, кожных покровов, волос, ногтей живут еще очень долго. Клетки сердечной мышцы сохраняют свои свойства даже через сутки после установленной смерти. Но клетки коры головного мозга погибают безвозвратно через семь — восемь минут после того, как прекратятся дыхание и кровообращение. В этих клетках происходят, как выражаются физиологи, необратимые изменения. А это — самые ценные клетки, они управляют основными жизненными процессами в нашем организме, в том числе и дыханием. И тогда помочь не может уже ничто — это конец, небытие, биологическая смерть…
— Так все-таки, Савва Никитич, — оказал Соболь, — жив или мертв человек, которого мы везем?
— Ни то, ни другое. Он находится, если можно так выразиться, между двух смертей — клинической и биологической.
— И наука знает способы повернуть вспять процесс умирания?
— В недалеком будущем, вероятно, для передовой науки не будет невозможного в этой области. Я верю в это. Пока же хочу обратить ваше внимание на очень важную и интересную деталь: убийца сам испортил себе все дело. Он захлороформировал свою жертву, прежде чем нанести смертельный удар. Знаете ли вы, что недавно ленинградский патофизиолог, профессор Галкин, сделал удивительное открытие? Он установил, что в наркозном сне необыкновенно меняются многие свойства организма. Наркоз позволяет клеткам сохранять жизнеспособность в таких условиях, которые смертельны в нормальном состоянии. Искра жизни поддерживается минимальным количеством кислорода, находящегося в тканях и крови. Весьма вероятно, что именно это обстоятельство и оттянуло наступление клинической смерти. Оружие врага обратилось против него самого.
— Но есть ли возможность задержать наступление биологической смерти?
Алмазов помолчал.
— Еще недавно я ответил бы вам — нет. Сегодня скажу вам — да! Есть. Я вспрыснул этому человеку мой новый препарат, который отодвигает гибель клеток высших отделов центральной нервной системы. Срок их обратимости удлинился. Выигрыш во времени может быть невелик, но он достаточен для того, чтобы мы успели доставить нашего пациента на операционный стол…
— Савва Никитич! — Соболь горячо сжал руку профессора. — Неужели есть надежда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Акбар поставил уши стоймя и шумно втянул носом воздух.
— Вперед, собачка, вперед!
С ловкостью завзятого скалолаза собака короткими, точными бросками взбиралась на камни. За ней поднимался Соболь. Луч фонаря осветил щель, заваленную обломками песчаника. Соболь принялся отваливать их. Перед ним открылось нечто вроде пещеры. Первой скользнула туда собака.
Соболь выглянул из пещеры и помахал фонариком.
— Савва Никитич! Здесь! Поднимайтесь справа, там есть что-то вроде ступенек…
На полу низкой и тесной пещеры лежало распростертое навзничь тело человека в одном белье. Смуглое, черноусое лицо было обращено вверх, смерть еще не побелила его. Над телом стоял Акбар и поглядывал на людей умными, почти человеческими глазами.
Соболь сразу же обратил внимание на странное обстоятельство: кругом не было ни капли крови.
— Светите! — сказал Алмазов, опускаясь на колени.
Он внимательно осмотрел тело.
— Задушен? — спросил Соболь.
— Нет. Картина представляется в следующем виде: его захлороформировали или с помощью какого-то похожего, очень сильного наркоза привели в бессознательное состояние. Затем его втащили в пещеру, раздели, и уже потом нанесли ножом удар в сердце.
— Понятно, — сказал Соболь. — Убийце были нужны его костюм и документы. Но почему же нет крови?
— Удар был нанесен с такой силой, что тонкий клинок, вроде стилета, сломался. Обломок сидит в теле, плотно запирая рану. Кровь даже не излилась в околосердечную сумку. При ранениях сердца смерть зачастую вызывается тем, что собравшаяся в перикардии кровь давит на сердце и не дает ему работать. Но он умер не по этой причине. В данном случае смерть последовала от травматического шока.
— Давно был нанесен удар?
— Часа полтора назад.
— Он умер тотчас же?
— Нет. Всего несколько минут назад. Может быть, пять — шесть.
— Как же он прожил столько времени с ранением сердца?
— Ничего удивительного. Я знал человека, который жил с обломком кинжала в груди полгода, не подозревая об этом и сохраняя трудоспособность…
— Значит — смерть?
— Да. Но…
Соболь с удивлением посмотрел на профессора: какое же может быть еще «но», когда человек мертв?
— Но пока это только клиническая смерть.
— Я не силен в медицине, Савва Никитич, но смерть есть смерть.
— Объясню потом. А сейчас повторю вам ваши собственные слова: дорог каждый миг. Коллега, скорее — шприц!..
Ассистент приподнял голову убитого, и профессор Алмазов ввел иглу под кожу за ухом. Соболь широко открыл глаза — он ждал от профессора чуда, ему представилось даже, что вот сейчас Кристев поднимет веки, вздохнет… Но ничего не произошло. Ассистент осторожно опустил голову, оставшуюся безжизненной.
С чрезвычайной осторожностью тело на плаще Соболя спустили вниз и положили на носилки. Все это выполнялось с какой-то особенно четкой, напряженной быстротой.
— Теперь — в институт! — скомандовал профессор, когда носилки были задвинуты в машину. Шофер дал полный газ.
— Вы хотели пояснений? — услышал Соболь голос Алмазова. — Так вот, вкратце, Виктор Михайлович. Если вы, например, прикажете долго жить, и у вас остановятся сердце и дыхание, то это и будет клиническая смерть. Конец ли это? Прежде, когда полагали, что смерть наступает мгновенно, это считали концом. Сегодня советская наука, глубоко изучающая этот критический момент, говорит иное. Переход от жизни к смерти совершается не сразу, не внезапно. Это сложный, длительный процесс, распадающийся на отдельные этапы.
Соболь слушал профессора с напряженным вниманием. Майор имел, конечно, представление о современных — научных воззрениях на этот вопрос. Но то, что говорил Алмазов сейчас, в этой обстановке, приобретало особый смысл. Передовая наука, которая борется за самое драгоценное в этом мире — за человеческую жизнь, передовая наука во всем своем могуществе устами профессора Алмазова должна была решить судьбу Кристева: быть или не быть?
— После остановки сердца и дыхания в теле некоторое время еще теплится жизнь, в клетках еще происходит обмен веществ, — продолжал Алмазов. — И хотя клетки уже не получают кислорода, который доставлялся им током крови, они еще продолжают жить за счет накопленных запасов. Это и есть клиническая, относительная смерть, точнее — первые шаги умирания.
Затем в клетках начинаются процессы разложения, распада. Наименее устойчивыми оказываются самые нежные, самые сложные, нервные клетки мозга, особенно коры больших полушарий. Более грубые, простые клетки, кожных покровов, волос, ногтей живут еще очень долго. Клетки сердечной мышцы сохраняют свои свойства даже через сутки после установленной смерти. Но клетки коры головного мозга погибают безвозвратно через семь — восемь минут после того, как прекратятся дыхание и кровообращение. В этих клетках происходят, как выражаются физиологи, необратимые изменения. А это — самые ценные клетки, они управляют основными жизненными процессами в нашем организме, в том числе и дыханием. И тогда помочь не может уже ничто — это конец, небытие, биологическая смерть…
— Так все-таки, Савва Никитич, — оказал Соболь, — жив или мертв человек, которого мы везем?
— Ни то, ни другое. Он находится, если можно так выразиться, между двух смертей — клинической и биологической.
— И наука знает способы повернуть вспять процесс умирания?
— В недалеком будущем, вероятно, для передовой науки не будет невозможного в этой области. Я верю в это. Пока же хочу обратить ваше внимание на очень важную и интересную деталь: убийца сам испортил себе все дело. Он захлороформировал свою жертву, прежде чем нанести смертельный удар. Знаете ли вы, что недавно ленинградский патофизиолог, профессор Галкин, сделал удивительное открытие? Он установил, что в наркозном сне необыкновенно меняются многие свойства организма. Наркоз позволяет клеткам сохранять жизнеспособность в таких условиях, которые смертельны в нормальном состоянии. Искра жизни поддерживается минимальным количеством кислорода, находящегося в тканях и крови. Весьма вероятно, что именно это обстоятельство и оттянуло наступление клинической смерти. Оружие врага обратилось против него самого.
— Но есть ли возможность задержать наступление биологической смерти?
Алмазов помолчал.
— Еще недавно я ответил бы вам — нет. Сегодня скажу вам — да! Есть. Я вспрыснул этому человеку мой новый препарат, который отодвигает гибель клеток высших отделов центральной нервной системы. Срок их обратимости удлинился. Выигрыш во времени может быть невелик, но он достаточен для того, чтобы мы успели доставить нашего пациента на операционный стол…
— Савва Никитич! — Соболь горячо сжал руку профессора. — Неужели есть надежда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27